Я не спала, лежала с открытыми глазами в темноте. Передо мной, словно призрачные видения, проносились лица убитых накануне людей – Наташа и эти двое из «гранд-чероки». Сволочушки, конечно, только смерти они не заслуживали. А я их убила. Да, именно я. Так же, как убила уже многих. Нет, я не Буратино, я не создана на радость людям, создана на погибель… Все-таки интересно, как Контора меня вычислила? Очень это странно! Что-то здесь не так! И прежде чем я снова решусь на бегство, нужно понять – что подвело меня на этот раз. Наступать снова на те же грабли я не намерена.

– Как вы понимаете, мы здесь работаем не за награды, но поскольку ваше участие в нашем деле можно назвать, не лукавя, добровольно-принудительным и до сих пор, несмотря на некоторую строптивость, вы успешно справлялись со всеми поручениями…

Я сидела в старом плетеном кресле напротив Лаевского. За раскрытым окном шумели березы, был разгар лета. За прошедшие месяцы я уже трижды участвовала в операциях Конторы, причем дважды основная задача ложилась на мои плечи. Результаты заслужили высшую оценку господина Лаевского, но это не означало послабления режима. Я по-прежнему жила на базе. Теперь мои передвижения не ограничивали, но не обязательно сидеть за решеткой, чтобы чувствовать себя заключенной. Сейчас я как никогда ясно понимала это. Люди, с которыми я вежливо здоровалась каждый день, над чьими шутками мне случалось смеяться, люди, которые провожали меня на задания и встречали, когда я возвращалась с победой, – все они были моими тюремщиками. Правда, ощущение несвободы постепенно отошло на второй план. Я начинала понемногу ощущать себя частью команды. Разве не этого и добивался господин Лаевский?

Но я не смирилась. Только права на ошибку у меня больше нет, поэтому я буду ждать! Подумала, что сегодня Лаевский очень многословен. Ну и что же за награду ты мне пообещаешь? Плюшевого мишку, коробку шоколадных конфет или на свободу выпустишь, как птичек раньше по весне выпускали, – нет, вряд ли!

– Что вы скажете о поездке на юг? Сочинский кинофестиваль, как говорится, на носу. Как вы, кстати, относитесь к кино?

– Очень хорошо! – призналась я.

В Чудове кино стало для меня настоящей отдушиной, те фильмы, что я видела по телику и в местной киношке, показывали другую жизнь. Настоящую жизнь, так не похожую на убогое существование, которое вели те, кто окружал меня с самого детства. Если бы не эта вера в то, что есть иная реальность, иная жизнь, вероятно, и не отправилась бы я в Питер. Правда, может, так было бы лучше. Для всех.

– Прекрасно! Разумеется, – продолжил Валентин Федорович, – я не просто так направляюсь на курорт, там нам предстоит встретиться с человеком, с которым долго и плодотворно сотрудничает наша организация. Но это чисто деловая встреча, вас же я надеюсь видеть на ней в качестве эскорта и… телохранителя.

Чудесно, по крайней мере, не нужно никому вышибать мозги. Ничего другого делать, правда, не умею – но любимой эту работу назвать пока еще, к счастью, не могу! Правда, навыками телохранителя я не обладала, но Валентин Федорович считает иначе, а ему, конечно, виднее.

– Совместим, так сказать, приятное с полезным! – продолжил он. – Да и вам будет полезно прогуляться!

– Вы мне так доверяете, Валентин Федорович?

– Я полагаюсь на ваше благоразумие и надеюсь, что вы уже достаточно хорошо усвоили майский урок и поняли, что от судьбы не уйдешь…

– У вас длинные руки! – кивнула я.

– Можно и так выразиться! Подбирайте себе туалет – немного времени у нас в запасе есть!

Что ж – по крайней мере в этом он не обманул: обещал ведь при поступлении увлекательные поездки. Сейчас Сочи, а там, глядишь, до Канн доберемся! Я не спрашивала, но очевидно, Марьянова в Сочи не будет. Марьянов был командирован в Германию, если только мне сказали правду. Открыток он оттуда не присылал и теоретически мог быть сейчас где угодно – хоть в Германии, хоть на Аляске!

Оставшись в одиночестве, Валентин Федорович подошел к окну и, распахнув шире ставни, прислушался к птичьему гомону в лесу. Эта база была не единственной у Конторы, но Лаевский любил именно это место. Красота природы подчеркивала несовершенство человеческого мира. Мира, который он всеми силами пытался сделать хотя бы немного лучше. Огнем и мечом. Только так.

И Анжелика Королева была всего лишь одним из его инструментов. Он часто задумывался над тем, насколько ей можно доверять. Насколько ему удалось приручить эту красивую бестию? Во время последних заданий у нее не раз был шанс повторить попытку побега, но она не воспользовалась этим. Потому что смирилась со своей участью, приняла условия игры, стала частью команды? Или потому, что хочет сорваться наверняка, потому что чувствует, что за ней все еще наблюдают… Трудно проникнуть в человеческую душу. Что ж, поживем – увидим!

Уже по дороге на фестиваль он сообщил мне кое-какие подробности предстоящей встречи. Человек, с которым он собирался вести переговоры, был немцем (еще один немец в Сочи! – сразу мелькнула мысль).

– Он тоже печется об интересах России?! – спросила я.

Тогда Лаевский не отреагировал на мою иронию. Позднее я узнала, что по заказу Гюнтера Штессмана Контора проводила кое-какие «исследования», как выразился Лаевский, а проще говоря, занималась промышленным шпионажем. Как объяснил Валентин Федорович, господин Штессман инвестировал большие деньги в российский бизнес, и следовательно, упрочение его положения на рынке было в интересах России.

Из аэропорта ехали на «Мерседесе», специально арендованном Конторой. За рулем сидел шофер из числа агентов – от услуг водителя, предложенного фирмой проката машин, мы отказались. Лаевский говорил с кем-то по мобильному телефону. Обычные переговоры, обычно я старалась прислушиваться ко всему, что он говорил. «Фильтровала базар», как выражаются блатные. Однако сейчас господин Лаевский беседовал с супругой, и ловить здесь было нечего. Странно было слышать, как этот человек ласково воркует в трубку, странно видеть его лицо, на нем застыло какое-то мучительное выражение. Что такое, Валентин Федорович?! Угрызения совести терзают – жене-то изменяете с докто-рицей?! А я думала, они вам незнакомы – угрызения совести! Железный Валентин, идейный потомок железного Феликса. Памятник вам следует поставить, вот что! Бронзовый монумент посреди леса – Лаевский с арбалетом в руках попирает врагов государства…

Наконец Валентин Федорович повернулся ко мне.

– Погода, жаль, сейчас не идеальна!

– Но мы ведь не выходим в море?!

– Нет, морские операции в этот раз не запланированы! – улыбнулся он. – Но вы могли бы позагорать!

Вот и Сочи. Там в свое время мне пришлось по заказу Стилета уничтожить одного немецкого бизнесмена, а заодно влепить пулю в живот предателю Самошину, который неожиданно и весьма кстати подвернулся под руку. Правда, целилась немного ниже… Тогда я исчезла, не засветившись, но все-таки возвращаться туда немного побаивалась.

– Не беспокойтесь, – заметил Лаевский, угадавший мои мысли, – вас не узнают! Вы не читали Честертона. У него есть прекрасный рассказ из цикла об отце Брауне. Главный герой раскрывает убийство, случившееся во время кровопролитного сражения. Он постиг логику убийцы, сумевшего остаться безнаказанным: проще всего спрятать камень – на берегу морском, спрятать лист – в лесу, а мертвое тело – на поле боя. Мы будем в гуще фестивальных событий, Лика, и именно поэтому на нас никто не обратит внимания – там хватает известных личностей!

– Я поняла! – кивнула я. – Но журналисты могут…

– Забудьте, они охотятся за звездами – а мы таковыми, к сожалению, или скорее – к счастью, не являемся!

Тем не менее сразу по прибытии мне посчастливилось познакомиться с типичным представителем журналистской братии.