То есть закупать еды с каждым годом требовалось все больше и больше, а денег меж тем становилось все меньше и меньше: нефтяные цены начали свое плавное снижение с 1981 года, а в 1986 году планирование перешло в пикирование – цены просто обрушились:

1980 – 66,1 $ (средневзвешенная цена за баррель),

1981 – 57,6 $,

1982 – 50,3 $,

1983 – 45,2 $,

1984 – 42,2 $,

1985 – 39,9 $,

1986 – 19,9 $.

Удивительно ли, что пациент умер?..

Но, может быть, ценой удушения сельского хозяйства Совок сделал себе такую крепкую промышленность, что мог завалить весь мир автомобилями, комбайнами и тракторами? Завалить действительно мог. Но только насильно. Как писал один из экономистов, «ко второй половине 80-х годов наша страна вышла на самые передовые позиции в мире по производству низкокачественной техники. Отставая от США по производству зерна... мы опередили их по выпуску тракторов в 6,4 раза, по зерноуборочным комбайнам – в 16 (!) раз. Чтобы произвести столько зерноуборочных комбайнов, сколько их стояло в наших хозяйствах на ремонте в 1987 году, американской промышленности пришлось бы работать 70 лет».

Феерическая картина: страна, которая не может прокормить себя, тратит уйму сырья и энергии, выпуская циклопическое количество тракторов и комбайнов, которые, выйдя с конвейера, тут же ломаются и гниют в колхозах под открытым небом без запчастей, потому что запчасти – дефицит. Отчего происходил весь этот абсурд? От плановой экономики. Если вы в своем организме начнете слать циркуляры печени, селезенке или железам внутренней секреции с указаниями, чего, в какие сроки и в каких количествах они должны произвести, вы вскоре помрете. И не стоит этому удивляться.

В 1979 году зампред Совета министров СССР и одновременно председатель Госкомитета СССР по науке и технике – весьма, между прочим, редкий для поздней советской элиты экземпляр партийного интеллектуала, специалист в области теплофизики и термодинамики, лауреат Ленинской и Государственных премий академик Владимир Кириллин – пишет руководству страны докладную записку, в которой указывает, что ситуация в стране очень опасная: СССР закупает продукции машиностроения на 7,5 миллиардов рублей больше, чем продает за рубеж. На покрытие этой дыры уходит две трети всех валютных поступлений от продажи нефти и газа. Оставшуюся треть съедают закупки еды. Нужно что-то делать, ребята... Ребята даже не почесались.

После обрушения цен на нефть высшее руководство страны так же не ударяет пальцем о палец, чтобы провести в стране структурные реформы, а просто начинает брать за границей огромные займы; эти деньги элементарно проедаются, на них закупают за рубежом еду и технику. Коммунисты профукали прошлое и настоящее своей страны, а теперь начали проедать ее будущее. За эти коммунистические долги Россия расплачивается до сих пор...

Уже перед самым концом империи, прикидывая размеры гроба, который вскоре понадобится для похорон этой огромной разлагающейся туши, последний советский премьер Валентин Павлов (кличка в народе «Ёжик») писал: «По результатам торговли прошлого года мы стали должниками почти всех стран, даже Восточной Европы – Венгрии, Югославии...»

В стране тогда в изобилии были только талоны на отсутствующие продукты питания. Мясо, масло, макароны, спички, соль, водка, мыло, сигареты, туалетная бумага – все было по талонам. Отпуск хлеба в одни руки ограничен. Дошло до того, что даже в Москве на предприятиях в так называемых «продуктовых заказах» вместо обычных шпрот, печенья «Юбилейного» и «сухой колбасы» стали раздавать крупу, сахар и хозяйственное мыло. Я сам получал эти пайки... Костлявая рука голода вновь простерлась над страной.

Разные области СССР тогда начали воздвигать на своих границах подобие таможен, запрещая вывоз продуктов питания в соседние области. В Архангельской области выдают 200 г масла на человека в месяц, мяса – полкило на человека, сахара – 1 кг. В Перми такая же норма по маслу, но масло не выдается в связи с его полным отсутствием. В Нижегородской области есть молоко в свободной продаже, но его хватает на 1 час торговли в день. Растительного масла и сахара в Нижнем и Перми нет вообще, поскольку таможни Краснодарского края, Вологодской, Саратовской, Пензенской, Тверской, Липецкой, Оренбургской областей, Татарстана и Украины запретили вывозить стратегические ресурсы за свои границы. Самая лучшая ситуация в стране с солью – она есть во многих городах не просто в «заказах» на предприятиях, но даже в свободной продаже. Однако в Туле, Воронеже, Самаре, Улан-Удэ, Екатеринбурге, Комсомольске-на-Амуре уже нет и соли. В Челябинске начинается трехдневный мятеж...

Помощник президента Горбачева Анатолий Черняев оставил о том времени (1991 год) следующую запись, напоминающую апокалиптические строки из романа Айн Рэнд: «Гибнет урожай, рвутся связи, прекращаются поставки, ничего нет в магазинах, останавливаются заводы, бастуют транспортники. Что будет с Союзом? Думаю, что к новому году мы страны иметь не будем... Дефицит хлеба. Тысячные очереди у тех булочных, где он есть... Мы на пороге кровавой катастрофы...»

С чего большевики начали, тем они и кончили. Они приняли страну в разрухе и в полной разрухе сдали ее новым властям. Ох, виноват... Кое-что они все-таки сделали. Теперь у страны была еще атомная бомба... «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем!»

Сегодня, по прошествии многих лет, некоторые граждане, сыто ковыряя в зубах зубочисткой, любят на досуге порассуждать о том, какая могучая страна у нас была, как ее все боялись... Боялись, конечно. Как нормальный человек боится в хлам пьяного опустившегося соседа с ящиком гранат в пустой облупленной квартире...

Эти ковыряющие зубочисткой люди любят поговорить о том, можно ли было спасти, сохранить Советский Союз. И им совершенно невдомек, что сохранять было уже нечего.

Ужасная система, основанная не на интересе, а на принуждении, дала дуба.

Большевики ушли, и спасать страну, проводя рыночные преобразования, пришлось совсем другим людям. Они вытащили и накормили страну, ликвидировали дефицит. Но память о великом и ужасном Совке еще жива в людях...

До сих пор моя 80-летняя тетка Лида, дай ей бог здоровья, не перестает удивляться: «Нынче все есть в магазинах. Как в сказке! Теперь только и жить, да жаль мало осталось...»

После чего без паузы вполне может добавить: «Разграбили страну демократы! Все было народным, а теперь разворовали заводы-фабрики...»

Да, господа, простой народ прост, его сознание противоречиво и двойственно. И приведенный мною пример – только один из мириад. Вот еще один...

В книге «Конец феминизма» я писал про калифорнийский опыт непосредственного управления народом отдельно взятым штатом. Напомню. В 1960-е годы в США было проведено 88 референдумов, а в 1990-е годы – 378. И подавляющее большинство из них – в Калифорнии. Там мнение народа власти спрашивали буквально обо всем. И четко этому мнению следовали.

...Вообще, калифорнийцы – самые американистые американцы. Калифорния – это своеобразная лупа, которая увеличивает все новомодные американские и мировые веяния. Если Америка в едином порыве сдает литр крови голодающим голодранцам Чуркестана, Калифорния сдаст три... Если Америка кричит о равноправии, калифорнийцы делают себе татуировку со словом «равноправие»... Если Америка болеет феминизмом, калифорнийцы просто меняют пол... Если в мире начинают бороться с выбросами парниковых газов, калифорнийцы берут на себя повышенные социалистические обязательства и начинают дышать через раз...

Так вот, в последнее время Америка больна демократическим либерализмом, который к настоящему либерализму имеет мало отношения (так же как ЛДПР Жириновского – и к демократии, и к либерализму) и фактически является не чем иным, как совершенно неприкрытым социализмом, о чем мы еще поговорим в свое время. А уж в Калифорнии демократия и прислушивание к мнению народа дошли просто до крайностей: 85 % бюджета штата шло на финансирование программ, на которые непосредственно указал народ в ходе общекалифорнийских референдумов. (Каждый референдум, кстати, обходится бюджету Калифорнии в 55 миллионов долларов.)