– Чем же они будут заниматься?

– Они будут читать, ходить в театры, развиваться духовно.

– А те, кто останется работать, не будут развиваться духовно?

– Будут. Все будут развиваться.

– А сейчас они не могут развиваться?

– Нет. Слишком много времени тратится на работу.

– Значит, если работаешь, то уже не развиваешься?

– Да нет, же, просто свободного времени будет очень много.

Помню, меня этот разговор поразил.

И ещё меня поразило то, что я почувствовал, как папа неуверенно обо всем этом говорит.

«Что-то тут не то», – решил я про себя и больше никогда не заговаривал с ним о коммунизме.

Новая школа

После пятого класса мама решила, что нам необходимо переходить в другую школу. Наша же только восьмилетка.

Конечно, можно было перейти и после восьмого, но она посчитала, что нам надо привыкнуть к классу.

Так мы попали в новую школу. Я – в шестой, Серега – в пятый, Валерка – в четвертый класс. Она оказалась вроде бы лысая, что ли. Имеется в виду школа, конечно. Наша старая вся заросла деревьями, а здесь – голое поле и кое-где чахлые кустики. Они потом выросли, но тогда – такая тоска.

И встретили нас не очень. Какое-то все неуютное, другое: другие преподаватели, другие все.

Мальчишки решили меня побить. Оказывается, у них всех новичков для начала хорошенько лупили. Собирались кучей и нападали. У нас такого никогда не было. Я все пытался узнать за что. Никто не мог ничего сказать. Просто так. Всех валтузили.

Меня посадили за одну парту с Мухой. Настоящее имя его – Магомед, или Мухамед, но все звали его Мухой. Двоечник и предводитель классной банды мальчишек. Именно они и молотили новичков. Мы с Мухой тут же подружились, потому что ему надо же было у кого-то списывать. Он списывал у меня. Потом, по секрету, он мне сообщил, что меня решили не бить. Тогда-то я и узнал, что у них существует такой обычай. Тогда-то и спросил: почему надо человека бить? Муха не мог ответить.

Он вообще по-русски говорил очень плохо, но парень был сильный и потому уважаемый.

Но настоящим предводителем банды оказался вовсе не Муха, а Шивилов. Муха – исполнитель, а Шивилов – вдохновитель.

Они дрались цепями. Толстыми, тонкими, длинными, короткими, велосипедными и доморощенной вязки. У каждого в кармане лежала цепь. Могли взять в круг и исхлестать. Шивилова звали Сергей.

Таня

Мне нравилась девочка Таня. Таня Авдеева – высокая, рослая. Я её сразу отметил. Когда она шла по проходу к доске, у меня замирало сердце. Я решил, что влюблен.

Оказалось, и Муха влюблен в Таню. Так говорили мальчишки. Они говорили: «Муха влюблен в Авдееву». И это было правдой. Муха мог дать подзатыльник любому, но при Тане робел. Она могла так ответить и при этом вся, словно выпрямлялась.

В ней чувствовалось достоинство, и мне она казалось прекрасной.

Она была совсем некрасива внешне – рослая, нос с широкими ноздрями, она его смешно утирала, широкий лоб, серые глаза навыкате, небольшая грудь и крупные ноги с жирком.

Но я это понял потом, и что называется, умом.

А если не умом, то она была очаровательна.

Финка

Меня все время сажали к двоечникам. То есть меня пересаживали.

Те у меня списывали и потому сразу же со мной дружили. Высокие – Абашин и Белов, потом Ефремов, среднего размера, весьма аккуратный и тупой и, наконец, Бородин.

Этот маленький и вредный. Он все пытался меня запугать, устрашить, для чего разговаривал на блатном жаргоне и делал выпады руками.

Таких, как он, вокруг хватало, я к ним привык и мне было не страшно.

И потом они воевали друг с другом за лидерство. Так что Шивилову приходилось несладко. Ему все время приходилось доказывать, что он – самый-самый, для этого надо было донимать учителей, срывать уроки, уходить из школы. Все это получалось у него лучше, чем у всех остальных.

Абашин считался трусливым парнем, и в драке, я думаю, от него можно было ожидать удара сзади. Я никогда не видел его в деле, но мне так казалось.

Белов слыл местным юмористом. Он побаивался Шивилова, но давал всем клички. Меня он стал звать «Покрывало», но кличка за мной не закрепилась. Она мне не нравилась, и я считал Белова полным идиотом.

Потом Абашин и Белов ушли из школы в ПТУ. Ушел Ефремов и Бородин.

Шивилов остался. У него имелись состоятельные родители.

Мы жили с ним в одной стороне и иногда возвращались из школы вместе. Я побывал у него дома, он – у меня.

Я показал ему финку. Наверное, мне хотелось произвести на него впечатление, и я произвел: он смотрел на нее, как зачарованный.

Отцовская финка. Ещё с войны. Ничего особенного – нож с деревянной рукояткой.

Он попросил поносить – я дал. Он не отдавал несколько дней. А потом об этом узнал мой отец. Отец разволновался и сказал, чтоб немедленно финка очутилась дома.

Шивилов её притащил, и все вздохнули с облегчением.

Я рассказывал про эту финку всякие истории: о том, как финны её кидают в цель, о том, как однажды, в финскую, на одном посту в лесу один за другим гибли часовые – их находили мертвыми и без оружия. Подобраться к ним, казалось, было совершенно невозможно, но все они были заколоты финкой. Ходить на этот пост боялись. И вот один вызвался добровольно. Он оставил стоять на посту бревно, обернув его тулупом, а сам лёг в снег. Он лежал до утра. Под утро услышал странный свист, бревно с тулупом упало, он обернулся и полоснул из автомата по ели – оттуда упал человек. Старый финн каждую ночь убивал часовых финкой. Он бросал её точно в цель.

Что-то похожее рассказывал мне отец. Но я сделал рассказ более ярким, и эта финка у меня получалась той самой финкой, погубившей целую роту солдат. Именно тогда я почувствовал, как воображение одного человека может воздействовать на другого – меня слушали, открыв рот.

Гриша и Ваниян

Ваниян – толстый, трусливый, ленивый, глупый – кто его только не бил. Наверное, я его не бил, потому что я вообще никого в классе не бил. С переходом в эту школу куда-то делась вся моя невеликая агрессивность.

Считалось, что ему можно было походя дать подзатыльник, на Что он реагировал протяжным: «Ве-ее… да-а-а… чо… э-э-э!..». На него наваливались на переменах, трескали ему книгой по голове, и вообще всячески тормошили, иногда только для того, чтоб услышать его: «Ве-ее… да-а-а… чо… э-э-э!..».

Папа у него работал в киоске, а в те времена это считалось хорошим заработком, и у Ванияна водились карманные деньги – он угощал прежде всего Шивилова, конечно. Чем угощал? Да чем попало.

В сущности, он был добрый малый, его колотили даже девчонки. Например, Гриша его колотила.

У Ванияна были огромные серые глаза с большими ресницами.

Я встречал его после школы, но мы уже говорили с ним на разных языках.

Гриша – это Гриднева – высокая и сильная.

То, что она ещё и очень красивая, так до конца школы мы и не смогли разобрать.

Ее звали дылдой. Однажды на уроке физкультуры она упала с бревна, ударилась и заплакала.

Она дружила с Севиевой – та обладала пышными волосами, грудью и большими, очень выразительными глазами. И ещё она была невероятно глупа.

Так, по крайней мере, нам всегда казалось.

К концу десятого класса она очень похорошела, на глазах расцвела, но в уме ей по-прежнему было отказано.

В те времена на физкультуру девочки надевали черные трусы с резинками, отчего они казались круглыми шарами, насаженными на ноги, и белую маечку, под которой угадывались груди, что все мальчишки, смущаясь, старались не замечать.

В мальчишеской раздевалке стоял запах пота и преющих китайских кедов.

Занимались мы в одном зале, но отдельно, в разных углах.

И те, и другие косились в сторону друг дружки, подглядывали, хихикали.

В баскетбол играли по очереди: сначала мальчики, потом – девочки. Мальчишки очень старались произвести впечатление, бегали и орали.

Особенно старался Виталька Абдиев – невысокий, подвижный, рано повзрослевший парень.