«Ну почему?! – буквально взвыл Йаарх. – Как можно творить подобную жестокость? И я… И я просто не могу, отпусти меня!!»

«Можешь! – голос Меча звучал металлом. – Должен! Да и не притворяйся целкой! Будто бы я твои сексуальные фантазии не просматривал! Сколько раз ты себе подобное представлял, имея себя в виду женщины, с которой это делают? Может расскажешь? Отчего же такой гнев? Объясни!»

«Ну… я… это… – промямлил Хранитель, чувствуя, как его щеки становятся алыми от стыда. – Это можно делать лишь с теми, кто сам этого хочет!»

Старый Фархат наблюдал за Владыкой с тревогой, он не понимал, что с ним происходит, ощущение было, что тот ведет яростный спор с самим собой, потом вдруг щеки его господина заалели краской то ли стыда, то ли гнева и князь приготовился к худшему.

«Так что я? – продолжал издеваться над Йаархом Меч. – С чего это тебя так задели эти четверо, съел же много больше и ничего!»

«А что же я уже съел?», – холодея от предчувствия спросил Хранитель.

«А эти, как ты их назвал, „кусочки мяса“, это знаешь что?»

«Нет…», – пролепетал, уже начиная догадываться, Хранитель. Совмещающий Разности намеренно решил додавить мальчишку, радуясь, что представилась возможность направить гнев Хранителя на конкретные вещи и сделать его сильнее. К тому же, если он не сможет заставить себя делать отвратительные, жестокие и неприятные лично для него вещи, Владыкой ему не быть. Он только погубит положившихся на него, убегая от того, что чего не хочет.

И Серый Меч продолжил:

«Так вот… У женщин там, между ногами, есть так называемый бугорок страсти. Вы его, кажется, называете клитором. И если народ приносит по этому гнусному обычаю извинения своему Повелителю, то отбираются триста тридцать три, или пятьсот пятьдесят пять, или девятьсот девяносто девять самых красивых и умелых молодых женщин. Неважно, замужних или нет. Каждой аккуратно, очень острыми и очень маленькими ножичками этот самый бугорок страсти выделяется, но не отсекается до конца. А затем, прямо в теле, он должен быть изжарен, для чего выделенный бугорок периодически обливают каплями кипящего масла. Для каждой из несчастных процедура продолжается несколько часов, пока клитор не изжарится до необходимой кондиции. Можешь ли ты себе представить, насколько это больно? А она даже не имеет права закричать или застонать… Если же кто-то умирает в процессе, то обряд не считается завершенным и берут другую женщину. И лишь когда все готово, изжаренный бугорок любви удаляют. Но не со всеми получается, даже из оставшихся в живых. Для правильного приготовления одного „кусочка“, – продолжал издеваться Меч, – обычно уходит до шести-семи женщин. Вот и посчитай сам количество искалеченных… В итоге уродуется намного больше, во много раз больше! Теперь ты понимаешь, почему так побледнел князь, когда ты заявил, что тебе мало?! А „тонко нарезанные мясные пластинки“, еще не догадался, что это? Приготовляются аналогично…»

«Малые половые губы…», – прошептал Хранитель, цепенея от ужаса и отвращения, и почувствовал, как его желудок снова начал пульсировать.

«Не смей!!! – взвизгнул Совмещающий Разности. – Я уже сказал тебе, что если тебя вырвет, то им все придется делать по новой! Ты хочешь искалечить еще пару тысяч девушек? Тебе их не жаль?!»

Йаарх, вытаращив глаза, дико защелкал пальцами прямо перед лицом князя Фархата, старик все понял и быстро сунул в руку Владыке еще один бокал с вином. Тот залпом выпил его весь, не менее полулитра. В голове зашумело, и тошнота все же отошла. В глазах все плыло, в голове бешено билась лишь одна мысль: «Кем они меня сделали? Каким чудовищем?..»

«Да успокойся ты! – попытался уговорить его Меч. – Никакое ты не чудовище, чудовищу бы все происходящее доставило удовольствие. Но пойми, потом делай, что хочешь, запрещай, что хочешь, а пока ты должен подчиниться обычаю, ритуалу и принять их, так называемые, извинения. Тем более, что ты уже почти все сделал. Знаю, что противно и тошно. Все равно терпи!»

«Да что же это за мерзопакостный мир… – простонал Хранитель. – Как можно так? Да здесь все рушить, к чертям, надо и заново строить!»

«Вот и займешься этим. Но позже. А пока – изволь доесть последний кусок!»

Йаарх с тоской и отвращением посмотрел на стоящее перед ним блюдо. Но уже прекрасно понимал, что должен. У него не было права обречь на смерть сотни тысяч людей, и он обязан был перебороть себя. Попросив еще вина, он с содроганием бросил этот кусок себе в рот и заставил себя проглотить его, тут же залив его еще бокалом вина. В глазах было темно, в голове как будто лупил молот, но он держался, держался из последних сил. Раз это нужно сделать, чтобы подобного больше никогда не случалось, он сделает. Но нечеловеческий гнев опять захлестнул его. Гнев и ярость…

Меч был очень доволен. Мальчишку все же удалось привести в состояние устойчивого Драконьего Гнева. И это менее чем за три недели! Теперь он открыт для магии Предела полностью, и Дух сможет дать ему понимание Вселенной. Ради подобного можно было искалечить и миллионы женщин! Как кстати оказались хралы со своим обрядом Подношения, зря он сначала перепугался, все прошло просто отлично. Но слишком уж быстро на парня начала валиться власть. Хоть бы он удержался… Совмещающий Разности слишком хорошо помнил тех, кто не справился с властью. Но его подопечный, кажется, силен, хотя и сам об этом не подозревает. Как быстро начали в нем просыпаться дарования Духа. Ну что ж, пусть все будет, как будет…

Хранитель тем временем завершил свою жутковатую трапезу, выпил еще бокал вина и, скрежеща зубами, откинулся на спинку кресла, закрыв глаза. Князь Фархат не понимал в чем дело, но кажется, Владыка был чем-то сильно разгневан. Ох уж эти девчонки со своим личным извинением… Кто их просил? Ну, он с ними поговорит позже! Князь поклонился и спросил:

– Владыка, вы удовлетворены нашими извинениями?

Йаарх тяжело поднялся на ноги, наклонил голову и выдернул из себя Серый Меч. Протянул его вперед и с гневом в голосе промолвил:

– Я, Серый Убийца, Хранитель Серого Меча Предела, прощаю народ хралов и восстанавливаю вашу клятву вассалитета!