– А теперь – между ног! – донесся до нее решительный голосок Сириин.
Зажмуренные глаза Нарин в ужасе распахнулись.
– Нет… Нет… Пожалуйста, нет! Только не между ног! – простонала она.
– Римад тоже просил! – еще тверже и упрямее ответила рабыня. – Ему тоже больно было! Я не зверь, всего пять ударов и из них сильный – только один.
– Нарин, – присела около нее Ларна. – Ты сама согласилась. Надо снять обиду у девочки, мы действительно виноваты, а с Сириин нам еще много времени быть вместе. И, кстати, может ты хоть сейчас поймешь, что чувствуют другие и почему я выбрала тогда самую большую сволочь из рабынь… И кем я все равно себя чувствую…
Вместе с Орихат они повернули рыжую на спину, и та взвизгнула, когда избитые ягодицы дотронулись до пола. Затем кровные сестры растянули ее ноги в стороны, и Сириин стала над ней с прутом в руке. Рабыня оглянулась и первым, что она увидела, были наполненные ужасом глаза. Ее передернуло, но все равно девушка решила довести наказание до конца и дать этой рыжей прочувствовать все, что испытывали замученные той люди. Было и еще кое-что. Одно Сириин тщательно скрывала от себя самой – ее страшно возбуждало то, что она делала… Но главным все же было то, что она решила присоединиться к Ларне в ее безнадежной борьбе. За такую цель действительно не жаль было отдать жизнь. И быть все время рядом с той, на которую затаила обиду, рабыня не могла. Потому подняла прут и не слишком сильно опустила его между ног Нарин. Дикая боль, по сравнению с которой все предыдущее казалось пустяком, раскаленным стержнем пронзила тело харнгиратской девушки, она выгнулась и хрипло, отчаянно завизжала. Один за другим удары рушились на ее тут же залившуюся кровью половую щель и последнего, самого сильного, она не ощутила – сознание милосердно покинуло ее.
Ларна с Орихат перетащили бесчувственную Нарин на кровать, обмыли, смазали бальзамом и уложили спать на живот. Она вскорости пришла в себя, но не отвечала на вопросы, молчала, только тихо всхлипывая. Ларна заставила ее выпить полбутылки вина и вскоре рыжая уснула. Сириин все это время молча простояла в углу, чувствуя себя весьма неудобно и сильно боясь того, что сделала, ведь официально она все еще была рабыней. Но то, что произошло далее, было для нее несколько неожиданным – Ларна подошла к ней и потребовала, чтобы Сириин выпорола и ее. Выпорола так же, как и Нарин, иначе, мол, будет несправедливо.
– Но Госпожа! – попробовала возразить девушка, но ей не дали ничего сказать.
– Если ты этого не сделаешь, – перебила ее Ларна, – то я буду чувствовать себя тварью окончательно. Раз наказана Нарин, то уж точно должна быть наказана и я! Идея была моей!
Рабыня долго отнекивалась, пороть эту страшную брюнетку, которую она боялась до свинячьего визга, девушке ну никак не хотелось. А вдруг та забудет обо всем и в свое время припомнит Сириин это? Что она тогда сотворит с осмелившейся выпороть госпожу рабыней? А? Ей было страшно, но Ларна не желала ничего слушать. В конце концов, взрывной характер взял свое, и Сириин рассердилась. «Хочешь порки? – мысленно спросила она черноволосую стерву. – Ну, ладно… Сейчас я тебе такое устрою, что как бы потом не пожалела…» Глаза девушки загорелись привычной ненавистью, она подняла с пола прут и, не говоря больше ничего, показала своей госпоже на одеяло, залитое кровью Нарин. Ларна быстро разделась, и улеглась на него, выставив напоказ голый зад и приказав Сириин начинать. Та недобро ухмыльнулась, переглянулась с подругами и взмахнула прутом.
Ларна лежала, стараясь расслабиться, и ожидала боли. Ей было страшновато, но, одновременно со страхом, она испытывала какое-то странное возбуждение, ее щеки горели, и девушка тяжело дышала. Все тело пронизывала сладкая истома, каждая мышца подрагивала, предстоящее казалось ей и адом, и раем одновременно. Ей вспомнилось то, как не хватало ей боли сразу после исцеления, и она содрогнулась. Неужели же она такая… Что-то непонятное происходило с ней, по телу то тут, то там вдруг пробегала морозящая дрожь. Ларна ожидала первого удара с нетерпением, как ждут прикосновений любимого человека… Вот свистнул в воздухе прут и резкая боль ожгла ее ягодицы. Боль была почти нестерпима, девушка завизжала, выгнулась и… кончила… Потрясение от осознания этого факта было так велико, что она просто не заметила нескольких последующих ударов. И это при том, что обозленная Сириин била изо всех сил, с оттяжкой, стараясь причинить как можно больше боли. Она выплескивала испытанный ужас на его виновницу и получала от этого массу удовольствия. Порка продолжалась и продолжалась, рабыня била по разным сторонам, расходясь все более и более, только некоторая усталость мешала ей. Ларна страдала молча, только вздрагивая и мыча что-то сквозь зубы. Но боль смешивалась с величайшим наслаждением, и ей очень не хотелось, чтобы Сириин останавливалась, ей хотелось еще и еще боли, странные, дикие и отвратительные фантазии бродили в ее голове. Она кончала раз за разом и жаждала получать удары по более интимным местам, чем задница. Девушка, наконец-то поняла и приняла ту истину, что проклятый корабль для нее даром не прошел – она стала таки мазохисткой и боль была именно тем, чего ей постоянно не хватало. Что ей теперь делать, Ларна не знала, но сейчас и знать не хотела. Пусть все будет так, как будет… Ведь даже урезание теперь вызывало у нее не ужас, как обычно, а истому по всему телу. Истому и желание, чтобы это поскорее произошло… Дичайшие фантазии о самых жестоких пытках, применяемых к ней, мелькали в голове Ларны калейдоскопом. Она представляла себя, как ей, а не той несчастной русой рабыне, вводят в влагалище раскаленный стержень с шипами. И если бы в этот момент кто-нибудь захотел сделать с ней что-либо подобное, девушка бы на коленях умоляла его или ее быть безжалостным… Ларна чувствовала, что по ее заду уже вовсю стекает кровь, но это ощущение только усиливало ее возбуждение. Не зная, что сделать, она вдруг резко раздвинула болящие ягодицы руками как могла широко и простонала:
– Сюда… Между ними… Пожалуйста…
Рабыни изумленно переглянулись – похоже было на то, что жесточайшая порка нравится их госпоже… Сириин презрительно скривилась, ей уже доводилось видеть подобных женщин и девушек – они особо ценились, как рабыни. Но чтобы эта жестокая, идущая напролом к своей цели женщина была из них? Что-то тут не сходилось, девушка помнила, что подобные обычно были очень слабы и полностью покорны… Как же так? Но, в конце концов, это было не ее дело. Да и нравилось ей пороть, особенно пороть, зная, что порет свою собственную госпожу… Она пожала плечами, потеребила себя между ногами, облизала ставшую мокрой руку и вздохнула от сладкого чувства вседозволенности. Сейчас она пожалуй бы и урезала с удовольствием, да поздно было. Сириин вздохнула и решила хотя бы пороть так, чтобы кровь брызгала! А уж между ног она особенно постарается… Рабыня подняла прут, стала по-другому и от души врезала между раздвинутыми ягодицами Ларны. Та вся затряслась, взвизгнула, но все же не убрала руки, продолжая судорожно растягивать в стороны ягодицы. Это почему-то донельзя обозлило Сириин, и она выложилась вся, начав хлестать свою госпожу так, что та не выдержала и начала рыдать в голос. Она бы еще долго стегала Ларну, если бы во время очередного удара ее не схватила за руку Орихат.
