– Да. Нервы. – Доктор спокойно встал, подобрал ланцет и уложил в чемоданчик. – Пожалуйста, дайте мне деньги за вызов.

– Что? – ошарашенно переспросил Андрей.

– Деньги, пожалуйста.

Руку из чемоданчика доктор не убирал. Так в фильмах держат пистолет в приоткрытом кейсе. У Андрея шевельнулись волосы на затылке.

– Да. Сейчас… – Он встал и с излишней поспешностью достал из шкатулки полторы тысячи рублей. – Пожалуйста.

Доктор пересчитал залитые слезами купюры и уложил в саквояж.

– Я вам ничем помочь не могу, – сообщил он. – Это не инфекция.

– А что же? – Такое заявление окончательно выбило Андрея из колеи. Он достал из шкафчика новый носовой платок и промокнул лицо.

– Вас никто не проклинал? – совершенно серьезно спросил Константин Анатольевич.

Если бы доктор растворился в воздухе, Андрей удивился бы меньше.

– Что, простите?

– Ну, проклятие. Понимаете? Это ведь не пустой звук. Вы садитесь, садитесь. Я работаю не первый день в медицине, был военным хирургом во вторую чеченскую и давно заметил, что не все происходящее с человеком можно объяснить… э-э-э… с рациональной точки зрения. Это мой личный опыт. Даже хобби. Эдакая, можно сказать, исследовательская деятельность.

– Вы актер? – догадался Андрей. – Вас наняла Оксана, чтобы вы пудрили мне мозги. Так? К тому же за мои деньги. Вас, кстати, не затруднит их мне вернуть?

– Если вы настаиваете… – пожал плечами Константин Анатольевич и вынул из саквояжа пачку купюр.

Андрей уже потянулся за ней, когда его осенило – у него на ладони фломастером был выведен номер телефона. Его дала Светлана, которая Оксану не знала и знать не могла.

– Извините… – Андрей убрал руку. – Почему вы не сказали, что не имеете к Оксане никакого отношения?

– Я опытный врач и знаю, что бесполезно убеждать пациента, если он что-то вбил себе в голову. Особенно когда пациент в таком состоянии.

– Да… – Андрей вытер лицо платком. – Значит, вы действительно врач.

– Совершенно верно.

– Тогда оставьте деньги себе. Я хочу вас дослушать.

– Но насчет проклятия я оказался прав? Про какую Оксану вы говорили?

– Это одна из трех девушек, о которых я вам рассказал.

– Понятно. Она бросила проклятие вам в лицо?

– Нет, по телефону.

– Это упрощает задачу, – солидно кивнул доктор. – Задачу по вашему… э-э-э… излечению. Вы сами чувствуете вину перед ней?

– Нет. Я не давал никаких обязательств.

– Это плохо. Несправедливо наложенные проклятия никогда не сбываются. Там… – доктор ткнул пальцем в потолок, – происходит как бы проверка. И если проклятие приведено в исполнение, значит, вы действительно совершили ошибку. Соответствующую ошибку. Адекватную. На войне я нередко встречался с подобным. Там это проявляется… э-э-э… наиболее ярко.

Андрей понял, что его не разыгрывают.

– Вы вообще верите в Бога? – спросил Константин Анатольевич.

– Да.

– Тогда вам нужно понять, как и что вы сделали плохо. Не факт, что дело именно в неисполненных обязательствах. Это может быть и личная обида. Незаслуженная, конечно.

– А если я пойму?

– Вы можете покаяться. Попросить прощения.

– У нее? – насторожился Андрей.

– Вовсе не обязательно, если вас это так тяготит. Есть инстанция куда более высокая. – Доктор снова ткнул пальцем в потолок. – Вы меня понимаете. Происходит как бы замещение наказания. Ваш… э-э-э… грех оценен, и за него вы уже несете заслуженное наказание. И прощение надо просить у того, кто на вас его наложил, а не у того, кто рекомендовал избрать мишенью именно вас.

– У Бога? – уточнил Андрей.

– Да, конечно. Но в этом деле самолечение не менее опасно, чем при обычных болезнях. Обратитесь к опытному священнослужителю. Я даже могу рекомендовать… – Константин Анатольевич вынул из саквояжа визитную карточку. – Этому человеку удалось многих вернуть к нормальной жизни. Его зовут отец Тимофей. И место намоленное.

Андрей принял визитку и положил в карман рубашки:

– Спасибо.

– Очень рекомендую. – Доктор встал и пошел к выходу. – И еще советую не тянуть с этим визитом. Положение может усугубиться.

Андрей закрыл дверь за доктором и тут же направился к телефону.

– Алло! Вызов такси?

Андрей вошел в комнатушку на втором этаже церковной пристройки и сел на деревянную лавку возле окна.

– Подождите минуту, – сказал худощавый служка. – Отец Тимофей сейчас освободится.

Он вышел из комнатушки, прикрыв за собой тяжелую деревянную дверь. Андрей остался один – огромные напольные часы четко отбивали секунды, маятник в виде Вифлеемской звезды метался между двух ангелов, поддерживающих циферблат.

Андрей смахнул слезы платком.

Под сводчатым потолком жужжала одинокая муха, иногда она падала вниз и билась в оконный витраж, раскидавший по полу разноцветные пятна солнечного света. В небольшой комнатке стоял массивный стол из темного дерева и такие же шкафы, полные книг в засаленных переплетах. Остальное пространство было пустым, если не считать двух лавок у стен. Зато сами стены ломились от богатства и роскоши – образа в золотых окладах, золотые кресты и золотые кадильницы на золотых цепях.

Андрей уважительно покачал головой и смахнул новую порцию слез.

Сквозь прозрачную часть витража был виден уютный дворик и прицерковный люд, стоящий в очереди за раздачей обедов в трапезной. Одноногие, слепые, убогие, богомольные старцы и женщины в черных платках. Одноногий старик с костылем покуривал папиросу.

Со двора медленно выехал «Форд-Кондор» последней модели – черный, зализанный, мощный, секьюрити в черных футболках и солнцезащитных очках знаками попросили очередь посторониться.

Скрипнула дверь, и в комнатку вошел огромный молодой мужчина в рясе. Два метра росту в нем было точно, да еще косая сажень в плечах. Он с поклоном перекрестился на образа и только после этого обратил внимание на Андрея.

– Здравствуйте! – кивнул он. – Я отец Тимофей. Вы Андрей, как я понял?

То ли он намеренно акцентировал букву «о», то ли это было ему свойственно от природы.

– Да, – ответил Андрей.

– Горючими слезами омылся? – Батюшка грузно уселся за стол.

Андрей молча кивнул и утерся платком.

– Грехов совершать не надо. – Отец Тимофей впился в Андрея взглядом, как снайпер в цель. – Не ходили бы потом…

«Что бы вы тогда ели?» – подумал Андрей зло.

– Суровый вид напрасно показываешь, – одернул его батюшка. – Тут каяться надобно, а не рожей кривить. За что прокляли?

– Не знаю, – честно признался Андрей.

– Ну и пошел тогда отсюда… – Батюшка равнодушно указал на дверь. – Ступай. Там проводят.

– Но подождите!

– Вспомнил? – Священник сурово свел брови.

– Да. Она меня полюбила, а я ее нет. Она не поняла, почему я ее отверг. Хотела понять, узнать, но я отказался с ней разговаривать. Просто исчез.

– Сам не полюбил, значит?

Андрею так и виделось перекрестье прицела.

– А какого же тогда рожна отростком своим окаянным тычешь куда ни попадя?

– Ну… – Андрей не нашел на это прямого ответа.

– Богомерзкое это дело, – напомнил отец Тимофей. – А то вот сейчас накажу тебе венчаться с ней перед Господом. Что будешь делать?

– Не надо. – Андрей смиренно вытер слезы и опустил глаза.

– Вот так, – одобрительно кивнул батюшка. – Значит, сегодня поручу отцу Петру тебя пред иконой отчитывать. Это малое дело. А большое – промывать очи святой водой по три раза на дню и каяться. Своими словами десять раз в день. Кроме того, молитву «Отче наш» двадцать раз в день, а «Радуйся Мария» пятнадцать. Четыре свечи по углам всех комнат должны гореть непрестанно. Одна догорает, от нее другую пали. Понял? Свечи в лавке внизу покупай, они освященные. Да не по десять копеек бери, а по три рубля. Жадность – тоже грех. А, еще поститься надобно. Мясо не жрать, рыбу тоже. Все варить. К женщинам не прикасаться месяц. И рукоблудить не вздумай! А то еще прибежишь, когда руки отсохнут. Понял?