Он говорил, что ни одна страна мира не успокоится, пока не урвет свою долю компенсаций за уже причиненный, а главное, за будущий ущерб. Я отвечал, что Свободная Антарктида в принципе согласна обсудить лишь вопрос оплаты национализированного нами имущества бывших научных станций — само собой, по остаточной стоимости! Он твердил, что соглашение с AnSO очень скоро избавит нас от смехотворных претензий тех же Нидерландов, к примеру. А я понимал, что так оно и будет, но делал большие наивные глаза и спрашивал: неужели приятнее быть изнасилованными одним слоном, чем сворой шавок?

Тут он начинал сулить мне все блага земные (немедленная передача в руки нашей делегации двух процентов акций AnSO с такой дележкой, какая нам понравится, плюс еще полпроцента лично мне, за содействие). Он спрашивал, понимаю ли я, СКОЛЬКО это будет в денежном выражении? Он упражнялся в психоанализе, пытаясь понять, с какой такой блажи я отказываюсь войти в число богатейших и влиятельнейших людей планеты. Он убеждал меня подойти конструктивно, отринув предрассудки. «Тейлор? Нет, ему ничего не дадим. Он не нужен. Свободной Антарктиде — так и быть, накинем полтора процента. Пусть свободные антаркты стригут купоны. На жизнь хватит, и с долгами понемногу расплатитесь, а уступать вам контрольный пакет, согласитесь, с какой стати?»

Сколько на этой сделке заработает Шимашевич — о том гейдельбергский человек не распространялся. В ответ на мой прямой вопрос он лишь заметил, что я сравниваю несравнимое. Чем могу рискнуть я, Ломаев? Только своей шкурой. Не такая уж ценность, честно говоря. «А чем рискует Денис Игнатьевич, вы себе представляете? Он уже рискнул, и он выиграл. А заодно и Свободная Антарктида. Да поймите вы, миллиардер недоделанный: соглашение с AnSO — выигрыш для всех!..»

Потом ван Трек заподозрил во мне рудимент под названием «совесть» и принялся ублажать его с такой страстью, что меня едва не стошнило. А когда не преуспел в этом — пошел живописать ужасы вторжения по второму разу и не оставил от наших планов обороны камня на камне.

Итак, что мы могли? (Под «мы» я понимаю Свободную Антарктиду, и неважно, что на момент агрессии я находился вне ее пределов.)

Мы могли заблаговременно обратиться к ООН и прочим международным организациям, к организациям общественным, лично к видным политикам и ко всем людям доброй воли с просьбой остановить вторжение.

Мы проделали все это. Не сработало.

Мы могли — по крайней мере теоретически — собрать примитивный ядерный заряд и по частям доставить его на территорию Штатов. Задача сложная, особенно первая ее часть, но решаемая. Взрывать необязательно — достаточно оповестить, что мы МОЖЕМ это сделать, если нас припрут к стенке.

Это означало близкие контакты с теми, кого обоснованно ненавидит весь цивилизованный мир. Через кого еще мы могли бы заполучить расщепляющиеся материалы? К тому же американцев не возьмешь голым шантажом. Их надо бить, но бить так, чтобы они могли объявить себя победителями.

Мы бы не были против — пусть себе тешатся. Но чем их бить?

Затяжной военный конфликт и сотен пять убитых в нем солдат — это, возможно, могло бы сделать позицию наших противников уязвимой до такой степени, что они предпочли бы вывести войска (разумеется, предварительно изобразив, будто те как следует намылили нам холку). Да, но как затянуть конфликт на многие месяцы после захвата наших станций-поселков? В антарктических льдах партизанам делать нечего — либо помирай голодной и холодной смертью, либо иди сдавайся. Не нужны ни облавы, ни каратели. Удобно!

Наконец, мы могли сыграть на противоречиях между державами. Что ж, мы это и делали по мере сил и умения. К сожалению, не слишком успешно.

Мы даже не сумели создать безусловно положительного имиджа Свободной Антарктиды и антарктов во всем мире. Нам не хватало «самой малости»: победы или хотя бы заметных успехов в информационной войне.

«Антарктида online» с ее радиовещанием, Интернет-сайтами, двумя-тремя перекупленными бульварными газетенками и прочей мелочовкой, разумеется, делала все, что было в ее силах, а иногда, кажется, и сверх того. Вряд ли стоило ожидать большего от информационного агентства, по сути еще не вышедшего из пеленок. Успешно конкурировать с мировыми информационными колоссами? С Управлением стратегического влияния США? Лет через десять — может быть…

Да, на нашу мельницу здорово лили воду СМИ целого ряда стран — но, как я уже говорил, к сожалению, не тех, чьи правительства готовили агрессию. Ну какое, скажите мне, дело рядовому обывателю из Небраски до китайского или индийского телевидения? А до российского с сочувствующей нам передачей «Бремя новостей»? Он-то, таращась вечерами в свой ящик и видя в нем совсем иное, одного понять не может: почему этих негодяев-антарктов до сих пор не отловили поодиночке и не отдали под суд? Давно пора!

Все это гейдельбергский поганец изложил в популярной форме, иногда дословно повторяя мои мысли. Спасти нас мог только небезызвестный в Антарктиде торговец информацией — при условии, что он обладал скандальным компроматом на высшее руководство потенциального агрессора. Как раз перед нашим отлетом в Женеву Конгресс попытался осторожно прозондировать Шимашевича: нет ли чего? Ответ был отрицательный.

Никто набобу не поверил, и, по-моему, правильно. Что-то, конечно, было. Не настолько убойное, чтобы избавить Антарктиду от опасности, но достаточно весомое, чтобы поторговаться. Как иначе понять слова ван Трека: «Он рискнул, и он выиграл»?

Рискнул, верю. Шантаж — оружие рисковое. С таким противником, как наш, его нельзя применять в чистом виде — непременно в одной упаковке с «конструктивными предложениями», вроде острой приправы к пресному блюду…

Что ему еще оставалось делать? Крупно вложившийся в игру игрок понял, что шансов на выигрыш нет. Чтобы не потерять все, он создал условия для компромисса. Вынужденный шаг. С точки зрения Шимашевича — почему бы нет? Мне было только любопытно знать: когда он понял, что сорвать банк ему не позволят? Сразу, как только обнаружил Антарктиду на незаконном месте? Или он до того азартный игрок, что какое-то время питал иллюзии, будто в одиночку сможет контролировать целый материк?

Чего хотят все на свете шимашевичи? Денег ради власти и власти ради денег, круг замкнулся. Вот и вся химическая реакция с деловыми связями в качестве лабораторной посуды. Это тривиально, как единожды один. Закон природы: всякая тварь лезет вверх, пытаясь стать вожаком стада. А мы — разве мы забыли об этом? Разве доверяли ему? Да никогда! Правда, надо признать, что набоб нам здорово помог… но ведь нельзя помочь настолько, чтобы сделать свои интересы нашими! Ни у кого это не получится.

Самое интересное: полагает ли он себя благодетелем Свободной Антарктиды? А ведь, наверное, полагает, причем искренне…

Довольно скоро я обнаружил, что сижу и делаю вид, будто внимательно слушаю, а на самом деле тупо соображаю, сколько же все-таки должен наварить Шимашевич на предлагаемой нам сделке. Пять процентов акций будущего консорциума? Может, все десять? Голову даю на ампутацию — не больше. Знамо дело, на контрольный пакет набобу рассчитывать не приходится, даже если он объединится с российскими олигархами, Свободной Антарктидой и новоиспеченными олигархами меньшего масштаба, то есть нашей делегацией. А вот у них перекупить акции могут запросто. Что получаем в «сухом остатке»? Да то же самое, что и в варианте вооруженного захвата Антарктиды, только без крови.

Немаловажный нюанс, между прочим! Да только вот вопрос: стоило ли нам возделывать сад только для того, чтобы пустить в него резвиться свинячье стадо? Полив Древа Свободы кровью патриотов, вероятно, необходим и, уж конечно, в глазах потомков данная… хм… гематологическая ирригация будет выглядеть благородно и величественно — при том условии, что мы не позволим срубить Древо и нарожаем потомков.

Нарожать-то мы можем легко — если сами спилим Древо на дрова…

Так что же — лапки вверх?