— А ведь это не дело, — сказал хозяйственный Крамаренко. — Ходим раскорячкой. То и дело — брык, и ноги кверху. Их начальник так руку сломал.

— А что ты предлагаешь? — спросил Баландин. — Песочком лед присыпать?

— Вот именно.

— А кто присыпать будет? Кто к берегу за песком потащится? Ты?

— Почему я? Ты.

— Нет там песка, одни камни. А у меня перекур, между прочим. — И Баландин демонстративно закурил. Нафаня не поддержал его — сосал палец.

— Нет зла большего, чем безначалие, — вздохнул Крамаренко. — Начальник станции самоустранился, зам улетел на Амундсен-Скотт… По-моему, тут у них анархия с элементами дедовщины, ты не находишь? И бухта здесь так себе, на троечку. Вот попрет с зюйд-веста волна — нахлебаемся лиха.

Ему не успели ответить. Из двери радиодомика зычно донеслось:

— Да тихо вы! Передача начинается!

— Пойдем послушаем? — предложил Женька.

— Приемник на яхте, переться неохота…

— А мы так, под дверью. Не прогонят же нас.

— Почему не прогонят? — удивился Крамаренко. — Я бы точно прогнал. Салаг «деды» всегда гоняли.

— А вот сейчас проверим. Антаркты мы или кто?

За Женькой последовал только Баландин. Он и дерзнул потянуть на себя дверь — та скрипнула. Гравиметрист Ухов, примостившийся за спиной Игоря Непрухина, сделал страшные глаза и погрозил вошедшим кулаком. Баландин успокоил его жестом — понимаем, мол, не маленькие.

Передача уже началась. Восседая перед микрофоном на табурете, неестественно выпрямив спину, Непрухин зачитывал текст. Миллионы слушателей должны были узнать тот самый голос, который с неописуемой наглостью объявил недавно на весь мир о суверенитете Антарктиды, но на сей раз диктор был хотя бы трезв. На койке — пятки голенастых ног задраны на стену — валялся Эндрю Макинтош, также мобилизованный в дикторы, и лениво просматривал английский перевод — научно-популярную программу предполагалось вести поочередно на двух языках.

Какое-то время Баландин пытался понять, почему эти странные загодя не записали передачу на пленку. Потом сообразил, что, видно, у них попросту не нашлось на это времени.

— …почти четырнадцать миллионов квадратных километров, включая шельфовые ледники Росса, Уэдделла и несколько более мелких, — вещал Непрухин. — Площадь Антарктиды почти вдвое превосходит площадь Австралии и в полтора раза — Европы. Некоторые из вас, разумеется, скажут, что недопустимо приплюсовывать площадь ледников, однако любой геолог со всей ответственностью заявит, что лед тоже минерал отнюдь не хуже других. Антарктида располагает крупнейшим в мире монолитным поликристаллом в виде ледяного купола, и не учитывать купол нет никаких оснований. Например, массив Винсон высотой 5140 метров, являющийся наивысшей точкой материка, почти на три километра сложен изо льда. Удалите лед — что получится? Континентальная платформа, освобожденная от тяжести ледяного купола, начнет «всплывать», как всплывает разгруженное судно и как «всплывает» ныне Скандинавия, освободившаяся от бремени четвертичного оледенения. По геологическим меркам, процесс этот очень быстрый — какие-нибудь десятки тысяч лет. В результате таяния тот же массив Винсон начнет расти по нескольку сантиметров в год, пока не достигнет вполне почтенной высоты. Благодаря льду наш континент как бы перегружен и вдавлен в мантию, но благодаря тому же льду средняя высота Антарктиды над уровнем моря превышает две тысячи метров, что является абсолютным рекордом среди материков…

Ухов показал Непрухину большой палец. Непрухин сделал вдох, судорожно облизнулся и продолжал:

— История ледников шестого континента началась в олигоцене, примерно тридцать миллионов лет назад. В те времена Антарктическая платформа, дрейфуя к югу, разорвала «пуповину» перешейка, соединявшего ее с Южной Америкой, и вокруг Антарктиды начала формироваться замкнутая циркуляция холодных океанских течений. Как следствие, в не столь уж высоких Трансантарктических горах образовались первые ледники, которые в следующем геологическом веке — миоцене — покрыли панцирем весь материк. Около десяти миллионов лет назад близ Южного полюса образовался гигантский самоподдерживающийся естественный холодильник, каковой и существовал до самого последнего времени, аккумулировав в себе до восьмидесяти пяти процентов всех ледников мира и до двух третей мировых запасов пресной воды. Возникает законный вопрос: что случилось бы дальше при естественном, так сказать, ходе вещей? Ответ на него ясен: Антарктида в своем движении УЖЕ миновала «высшую точку» и, двигаясь далее в направлении Австралии, через десять-пятнадцать миллионов лет сползла бы с Южного полюса. Не следует думать, что она натолкнулась бы на Австралийский материк — тот сам движется в направлении на северо-восток и, безусловно, избежал бы тарана. Без всяких сомнений, замкнутая циркуляция холодных вод вокруг Антарктиды со временем разрушилась бы и началось бы интенсивное таяние ледяного купола. Как видим, потрясающее событие в тектонике плит, свидетелем которого нам посчастливилось стать, должно лишь ускорить естественные природные процессы и никоим образом не привести к катастрофам глобального масштаба…

На измученном лице Непрухина ясно читалось: «Вот это я дал! Вру и не краснею!» Ухов показывал ему уже не один, а два больших пальца.

— …Обладая свойством пластичности, антарктический лед под действием собственной тяжести постепенно течет от, грубо говоря, центра материка к краям. Движение его крайне неравномерно — от нескольких метров в год в глубине континента до одного-двух километров в год в так называемых выводных ледниках близ побережья. О трещинах, неизбежно возникающих в толще льда благодаря разнице в скоростях движения и перегибам подстилающего рельефа, мы поговорим в одной из следующих передач…

«Если она состоится», — добавил про себя трезвомыслящий Баландин. Уж очень несолидно выглядела «Антарктида online» с потным Непрухиным на табурете и горизонтальным Макинтошем, почесывающим пятку с грациозной ленью природного русского Емели. Да, но что такое солидность? А главное, нужна ли она отцам-основателям новой нации?..

«Нет, — ответил Баландин так же мысленно, как и усомнился. — Наглость нужна — это верно. Так ведь она у них есть…»

— Ошибаются, однако, те, кто думает, будто Антарктида сплошь покрыта унылыми льдами, — продолжал потеть Непрухин. — Помимо поднимающихся над куполом вулканических конусов и так называемых нунатаков, среди льдов встречаются оазисы солидной площади — до семисот квадратных километров… В оазисе Бангера есть озеро, прогревающееся к февралю до двенадцати градусов — любители могут купаться! Встречаются, правда, и незамерзающие соленые озера, купаться в которых не рекомендуется даже пингвинам… В оазисах богат — по антарктическим меркам — животный и растительный мир, о котором мы поговорим в нашей следующей передаче завтра в это же время. Оставайтесь с нами! — Непрухин сделал глубокий вдох и продолжил: — Через несколько минут мой коллега и соотечественник Эндрю Макинтош повторит этот выпуск программы для англоязычных слушателей, а пока настройтесь на волну «ретро» и прослушайте песню «В Антарктиде льдины землю скрыли», как нельзя лучше соответствующую нашей сегодняшней теме. Увидимся!.. — Обессиленный, он отвалился от микрофона, рот — вкривь, глаза — удавленника.

— Класс! — прошептал Баландин. — Для непрофессионала — класс!

— Мужики, — жалобно, явно через силу позвал непрофессионал, — выпить нету?

— Дадим, — ядовито прошипел Ухов, показывая кулак и строя страшные гримасы. — Особенно если микрофон выключишь.

— ?!. — Зашипев на вдохе, Непрухин вскочил, уронив табурет. Сделал безумные глаза, замахал руками.

— Шучу, — засмеялся Ухов. — Я выключил.

— Шути, да знай меру! За такие шуточки знаешь…

— Что?

— Нальешь двойную порцию.

Если очень постараться, то можно нагреть океан и на полюсе, но вопрос его остывания — лишь вопрос времени. Физику не обманешь — приходится к ней приспосабливаться. В марте месяце в южных околополюсных широтах день еще достаточно долог, зато ночь моментально отбирает у атмосферы крохи тепла, накопленные днем. Как следствие, теплый — пока еще теплый — океан чудовищно па́рит, заволакиваясь густейшим туманом. В нем тонут Магеллановы облака и Южный Крест, исчезают атоллы с озябшими пальмами, прячутся айсберги, по воле ветров и течений заплывшие туда, где прежде был материк, растворяются очертания спасательных судов, и мир съеживается до границ вытянутой руки. Лишь ярчайшие прожекторы на рубках да сиплые вопли корабельных сирен дают намек на то, что мир вообще-то несколько протяженнее, нежели вытянутая рука. Но верится в это с трудом.