Старик просиял и закивал.

– Да, – Олег задумчиво потер пальцами выбитую в серебре печать Османов, – вполне возможно. Вполне возможно, что Николай Никитич басурманский трофей привез на родину и дополнил, так сказать, семейную коллекцию.

– Ну? – выдохнул старик. – Ну-с? Резюме!..

– Да все понятно, – заключил Олег. – Это остатки знаменитой фамильной коллекции Демидовых.

Василий Дмитриевич счастливо засмеялся и отечески похлопал Олега по плечу.

– Предположим, шкатулка принадлежала Акинфию Никитичу, сыну Никиты Демидова, того самого, которого Петр Первый во время войны со шведами сделал поставщиком ружей, а потом пожаловал ему уральские земли. В то время именно так работали по серебру, довольно грубо, и это видно. – Олег прищурился на серебро и продолжал: – Собственно, именно Акинфий Демидов и открыл алтайские серебряные рудники, а в тысяча семьсот двадцать шестом году получил вместе с братьями потомственное дворянство. Его внук Павел Григорьевич активно жертвовал Московскому университету. Громадные демидовские коллекции пожертвовал Павел Григорьевич, громадные! Ничего не жалел для отечества и науки.

Василий Дмитриевич кивал при упоминании каждого имени.

– Частично демидовские коллекции были привезены из Франции и из Флоренции, где жил еще один Демидов, Анатолий Николаевич, женатый, если память мне не изменяет, на какой-то родственнице Наполеона. Это уж девятнадцатый век!

– Не изменяет, не изменяет, рано вам еще жаловаться на память! А женат он был на племяннице императора, Матильде.

Олег помолчал и еще раз осмотрел каждый предмет. И вдруг удивился:

– Слушайте, а как все это могло оказаться у какого-то молодого человека в сумке?! Ну, если только, конечно, он не знаменитый музейный вор!

Старик пожал плечами и отвел глаза.

Было совершенно ясно, что вещи краденые. Да еще не просто краденые, а именно – из музея!

– Так, хорошо, – быстро сказал Олег. – А Серафим? Он откуда? Первые известия о его жизни были напечатаны только в середине девятнадцатого века. А про изображения я вообще ничего не знаю, кажется, они появились значительно позже… или нет? И кому могла в то время принадлежать шкатулка, непонятно; когда в нее положили икону, мы с вами сейчас не установим, может, в конце девятнадцатого века, может, в начале или даже середине двадцатого! Не зная, откуда была… изъята коллекция, мы этого не установим. – Он немного подумал. – А вы знаете что-нибудь про изображения преподобного Серафима, Василий Дмитриевич?

– К стыду своему, должен признаться, что…

– Вот и я тоже – к стыду… Значит, придется искать эксперта. А про икону этот загадочный молодой человек с сумкой вам вообще ничего не говорил?

– Нет, ни словом, ни полусловом не помянул, Олег Петрович! Я так подозреваю, что он того… не в курсе, что шкатулка с секретом и что там батюшка Серафим, так сказать, нашел временное пристанище.

Олег покосился на Василия Дмитриевича.

– Пристанище? – переспросил он.

И они оба молча еще немного полюбовались коллекцией.

Акинфий Демидов, думал Олег Никонов, второй Демидов из всех известных в истории. Может быть, ему эту шкатулку на день рождения поднесли? Или он сам заказал для каких-то своих надобностей, для тайной переписки, к примеру! Как странно, что он, Олег, нынче может подержать ее в руках, открыть потайной ящичек, потрогать серебряную черненую пластину!

Как будто потрогать руками время.

Нужно было сделать над собой усилие и оторваться от созерцания времени, и Олег его сделал.

Осторожно, одну за другой, он переставил вещицы обратно в несгораемый шкаф и прикрыл тяжеленную бронированную дверь.

Старик антиквар наблюдал за его действиями с беспокойством. До сих пор они были объединены общей страстью – к старине и к загадкам, которые так вкусно и сладко отгадывать. Настал момент объяснений, а объясняться старику не хотелось, и было страшно.

– Ну? – спросил Олег Петрович. – Я так понимаю, что это не конец истории, а только начало. Верно?

Василий Дмитриевич с горечью покивал и стал сосредоточенно запирать сейфовые замки. При этом многотрудном деле он посапывал, покряхтывал, но не произносил ни слова.

Олег дал ему закончить дело, а потом крепко взял под локоть и повел вон из комнатки.

– Нет, вы не думайте, Олег Петрович, что я хочу, так сказать, оставить себе, но…

– Давайте поговорим, – душевно предложил Олег.

Тут, как нарочно, и назначенная на пять встреча всплыла в памяти, и моментально вернулась окружающая действительность. Олег почувствовал, что замерз – в сокровищнице едва тлела единственная чугунная батарея, а за окнами мороз! – и сипение рефлектора стало отчетливо слышно, и приглушенные крики детворы, катавшейся на бульваре с ледяной горки.

– Садитесь, Василий Дмитриевич! И я присяду. – Олег устроился верхом на ненадежном венском стуле, который скрипнул под его тяжестью.

Старик вздыхал, маялся и снова налил из графинчика.

Молчание затягивалось.

– Василий Дмитриевич?

– Стыд, стыд, Олег Петрович!..

Олег подумал.

– Вы что, обещали… купить коллекцию?

Старик опрокинул коньяк, ссутулил плечи и кивнул.

– Ну, так не покупайте! Ее нельзя покупать! Она явно краденая, и даже не из частной коллекции, это же понятно. Остатки демидовских коллекций в частных собраниях есть только за границей, а в России все по музеям! Или вы хотите, чтобы вас объявили в международный розыск и в национальный заодно?! Поместили портрет в дежурной части «Их разыскивает милиция»?!

– Все гораздо хуже, Олег Петрович.

– Как?!

– Бес попутал! Говорю вам точно – бес попутал!

Олег начал догадываться.

– Вы что… уже купили?! Быть такого не может! Вы же опытный человек, вы все знаете! И с крадеными вещами никогда дела не имеете!

– Да ведь бес попутал! Armleuchter! Старый идиот!

Олег Петрович решительно не знал, верить ли ему своим ушам. Приходилось верить.

– Рассказывайте, как все было.

Молчание, сопение и вздохи.

– Василий Дмитриевич! – прикрикнул Олег. – Если вы мне не расскажете, я, ей-богу, уеду! И не стану вам помогать! Я не знаю, как мне вам помочь!

– Ну хорошо, хорошо!.. Молодой человек принес вещицы. Я сразу, так сказать, сообразил, что коллекция несметной цены, даже не потому, что серебро и бронза, а потому что…

– Ясно, ясно, – перебил Олег, – а потому, что демидовская. Там на каждой вещи как будто фамилия написана.

– Именно, Олег Петрович, именно! И потому, что не музейная, а именно фамильная, то есть до новейшего времени не музейная! Кувшинчик-то турецкий явно позднейший, значит, его Николай Никитич Демидов, как вы справедливо изволили заметить, вполне мог привезти в качестве трофея с Турецкой войны. И Серафим! Самое главное – Серафим! Он-то в шкатулке мог очутиться только в начале двадцатого века, в крайнем случае в конце девятнадцатого!

– Ну, про Серафима вы ничего знать не знали, – резонно возразил Олег Петрович. – Тот, кто вам принес коллекцию, про икону тоже не знал, а то, что шкатулка с секретом, вы сразу обнаружить не могли. Верно?

– Верно, – согласился Василий Дмитриевич не сразу.

– Если икону никто до вас не нашел, а она оказалась в тайнике, допустим, в девятисотом году – ну допустим! – значит, эта коллекция по крайней мере до семнадцатого года находилась в частном владении. Вот интересно-то. Очень интересно, Василий Дмитриевич!

– То-то и оно, – скорбно согласился старик. – Потому я и не устоял.

– На сколько не устояли?

– В каком смысле?

– Сколько вы заплатили неизвестному молодому человеку?

– Олег Петрович, вы же понимаете, что я не мог дать настоящей цены именно потому, что явное незаконное происхождение…

– Сколько?

Антиквар вздохнул:

– Пять тысяч.

– Пять тысяч… чего?

– Долларов, конечно!

– Господи помилуй, – пробормотал Олег Петрович. – Просто так, наличными?

Старик вдруг рассердился: