Расторгуев прищурился, потом в его глазах мелькнуло легкое удивление, и он пробасил:

– Яшка? Какими судьбами?

Я растерялась, но мне на помощь пришла младшая свекровь.

– Ну ничего себе! – воскликнула Нинель Аристарховна. – Вчера вечером Авдотья встретила твою Галку в…

Тут я наступила младшей свекрови на ногу. Единственным местом, где старшая свекровь могла вчера кого-то встретить, был стриптиз-клуб для дам, откуда она и приволокла свое очередное приобретение.

– Авдотья твою Галку встретила… – неуверенно повторила младшая свекровь, а тут и сама Авдотья Гавриловна подоспела.

– На улице я ее встретила! И она пригласила нас всех погостить, вместе с животными!

– С животными так с животными, – как-то странно сказал Лешка, косясь на фуру и автокран. – Паркуйтесь вон там, на площадке. Галка спит, уж извините, будить не стану, встаем в шесть. Устраивайтесь пока в комнатах, а с утра разберемся.

Утром кто-то распахнул дверь моей комнаты и взвизгнул.

Оказалось, варан Афродита, спавший (или спавшая) у меня в ногах, подскочил к Галке и сбил ее с ног.

Я села и увидела Галку. Рыжие волосы торчали дыбом, лицо светилось улыбкой.

Очевидно улыбка была из тех самых, заготовленных впрок для нежданных гостей. Даже нападение варана не могло сбить с физиономии эту светозарную улыбку.

– Это ты? – спросила я.

– А что, так постарела, что и узнать нельзя? – хихикнула Галя.

Хихиканье тоже было из гостевого набора благовоспитанной леди.

Нужно было ответить, что Галка помолодела. Увы – парадоксальным образом она действительно помолодела. У той Галки, которую я знала раньше, были бледная кожа, больная печень, обкусанные бразильскими тараканами ногти и постоянно плохое настроение женщины, понявшей, что жизнь безвозвратно уходит.

Сейчас же передо мной сидела загорелая веселая тетка, которой дать больше тридцати было просто невозможно. Только волосы были прежними – огненно-рыжими, полыхающими, как костер.

Я знаю законы жанра – во всех женских романах и женских детективах, даже иронических детективах, к рыжим волосам полагаются зеленые глаза. Какое преступление я бы ни расследовала, основных законов жанра я не нарушаю никогда. Так что у Галки были именно зеленые глаза.

– Уж извини, – пробормотала я. – Свалились тебе на голову всем табором… Это все Авдотья Гавриловна…

Галка несколько смутилась.

– Ну да, конечно, – забормотала она. – Я же говорила Лешке, что встретила Авдотью Гавриловну в салоне, что всех пригласила в гости, а он и забыл! Ну, я спать легла, думала, вы сегодня с утра появитесь. Давай лучше завтракать!

Мы спустились вниз, и Галкина кухарка накрыла нам стол.

– Послушай, а откуда у вас все это? – бесцеремонно ляпнула я. – Дом, страусиная ферма?

Ляпать иногда очень полезно. Узнаешь прорву информации. И чем круче ляпнешь – тем больше надежды, что собеседник обрадуется и раскроет тебе вперемешку чемейные тайны и тайны бизнеса.

Вот и Галка тоже. В ответ она расхохоталась и вытащина «Вог».

– Будешь под кофеек?

– Ты куришь?! А аллергия? Да стоило мне в прежние годы вытащить пачку, как у тебя коклюш начинался. Ну так откуда все взялось? Дом? Страусиная ферма?

Она поняла, что я буду ляпать до победного конца.

– Помнишь, как мы жили? – спросила Галя.

– Ну-у… – осторожно протянула я. Всю жизнь буду помнить, как доставала скорпионов из тапочек…

– Ладно, не деликатничай, все сейчас расскажу.

Когда ляпаешь, главное – вовремя остановить собеседника. Слишком много информации тоже ни к чему. Но Галя оказалась более разговорчива, чем я думала. Очевидно, до нее уже дошли слухи о том, что я стала знаменитой любительницей частного сыска, и она надеялась попасть со своей историей в мой очередной детектив. Удивительно, что только не делают люди ради славы!

– Родилась я, Расторгуева Галина Федоровна, в девичестве Акименко, как ты помнишь, в тысяча девятьсот каком-то там году в семье простых советских служащих, – начала она. – В возрасте семи лет была отдана в школу, которую закончила с тройками и четверками, а затем поступила в институт. Будучи студенткой четвертого курса, всерьез задумалась о распределении и стала искать подходящего мужа. Соответственно некоторое время спустя познакомилась с Расторгуевым Алексеем Николаевичем, который за двадцать пять лет до того родился в семье професчсиональных алкоголиков, но порочашее его происхождение преступно скрыл…

Я покорно выслушала все подробности ухаживания, свадьбы, рождения дочери, которые, кстати говоря, и до этого неплохо знала. Наконец, подробно описав последний по счету запой Лешки, Галка перешла к страусилой ферме.

– Словом, не жизнь была, а Рио-де-Жанейро, чистый бразильский карнавал, с песней и с пляской. И деть Лешку некуда, «хрущобу» нашу разменять, сама знаешь, без шансов. Словом жизнь моя была беспросветная, а тут новая напасть. Узнала я случаем, что пятиэтажку нашу сносить собрались, а всех жителей отселять в какой-то район, уж и не помню, как называется, где-то на полпути к Киеву…

Я ахнула. По моим подсчетам, мы как раз и находились на этом самом месте – на полпути к Киеву!

– И так мне кисло стало, что по-быстрому, пока не разнесся слух об отселении, я продала свою халупу и купила домик в деревне. Лешка все равно пьет, вылечить его нельзя. Но в «двушке», где поперек комнаты храпит пьяное тело, жихни нет никому, а на селе простор. Выкатила супружника на тачке в огород – и пусть себе валяется, авось тапки отбросит!

Эта методика, как ни странно, привела к удивительным результатом. Галка, выкатывая мужа в огород, была твердо уверена, что никто на это сокровище не польстится. Однако в один прекрасный день Лешка исчез вместе с тачкой.

Зная, что муженек давно пропил все свои мужские способности, Галка сперва больше беспокоилась за тачку. Та деревенская дура, которая от безысходности покусилась на этого красавца, долго его бесполезность терпеть не станет, а вот тачку вполне может приватизировать. Но в один прекрасный день на огороде объявилась именно тачка. Лешка исчез бесследно.

Когда образ пропавшего мужа в Галкиных воспоминаниях уже обрел светлые черты, она вспомнила, что горький пьяница Алексей имел одно положительное качество – он любил животных. Она с умилением вспоминала, как он гладил бразильских тараканов по блестящим хитиновым панцирям и чесал брюшки скорпионам. Это навело ее на мысль – она стала выяснять, нет ли в радиусе пятидесяти километров какого-нибудь скотного двора, заодно на всякий случай спрашивая, когда здесь в последний раз видели цирк-шапито.

Довольно скоро выяснилось, что за рекой поселились чудаки, решившие разводить страусов. Экзотические птицы были привезены еще в яйцах, и чудаки, пожилая супружеская пара, чуть ли не сами их высиживали. На расспросы отвечали: птица дельная, выносливая, мяса дает – завались, одним яйцом семью накормить можно. А что до климата среднерусской возвышенности – то в пустыне Сахаре ночью тоже бывает довольно прохладно.

Несмотря на заботу, перезимовали страусы плохо. По окрестностям ходили слухи, что птиц выводили на прогулку в ватниках и ушанках. Весной чудаки не смогли нанять скотника, который согласился бы ухаживать за птичьим поголовьем. Юные страусы оказались очень обидчивыми и брыкливыми, и один удар мозолистой лапы мог вышибить дверь, человек же от него улетал на десять метров запросто.

Обходя окрестности в поисках работника, страусиный фермер набрел на плохо огороженный и поросший бурьяном участок, с краю которого дрых в тачке еще вполне справный мужик. Недолго думая, он похитил Лешку, решив, что это чучело будет благодарно за кров и пищу, а что касается алкоголя – так поди найди непьющего.

Лешка очнулся в сарае, где к нему склонялись озадаченные клювастые рожи, и понял, что он во сне откинул коньки.

Когда же воющего от ужаса Лешку сняли с крыши и объяснили, что жизнь так просто не кончается, он проявил к страусам огромный интерес. Насекомые были забыты навеки. Лешка день и ночь возился с гигантскими птицами и даже заставил хозяев накупить пособий по ветеринарии. Примерно через месяц он осознал, что, оказывается, все это время жил без водки. А главное – больше ее на дух не переносит.