Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Будет сделано.

– Вот и прекрасно, и когда расточатся враги трона небесного, да свершит Господь правосудие свое!

Часовые на площадках между этажами Главного штаба привычно вытягивались при виде спускающегося по лестнице полковника с флигель-адъютантскими аксельбантами.

– …Так, может, тогда еще филеров к дому приставить? – пыхтя, как самовар, вопрошал семенивший рядом полицейский чиновник.

– Хорошо бы, да только место там больно тихое, всякий новый человек как на ладони. А глаз у этого господина, судя по всему, острый. Как бы раньше времени не спугнуть. Стоит поспрошать, быть может, в домах поблизости сдается небольшая квартирка или комнатка с «хорошим» видом из окон…

– Ну, так вы ж токо прикажите. Если даже не сдается, вмиг организуем, – вмешался шедший за спиной Лунева сотник.

– Что организуем? – поморщился контрразведчик.

– Да мало ли что? Можно призрака им туда запустить, а можно приехать, типа мы санслужба, крыс, тараканов уничтожаем.

– Ну-ну. – Контрразведчик покачал головой. – Сходи разузнай, только без этих твоих крайностей.

– Как прикажете, без крайностей, так без крайностей. – Сотник хотел еще что-то добавить, но осекся. – Ваше высокоблагородие, – после короткой паузы заговорил он, – а вы, часом, не знаете, шо там за японо-отец у нашего мотора трется?

– Что? – Платон Аристархович отвлекся от терзавших его вопросов.

– Да вон, глядите. – Атаманец указал в сторону окна, выходящего аккурат на стоянку автомобилей у входа в здание. – По форме, как есть, японец: погон ненашенский, поперечный, два широких просвета, одна звезда – лейтенант, фуражка с красным околышем и желтой тульей. И не холодно ж ему! Стало быть, гвардеец.

– Опять японец?

– А шо, уже был?

– Был, дверью обознался. Или не обознался. Не знаешь случайно, где здесь генерал Круглов сидит?

– Генерал-майор Круглов, артиллерийский Комитет, главный приемщик. Аккурат под нами, этажом ниже.

– Стало быть, может, и обознался.

– Я на всякий случай слетаю, выясню, что за хокусайские картинки он на лобовом стекле рассматривает.

– Сделай любезность.

В тот момент, когда полковник Лунев вышел на улицу, сотник уже вовсю распекал дежурившего у автомобилей караульного.

– Так ведь союзник же нынче, – оправдывался солдат. – Ничего такого не спрашивал. Сказал, что желает себе авто купить, а вот какой лучше брать, не ведает. Вот и глядел, каков, стало быть, «дион-бутон», каков «бугатти» или вон «руссо-балт». А только я приметил, что ваш «делоне-бельвилль» ему больше всех приглянулся. Он его долго так рассматривал.

* * *

Император с улыбкой внимал сидевшей напротив за чайным столиком женщине и, отпивая небольшими глотками горячий чай из тончайшего севрского фарфора, думал о своем. Великая княгиня Ксения Александровна, старшая сестра императора, была, пожалуй, любимейшей из всей его родни еще с тех незабвенных детских лет, когда она наставляла будущего государя всея Руси в высоком искусстве ловко бросать камешки. Наследнику-цесаревичу всегда нравилось смотреть, как они, отскакивая от воды, прыгают зайцами. Ныне, когда судьба вознесла его на престол, Николай сохранял к милой Ксении нежнейшую привязанность.

В эти тяжелые дни великая княгиня, как и большинство женщин императорской фамилии, снаряжала медицинские поезда, привозившие на фронт врачей и медикаменты и увозившие всякий раз сотни раненых. В Петрограде у Ксении Александровны был свой госпиталь, о нуждах которого она вроде бы и желала нынче говорить с братом. Однако нужды разрешились в считанные минуты, и беседа повернула совсем в иное русло.

– Ники, – почти наставительным тоном произносила великая княгиня, – неужели же ты сам не чувствуешь приближения некоего дикого невообразимого, первозданного ужаса? Как можешь ты быть таким спокойным?

– В стране, ведущей войну, голубушка, спокойствие государя, быть может, высшая его добродетель, – вздохнул император.

– В этот час на фронтах, возможно, гибнут тысячи людей, но, умирая, все эти несчастные россияне мысленно взирают на своего царя. Стоит мне поддаться унынию, а уж тем паче утратить спокойную уверенность в нашей правоте – и все рухнет.

– Но все и так может рухнуть, дорогой мой Ники. Послушай, что я скажу тебе: глаза российского орла не видят света, и черный ворон служит ему проводником. Черный ворон летит на поля, усеянные трупами, и радуется поживе, ведя за собой властителя птиц. Он летит на зов смерти, не ведая страха, но смерть уже и над ними занесла косу. Змеи притаились меж тел, и погибель будет ворону, и погибель российскому орлу.

– Ну что за бредни, милая моя Ксения?

– Это не бредни, это пророчество. Пророчество той, чьи слова вещие, и это проверено многократно.

– Абсурд, моя дорогая, полный абсурд! – Николай II покачал головой, с искренним сожалением глядя на сестру. Лицо ее напоминало ему сразу и убиенного государя Павла I, и маменьку-императрицу. Пожалуй, Ксению можно было назвать не слишком красивой, но глаза, живые и выразительные, освещали его светом глубокой внутренней правоты. – Я знаю, о ком ты говоришь, – чуть помедлив, вновь заговорил император. – Это все слова модной ныне в столице прорицательницы Лаис Эстер. Она намедни у супруги дяди Николаши сеанс устраивала. Не правда ли? Ксения, постыдись, она же австриячка, и наверняка ее слова пишутся в Генеральном штабе Франца-Иосифа. Я вообще в недоумении, что эта госпожа до сих пор делает в Петрограде?!

– Она не австриячка. Ее отец венгерский князь Лайош Эстерхази, это правда. Но в своей жизни она провела в австрийских владениях всего несколько месяцев. С тем же успехом тебя можно именовать немцем или же японцем.

– Скажешь тоже! – Император невольно сдвинул брови и поставил недопитый чай на стол.

– Она выросла в священном городе Карнаве. Судя по всему, это где-то в Атласских горах.

– Все эти таинственности, прорицания, священные города… Право слово, пустое, тебе не следовало бы заниматься всем этим.

– Отчего же, мой дорогой брат? Ведь только слепому не видно, что ворон, о котором идет речь в прорицании, – ваш бесноватый Старец. Его дальнейшее пребывание близ императорской семьи – прямой скандал! Но хуже того, он ведет державу к гибели. Вас окружают притаившиеся змеи, великое множество змей!

Николай II вновь покачал головой, пристально глядя на сестру.

– Ты же знаешь, его умение заговаривать кровь делает его необходимым для нас. Никто, кроме него, не может помочь цесаревичу Алексею. Он утверждает, что со временем болезнь пройдет бесследно, но до того часа Григорий Ефимович нужен и нам, и всей России. Поэтому оставим сей бесцельный разговор.

Знаешь, мне вот почему-то вспомнилось: когда я еще, будучи наследником престола, совершил путешествие на «Памяти Азова», стояли мы в Бомбее. Индусы тогда много судачили о неком человеке, которого величали «светлым странником». Он и впрямь ходил по всей стране и нигде не останавливался более чем на один, два дня. Так вот, однажды мне сообщили, что этот необычайный человек, почитаемый здесь как пророк, зовет меня к себе в хижину. Мы с князем Барятинским, он знал местные наречия, отправились в убогую лачугу странника. Но к нашему глубочайшему удивлению, тот оказался россиянином, давшим некогда обет посетить все храмы мира. Я не стану сейчас подробно рассказывать, о чем мы говорили наедине, скажу одно лишь: он велел мне терпеть и сказал, что уйду из этого мира непонятым.

Вот так-то, милая Ксения. Непонятым даже тобой. Видать, не зря я родился в день Иова Многострадального, таков, значит, мой удел.

– И ты поверил словам какого-то проходимца, да так, что не желаешь слушать тех, кто истинно любит тебя? Ники, подумай о семье, подумай о России!

Дверь императорского кабинета приоткрылась, и туда неслышно, будто тень, вошел дежурный камергер.

– Ваше величество! Сюда идет Старец Григорий. Прикажете его впустить?

22
{"b":"35316","o":1}