Есть и возможность действовать жестко. Даже если не брать в расчет дядю императора, великого князя Николая Николаевича, под рукой которого вся армия и флот, то одних только морских батальонов может с лихвой хватить, чтобы отстранить Николая II от власти. Сколько раз судьба России диктовалась парой гвардейских полков?! Ежели не считать пустозвонов-декабристов, все прочие военные перевороты удавались с блеском.

Итак, вполне можно предположить, что среди придворной знати, чинов гвардии, а возможно, и Генерального штаба действительно имеется заговор «патриотического толка», так сказать, «за сильную Россию против мракобесов-христопродавцев и засилья немецких шпионов».

Самое забавное, или уж мерзкое, – как посмотреть, что, возможно, как раз те самые немецкие шпионы заговором и дирижируют. Шутка ли, в самый разгар войны в сражающемся государстве сместить законного правителя! Но вопрос остается, как и прежде, открытым: впрямь ли существует вышеуказанный заговор? Или же он лишь плод беллетристической фантазии неведомого еще Фехтмейстера?»

– Ваше высокоблагордие, – окликнул задумчиво глядящего в окно Лунева атаманец. – К вам тут колобок прикатился.

– Какой еще колобок? – Контрразведчик озадаченно поглядел на стоявшего у дверей помощника.

– Какой-какой, полицейский! Без свистка, но в пенсне.

– А, Снурре, – хмыкнул Лунев.

– Он самый. Снип-Снап-Снурре-Люре-Базелюре.

– Да прекратите вы, наконец!

– А шо я? Я ж так, для беглости мысли.

Холост открыл дверь кабинета, впуская гостя. Коллежский асессор Снурре и впрямь напоминал известного героя детской сказки. Христиан Густавович метнул недовольный взгляд из-за стекол золотистого пенсне на атаманца. Однако тот сделал вид столь насмешливо серьезный, что привыкший к порядку чиновник лишь недовольно хмыкнул и покачал головой.

– Здесь все как вы просили, Платон Аристархович, – стараясь придать солидность дребезжащему голосу, проговорил Снурре. – В этой папке сведения о деятельности социалистов-революционеров. Здесь социал-демократы, в первую очередь большевистская фракция. Тут, – он положил очередное дело, – анархисты. Вот здесь, извольте видеть, сепаратисты. Тут очень обще: и финны, и поляки, и кавказцы. Если пожелаете, можно по каждому из них отдельно материал предоставить, так сказать, поприцельнее. Вот так-с! – Полицейский слегка поправил сползающее пенсне. – И вот еще. Вы намедни просили собрать материал о госпоже Лаис Эстер.

– Уже готово? – Лунев наугад открыл одну из папок и углубился в чтение, чтобы не выдать взглядом свою заинтересованность. Не то чтобы он всерьез полагал обнаружить причастность к дворцовому заговору господ социалистов, но полностью отбрасывать этих возмутителей державного спокойствия считал преждевременным. Успокаивало одно: сии товарищи и граждане желали коренных перемен, а вовсе не смены власти внутри довольно узкого круга царской династии. Конечно, устройство заговора могло стать одним из этапов многоходовой комбинации. Но, как показывает практика, подобные каверзы отнюдь не в стиле «борцов за всенародное счастье».

– К вечеру я вам доставлю полную информацию по интересующей вас особе, – между тем продолжал чиновник. – А сейчас вот. – Он протянул Луневу свежий выпуск «Петроградских ведомостей».

«Злодейское ограбление на Большой Морской», – гласил отчеркнутый заголовок одной из статей. – Вчера ввечеру было совершено злодейское ограбление в квартире известной хозяйки спиритического салона госпожи Эстер. Мадемуазель Лаис Эстер, известная светская красавица и добрая знакомая многих влиятельных особ, в том числе близкая подруга великих княгинь Анастасии Николаевны и Ксении Александровны, по возвращении домой застала свою квартиру перевернутой вверх дном. Неизвестные ворвались в дом и, заперев прислугу в одной из комнат, принялись обшаривать его в поисках денег и драгоценностей. Лишь благодаря небывалой храбрости и ловкости дворецкого ее милости, господина Шультце, разбойников удалось изгнать. Они бежали несолоно хлебавши. Жандармерия разыскивает троих злоумышленников, совершивших налет на квартиру госпожи Эстер. Как сообщается, среди негодяев один, а то и двое ранены».

– Вот даже как? – Лунев отложил газету. – Занятно. А отчего, скажите на милость, этим делом вдруг занимается жандармерия, а не сыскная полиция?

Снурре вновь поправил сползающее пенсне.

– Госпожа Эстер, сами изволите понять, дамочка непростая. К тому же не российская подданная.

– Резонно, – согласился контрразведчик. Он еще раз пробежал глазами текст заметки. – Да, случай, однако, редкий! Что ж там за дворецкий, который эдак взял да в одиночку разбросал троих налетчиков?

– Господин Шультце, – как ни в чем не бывало напомнил полицейский чиновник, – если не ошибаюсь, это родной брат Артура Шультце.

– Того самого? – Лунев поднял на архивиста удивленные глаза.

– Если не ошибаюсь, – еще раз, точно набивая себе цену, ответил Снурре.

– А вы, как обычно, не ошибаетесь.

– Прежде не случалось, – довольный похвалой, подтвердил коллежский асессор. – Вот так-с.

– Сотник, – Лунев повернулся к ожидавшему у дверей атаманцу, – заводи свой экипаж, мы едем на Большую Морскую.

Если бы среднего жителя Петрограда, не говоря уже о прочих подданных империи, спросить, кто таков Артур Шультце, большинство бы, не утруждаясь напрягать память, пожало плечами. Кое-кто стал бы вспоминать обладателя этой незамысловатой немецкой фамилии меж своих знакомых. И это при том, что плоды его своеобразного искусства они, вероятно, держали в руках, и не по разу. Господин Шультце был необычайно скромен. Во всем, что касалось его неслужебных дел, он старательно избегал славы. Однако, невзирая на его ухищрения, тем, кто волею судеб и государя имел отношение к тайной войне или же попросту к уголовному сыску, эти имя и фамилия говорили немало.

Этот приятный в обращении уроженец Лифляндии сделал недурственную карьеру в российском монетном ведомстве и был вхож как в аристократический, так и деловой высший свет Санкт-Петербурга. Какое же горькое похмелье ожидало и тех и других, когда вдруг сей завсегдатай светских раутов и литературных салонов исчез из Петербурга и появился в Вене, да еще не просто так, а с ценным грузом. Среди рубашек, галстуков и костюмов в чемоданах Артура Шультце обнаружились пластины для печати десяти-, двадцати пяти-, пятидесяти– и сторублевых купюр. В скорости «шультцевки» наводнили приграничные губернии, Москву и Санкт-Петербург. Особенно много их оказалось именно в столице. Впрочем, кто знает, отличить фальшивки мог лишь эксперт. Бумага на купюрах была чуть иная, нежели у оригинала.

Мелькнув в Вене, Артур Шультце исчез, как в воду канул. Но, как можно было понять, с началом войны правительство Франца-Иосифа предложило беглому чиновнику наладить выпуск русских денег в максимально возможных количествах. Луневу доводилось встречать «шультцевки» и среди вещей убитых турецких офицеров, и в описи бумаг, обнаруженных при разгроме германского посольства. Счет здесь шел уже не на тысячи, а на миллионы рублей.

И вдруг на тебе, родной брат Артура Шультце живет и благоденствует здесь же, в Петрограде, под крылом весьма странной госпожи Лаис Эстер, подруги великих княгинь, а возможно, что греха таить, и их мужей, подданной императора Франца-Иосифа!

Разглядывая мелькавшие за окнами дома, Лунев вздохнул про себя, отмечая этот неприятный факт.

Конечно, «впоследствии не значит вследствие», и все, что он себе понапридумывал, может быть лишь чудовищной цепью совпадений. «А если нет? Если все же не совпадение? Лаис сама говорила, что ее брат – адъютант императора Австро-Венгрии, положил ей щедрое содержание. Не „шультцевками“ ли он ей выплачивает?»

Платон Аристархович поймал себя на мысли, что очень не хочет, чтобы госпожа Эстер была замешана в этом неприятном деле. «В конце концов, будь она и впрямь шпионкой, стала бы рассказывать о своем брате? Да и Конрад Шультце, когда бы он был шпионом, что бы ему стоило сменить паспорт и называться любой иной фамилией? Какие-то нелепости.