— Надо сказать, — закончил свой рассказ Фролов, — что зал судебного заседания напоминал тогда студенческую аудиторию. Присутствовавшие на процессе ревизоры, плановики, экономисты, технологи делали в своих блокнотах записи. А вскоре эти записи превратились в строчки приказов и инструкций о планировании, изменении системы приёмки сырья на предприятиях главка, о нормах раскроя и учёте выработки. Так судебный процесс помог руководству главка перекрыть все щели, которыми пользовались жулики. «Кот Васька» был лишён возможности заниматься своими неблаговидными делами. Так что Выховский мог быть доволен: расследованное им дело превратилось в университет профилактики хищений.

Если в облике следователя по особо важным делам Николая Николаевича Фролова ничто не напоминало современного Шерлока Холмса, то ещё меньше «судейского» у Анны Ивановны Степановой. Она совсем не похожа на тех судей, которых мы порой видим на экранах кинотеатров и телевизоров, — строгих, с металлическим голосом и непроницаемым лицом, картинно самоуверенных, всегда убеждённых в своей непогрешимости и убивающих наповал зрителей прозорливостью и проницательностью.

Видимо, так оно и должно быть. Анна Ивановна не символ правосудия, а живой человек со всеми своими достоинствами и недостатками. Кроме того, она редко смотрит телевизор и ещё реже бывает в кино, поэтому она не знает, как должен выглядеть идеальный экранный судья. А может быть, и не хочет знать. Ведь у неё и без того достаточно забот: осуществлять справедливость — трудная и хлопотная профессия, она мало оставляет свободного времени.

Наша собеседница далеко не молода. Лучами расходятся морщинки на висках и от уголков опущенных губ. Волосы с сединой, аккуратно зачёсаны назад. Стоячий воротничок белой блузки подчёркивает выступающий вперёд подбородок. Узкие худые плечи ссутулились под тяжестью лет.

Анне Ивановне шестьдесят три. У неё взрослые сын и дочь. Растут внуки…

Две трети прожитой жизни отдано правосудию: вначале прокуратура, затем коллегия адвокатов, и вот уже двадцать пять лет, как она судья, одна из лучших судей большого города, в котором прошли её детство, юность, зрелые годы.

Кабинет отделен от улицы кирпичной стеной и двойной оконной рамой. Высокое узкое окно задёрнуто плотной шторой. Шум улицы сюда почти не проникает. Но этот судейский кабинет связан с городом и его обитателями многочисленными и разнообразными нитями, о которых молчаливо свидетельствуют папки в шероховатых песочных обложках: разводы, дела о наследстве, разделе квартиры, имущества, заявления от различных организаций и предприятий, трудовые конфликты, иски о взыскании алиментов, уголовные дела — клевета, хулиганство, избиение, разбой, хищение…

На подшитых листах спрессованы людские обиды и радости, тщеславие, самолюбие, просьбы о помощи, требования о справедливости, слезы, ссоры, претензии, кровь…

В зале суда Анна Ивановна говорит от имени республики, которая уполномочила её вершить правосудие. Впрочем, в зале суда она уже не просто Анна Ивановна, а председатель суда.

Судья… Мы беседуем об этой не совсем обычной профессии, для овладения которой мало одних лишь знаний. Время от времени нас прерывает телефонный звонок или появление в кабинете секретаря, спокойной девушки с длинной не по моде косой.

На столе Анны Ивановны лежат «Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик». В них записано: «Никто не может быть признан виновным в совершении преступления и подвергнут уголовному наказанию иначе как по приговору суда», «Уголовное наказание применяется только по приговору суда».

Только по приговору суда…

Это означает, что вся работа, проводимая уголовным розыском, ОБХСС, следователями прокуратуры и МВД, носит предварительный характер в системе правосудия, а последнее слово остаётся за судом, который независим и подчинён лишь закону.

Высоким полномочиям соответствует и высокая ответственность, которую делят между собой трое судей, отвечающих за законность, обоснованность и справедливость своего решения.

Каким же требованиям должны отвечать эти трое? Что главное в их работе?

Глаза Анны Ивановны за стёклами очков в тёмной металлической оправе кажутся неестественно большими. В них угадывается растерянность. И тема нашей беседы, и сама постановка вопросов для неё не совсем привычны. Да и трудно сформулировать то, что для неё за время работы стало естественным и само собой разумеющимся.

— Главное в судейской работе… — повторяет она. — Наверно, я не смогу вам исчерпывающе ответить. Главное… Главным, видимо, является все: и знание законов, и умение их применять, и навыки, выработанные опытом, и строгость, и гуманность, и уважение к людям…

Анна Ивановна слегка улыбается. После минутного» молчания говорит:

— Объективность и беспристрастность… Да, объективность и беспристрастность. Паскаль, как известно, утверждал, что всякое рассуждение готово уступить место чувству. Подобная опасность подстерегает любого, в том числе и судью. Судья должен уметь избегать её.

— И что для этого требуется?

— То, что в музыке называют абсолютным слухом. Я имею в виду отношение к показаниям подсудимого, свидетелей, экспертов, к прениям сторон, которые подводят итоги судебного следствия, оценивают доказательства и высказывают суду свою точку зрения. В этом смысле «абсолютный слух» судьи — это гарантия беспристрастности и объективности. Кстати говоря, речи адвоката я лично отвожу особое место…

— Почему?

— Видите ли, профессию защитника нередко недооценивают. Причины разные. Тут и обывательские разговоры: вот, дескать, получил гонорар и старается чёрное сделать белым. И непонимание его роли в судебном процессе. А ведь квалифицированный защитник нужен не только подсудимому, но и суду. Дело в том, что прокурор, выступающий в суде в качестве государственного обвинителя, чаще всего основывается на концепции предварительного следствия. И речь его обычно содержит аргументы, уже изложенные следователем, который вёл дело. Это закономерно: прокуратура отвечает за обоснованность привлечения к уголовной ответственности того или иного человека, прокурор контролирует следователя, проверяет и направляет его работу, утверждает составленный следователем обвинительный акт. Поэтому государственный обвинитель обычно разделяет мнение следователя о доказанности вины человека, преданного суду. Правда, он не только обвинитель, но и представитель прокуратуры, осуществляющей надзор за законностью. Убедившись в судебном заседании в невиновности подсудимого, он обязан поставить вопрос об оправдании (объективность — важнейшее условие не только судейской, но и прокурорской деятельности). Но разве легко изменить устоявшееся убеждение? Для этого необходимы уж слишком разительные факты. И чаще всего прокурор в уголовном процессе поддерживает обвинение. Между тем положение адвоката совершенно иное. У него одна обязанность — защита. Защита и только защита. На все материалы предварительного и судебного следствия он смотрит глазами защитника. Прокурор при определённых обстоятельствах может и должен отказаться от обвинения. Адвокат же не имеет права отказаться от защиты ни при каких обстоятельствах. Он должен находить контраргументы, ставить под сомнение те или иные улики, искать и указывать суду слабые, по его мнению, места концепции следователя, говорить о том, что исключает ответственность подзащитного или смягчает её. Адвокат помогает суду критически подойти к тезисам обвинения. Если есть такая возможность, он пытается разрушить обвинение. Иногда ему это удаётся, иногда — нет. Но в любом варианте он осуществляет исключительно важную для правосудия работу — испытание обвинения на прочность. А вот выдержало обвинение или нет, решаем уже мы, судьи. Причём при решении этого вопроса особенно требуется то, что я называю абсолютным слухом, — умение не пропустить ничего существенного, важного, умение беспристрастно разобрать «за» и «против», заметить фальшивую ноту в речи прокурора или адвоката, правильно оценить все частности и их совокупность. Так и только так рождается внутреннее убеждение — то убеждение, на котором основывается приговор… — Зазвонил телефон, но Анна Ивановна словно не услышала звонка. В щель, образованную шторой, проник луч света, светлая полоса пересекла стол, высветлила лежащие на сукне стола руки судьи, худощавые, с коротко остриженными ногтями. — Вы, наверное, слышал про дело Шаблина, о нем тогда много говорили?