А потом я присутствовал на судебном процессе по его делу…

— На какой срок он был осуждён?

— Срок? Нет, суд не лишил его свободы. В этом не было никакой необходимости, — сказал Фролов. — Учитывая явку с повинной и то, что к моменту судебного заседания он уже не представлял общественной опасности, суд по ходатайству прокурора в соответствии с частью 2 статьи 43 Основ уголовного законодательства и статьи 309 Уголовно-процессуального кодекса вынес обвинительный приговор без назначения наказания. Этот приговор подвёл черту под всей прежней жизнью Мясникова. Теперь он действительно мог начать без оглядки новую жизнь, жизнь честного человека.

А сейчас… Что ж, сейчас о нем можно уже не беспокоиться. Вот, пожалуй, и вся история, — заключил Фролов. — В общем-то обычная история.

Так сама жизнь решила спор следователя Фролова и майора Николаева, решила категорически и окончательно. Да, и Аполлона, и базарного петушка лепят из одной и той же глины. Очень многое зависит от того, в чьи руки попала эта глина. Поэтому руки следователя должны быть не только умелыми, но и добрыми. Так утверждал Александр Васильевич Чернов.

Во время наших бесед Фролов часто вспоминал свои студенческие годы и одного из старейших преподавателей Московского юридического института, а затем юрфака университета Семена Петровича Борисова.

— Он первым дал нам, студентам, представление о роли следователя в системе социалистического правосудия, — говорил Фролов. — Ведь в своё время каждый из нас считал, что задача следователя сводится лишь к тому, чтобы расследовать конкретное преступление, выявить преступника.

— Но ведь, по существу, это именно так.

— Не совсем. Это программа-минимум.

— А программа-максимум?

— Если вы не возражаете, давайте вернёмся в стены Московского юридического института, — предложил Фролов. — Борисова вы знали, так что нет особой нужды напоминать об его эксцентричной манере вести семинары. Семён Петрович всегда напоминал волшебную шкатулку фокусника, которая никогда не скупится на сюрпризы. Но на том семинаре «волшебная шкатулка» была пуста. Борисов ничем, кажется, не собирался нас удивлять. Он был солиден, серьёзен и… скучен. Собственно, не столько Борисов, сколько казус, который он нам рассказывал. Знаете, существует типичный материал для газетной статьи на морально-этические темы «На что смотрела общественность?». Вот что-то в таком роде нам и было преподнесено. История падения Валентина Булыгина нас, будущих юристов, по логике вещей заинтересовать не могла, тем более что Борисов почему-то делал упор не на расследование, а на биографию оного юноши, одного из тех, кого в прежние времена называли стилягами, а немного позднее суперменами из Жмеринки или д'артаньянами из Таганрога.

Рассказ Борисова сводился к тому, что, рано лишившись отца, Валентин Булыгин рос баловнем матери и, как многие баловни, ни минуты не сомневался, что все на свете: игрушки, лакомства, солнце — создано только для него. Он привык к тому, что каждое его желание мгновенно выполняется, что он и есть центр необъятной Вселенной. Он любил командовать, и вскоре это стало привычкой. Но любить командовать и уметь завоевать себе право командовать, как известно, не одно и то же. Поэтому в школе ему пришлось туго: никто не хотел признавать за ним этого лестного права. Само собой понятно, что самолюбие мальчишки было задето: хотелось верховодить, а добиться этого он не мог. Отказаться же от приобретённых привычек было трудно, да и не хотелось. Весьма обычная коллизия. Но в дальнейшем она приняла острые формы. Борисов дал нам понять, что в этом сыграла определённую роль мать Булыгина. Она понимала состояние сына, жалела его и пыталась по-своему утешить. «Зачем ты огорчаешься? — говорила она. — Ты все равно умней их всех. Они тебе просто завидуют. Завидуют твоим новым костюмам, твоей начитанности». В общем, она говорила все, что в таких случаях говорят ослеплённые любовью к детям матери. А Валентин, разумеется, верил ей. Уж слишком лестно она о нем отзывалась, чтобы ей можно было не поверить… Итак, во всем виновата зависть. Это уже некоторое утешение. Свои неудачи в общении со сверстниками он пытается компенсировать общением с книгами. Читает он много. Среди других книг ему как-то попались произведения Ницше и Макса Штирнера. Многого он в них не понял, но кое-что до него дошло и пролило бальзам на незаживающие раны. Теперь он уже, как подчеркнул Семён Петрович, все воспринимал в определённом аспекте; по одну сторону — он, сильная личность, сверхчеловек, которому все дозволено, по другую — те, с кем ему, к сожалению, приходится постоянно общаться, — маленькие, серые люди. Они не признают его исключительности? Ну что ж, вполне понятно: виной этому их низкий интеллект.

В комсомол Булыгин не вступил. Одно время его активно «вовлекали», но потом оставили в покое. Больше комитет комсомола им не интересовался. Булыгин не хулиганил, двоек у него не было. Стоит ли терять время? Из этого же исходил и классный руководитель, которого интересовали только процент успеваемости и уровень дисциплины в классе.

Между тем семена давали ростки. «Сильной личности» — а в том, что он супермен, Булыгин уже не сомневался — необходимо было проявить себя. Но в чем и где? По мнению Борисова, Булыгин не так уж долго мучился в поисках ответов на эти вопросы. Все было более или менее ясно: «сильная личность» по-настоящему может развернуться только на Западе. Дома у Булыгина хранились вырезки из иллюстрированных американских, немецких и английских периодических изданий: сверкающие всеми цветами радуги автомобили, роскошная вилла на берегу океана, серебристая яхта, аристократический пляж… Все это — достояние суперменов, истинных хозяев жизни, которые бесконтрольно вершат судьбы «маленьких людей». А разве он, Валентин, не супермен? Просто ему здесь не дают и не дадут развернуться, а попади он, к примеру, в Нью-Йорк… У Булыгина захватывало дух от тех возможностей, которыми, по свидетельству иностранных журналов и кинофильмов, располагают на Западе «сильные личности». Сколько благоприятных случайностей на пути рыцарей удачи, сколько щедрых меценатов, чудаковатых миллионеров, мечтающих передать свои сказочные богатства в руки молодого супермена!

Борисов рассказывал о Булыгине, а в аудитории полновластно царила скука. Этакая, знаете, тихая, благопристойная. Мой приятель Андросов перелистывал сборник речей Плевако, Белозеров… Да, он теперь в адвокатуре. Член президиума коллегии Белозеров читал Конан-Дойля, а я играл со своим соседом по столу Середой в шахматы, одновременно стараясь на всякий случай не упустить нити повествования: ведь как-никак, а от Борисова всегда можно было ждать подвоха… Но мои опасения, кажется, были напрасны. История Булыгина не таила в себе особых неожиданностей. Семён Петрович рассказывал, как, окончив школу, Булыгин уехал в большой приморский город. Поступить в институт ему не удалось: не прошёл по конкурсу. Но возвращаться домой он не торопился. Вскоре Булыгин знакомится с уголовником-рецидивистом по кличке Зубастик. Зубастика досрочно освободили из колонии за «хорошую работу и примерное поведение». И то и другое, по словам Борисова, полностью соответствовало действительности. Тем не менее Зубастик совершенно не намеревался порывать со своим прошлым. Наоборот, теперь он собирался действовать более хитро и в более крупных масштабах, загребая жар чужими руками. Он сколачивает группу из ребят, живущих в одном с ним доме. Среди них — и наш Булыгин. Старый вор быстро раскусывает замкнутого, самолюбивого парня, который бредит заграницей. «Там житуха что надо, — соглашается он с Валентином. — Но без кругляков там загнёшься». Последнее Валентин знал и без него: для начала нужны деньги. Правда, ему не очень хотелось участвовать в кражах и рисковать собственной шкурой. Но, во-первых, супермен стоит выше законов и ему все позволено, а во-вторых, другого выхода нет. В этом отношении, по мнению Валентина, Зубастик был полностью прав. И вот юный супермен совершает под руководством пожилого супермена первую кражу. Она кончается для него благополучно. Зубастик им доволен, хвалит его: это уже почти общественное признание. И в одном из своих посланий матери Валентин пишет: «Настоящий человек тем и отличается от слизняка, что он не считается с обстоятельствами, а сам создаёт их». За первой кражей следует вторая, третья. Затем удачное ограбление квартиры и попытка побега за границу…