– Вы ведь не из Кострова? – спросила Симанская, когда они сели-таки пить чай с крыжовенным вареньем. – Приезжий?

– Как вы догадались?

– У нас городок маленький, все на виду.

Слово за слово, они разговорились, познакомились поближе. Оказалось, Руслан Кириллович живет и работает в Питере, а в Костров приехал заканчивать диссертацию.

– Место тихое, как раз подходящее, чтобы засесть за материалы и писать, писать… Я снимаю комнату на Речной улице. Хорошо тут у вас!

– Вы по какой науке? – поинтересовалась Татьяна Савельевна. – Что изучаете?

– Особенности культуры древних славян. Псковская область в этом плане весьма примечательна.

– Женаты, поди? Детишки уже есть?

Она с замиранием сердца ждала ответа.

– Да нет, не успел пока семьей обзавестись, – усмехнулся ученый. – Все недосуг. Работы много. Вот получу докторскую степень, тогда и начну невесту искать.

«Вот бы такого жениха моей Маше! – подумала Татьяна Савельевна, прикидывая, как бы задержать гостя подольше. – Женился бы он на ней, увез в Петербург. Какая у нее жизнь в этой глухомани?»

Руслан Кириллович пил чай, нахваливал варенье, охотно поддерживал разговор… и дождался Машу. Татьяна Савельевна удовлетворенно вздохнула, заметив, как у него загорелись глаза.

– Однако засиделся я у вас, – с сожалением сказал гость, взглянув на часы. – Пора и честь знать.

Он тепло распрощался с Симанскими, у самой двери задержался, поцеловал Маше руку и все не отпускал ее, глядя на девушку потемневшими, горячими глазами.

– Вы приходите к нам, Руслан, – накинув на себя платок и выйдя на крыльцо, сказала Татьяна Савельевна. – Чаю попить, побеседовать. Зима в Кострове лютая, снежная… скука одолеет у печки-то сидеть.

Талеев два дня не показывался, заставил Симанскую-старшую поволноваться. А на третий день – пришел, принес торт и бутылку шампанского, отметить знакомство.

– Никуда ты не денешься, голубчик! – с облегчением шептала себе под нос, крестясь, Татьяна Савельевна. – Маша тебя присушила, я сразу поняла. Это ты для форсу паузу выдерживал, потому что городской, балованный. Ничего, мил человек, будет и на нашей улице праздник!

Руслан начал ухаживать за Машей, она принимала его знаки внимания как должное, слегка снисходительно. Постепенно их отношения становились все более тесными…

Второй настойчивый звонок в дверь вырвал Симанскую-старшую из приятных воспоминаний.

– Ах ты, батюшки! – воскликнула она, ускоряя шаг. – Да что ж я замечталась!

Она, не глядя, распахнула дверь, приготовившись приветствовать как всегда галантного, благоухающего дорогим одеколоном Руслана… На крыльце весь в снегу стоял Андрей Чернышев, в новенькой летной куртке с майорскими погонами на широких плечах.

Татьяна Савельевна ахнула и попятилась.

– Маша дома? – спросил Чернышев, без приглашения переступая порог. – Я пришел за ней.

Вопиющая бестактность явиться вот так, без предупреждения, без приглашения… свалиться как снег на голову, да еще в такой неподходящий момент. Вот-вот придет Руслан. Что он подумает?

– Маша! – попыталась она крикнуть севшим от волнения голосом. – Маша! К тебе пришли…

Ноги Татьяны Савельевны подкосились, и она едва не рухнула на руки Чернышева. Как это на него похоже – неотесанность, мужланство, солдафонщина! – не сделать ни малейшего движения навстречу, не поддержать женщину, которой внезапно стало дурно. Симанская, задыхаясь от негодования, с трудом удержала равновесие.

– Андрей? Какими судьбами? – удивленно спросила Маша, выходя на веранду.

– Ты уже готова? – просиял он, делая шаг вперед. – Тамара Ивановна пригласила нас на вечеринку. Вернее, она сказала, что ты тоже придешь. Я решил зайти за тобой – на улице скользко, метет, как у черта в преисподней. Надеюсь, ты не против?

– Я… разумеется, нет. А разве…

– Как служба, Андрюша? – наконец взяла себя в руки Татьяна Савельевна и кинулась на выручку дочери. – Скоро генералом станешь?

– Наверное, не очень, – улыбнулся Чернышев.

– Да ты проходи в дом-то, чего на веранде топтаться? Видишь, Машенька еще не обулась, не оделась? Я тебя пока чаем напою.

Она старательно моргала одним глазом, делая Маше какие-то знаки. Та явно не понимала.

– Спасибо, Татьяна Савельевна, я не буду, – отказывался Андрей. – Мы в гости идем. Я помогу Маше одеться?

Он снял шапку и оглянулся в поисках то ли вешалки, то ли Машиной шубки.

– Идем-идем, – схватила его под руку и потянула Симанская-старшая. – Негоже пожилого человека обижать отказом.

Она все зыркала по окнам веранды на улицу – не идет ли Руслан? Но стекла покрылись белыми морозными узорами, ничего не углядишь. Чернышев шутя отбивался, не желая поддаваться на уговоры Татьяны Савельевны. Ему не хотелось уходить от Маши – только увидев ее так близко впервые за несколько месяцев, он понял, что по-прежнему любит ее. Так же безрассудно, безнадежно, как в юности. Он и не переставал любить ее, напрасно обманывая себя. Она похорошела за те годы, что он учился, а потом служил в Забайкалье, упорно добиваясь перевода в костровскую летную часть. По ночам ему снилась липовая аллея, где в тени старых деревьев они с Машей прятались от всего мира и целовались… Он помнил сладкий, горячий вкус ее губ, изгиб ее талии, округлости ее груди. Их первая близость ошеломила Чернышева, погрузила его в такую бездну ощущений, о которых он и не подозревал. Он вообще не ожидал в Маше – строгой, с виду неприступной, – такой откровенной чувственности, жадного, изощренного секса на грани непристойности. Он бредил этими мгновениями и не мог ничем изгнать, вытравить их из сердца. А она охладела так же внезапно, как и загорелась. Были другие девушки, женщины – уже потом, когда Маша написала, что не сможет приехать к нему на выпуск, и предложила остаться друзьями. Она сама порвала с ним!

Была невыносимая горечь, обида, помутившая разум. Было желание бежать от Маши прочь, никогда больше не видеть ее, не слышать ее голоса. Слава богу, он хотя бы не женился ей назло, чтобы отомстить! Какая глупость… Какой жалкий, нелепый вышел бы поступок! А теперь у него есть шанс.

Звонок в дверь заставил всех повернуться на его пронзительный, резкий звук. Татьяна Савельевна с испуганным вздохом отпустила мокрый от растаявшего снега рукав куртки Чернышева. Маша, ни на кого не глядя, подошла к двери, открыла.

– Добрый вечер, – радостно произнес Руслан, переступая порог и натыкаясь взглядом на майора. – Машенька… я за тобой.

– Ничего себе, дачка! – воскликнула Ева, выходя из машины и оглядываясь по сторонам. – Это же дворец Синей Бороды!

Дом и в самом деле выглядел зловеще – две остроконечные башенки по углам, узкие окна с конусообразными закруглениями вверху, выступающая вперед четырехгранная часть фасада, ступенчатая крыша – нечто среднее между мрачной готикой и тяжеловесным романским стилем.

– Странный проект для загородного коттеджа, – задумчиво произнес Всеслав. – А при чем тут Синяя Борода?

– Как же?! Он убивал своих жен, а потом… Что он с ними делал потом? Закапывал во дворе? Топил во рву с водой? Или замуровывал в подвале?

– Ева, уймись, – улыбнулся сыщик. – Не нагнетай страсти. Просто у людей необычный вкус. Рва тут никакого нет, как видишь.

– Зато подвал точно есть!

– Полный мертвецов… – подыгрывая ей, прошептал Смирнов. – Ночью дом кишит привидениями. А днем… в нем раздаются приглушенные вопли и стенания бедных жертв.

– Прекрати! – возмутилась Ева, ощущая в груди холодок страха. – Между прочим, вполне вероятно!

– А кто спорит?

Дом стоял посреди большого пустынного двора, окруженного забором из металлической сетки. Ворота были закрыты на замок. Возможно, в ясную солнечную погоду здесь было красиво, но в этот пасмурный зимний полдень пейзаж поражал унынием. Белые сугробы, белая равнина с виднеющимися кое-где низкорослыми деревцами простиралась вправо до самого горизонта. Сзади она упиралась в серую от снежной мглы кромку леса, слева тянулись редкие, такие же неухоженные дома.