Я замерла в темноте, раскачиваясь над бездной взад-вперед, приводя в порядок дыхание и успокаивая сердце, стучащее как африканский тамтам. Кошка держала. Не знаю, насколько прочно, но лучше перебраться на стену.
Зажав веревку ногами, освободила руку и ощупала скалу перед собой. Достаточно рельефная, с трещинами. Вложив пальцы в одну из трещин, поискала ступней что-нибудь вроде карниза. Нащупала опору и перебралась на нее. Кажется, я только что чудом спаслась от неминуемой гибели. Впору радоваться.
Но радости не было. Вместо этого хотелось плакать. Слезы покатились из глаз, я даже их не просила.
Боже мой, куда меня занесло! Что делать?
Хочу домой. Там тепло, уютно, жизнь течет плавно и предсказуемо. Никто не обещает убить и не обрезает веревку, на которой висишь… Хочу к маме. Хочу обнять ее, прижаться к ней. Когда она молчит, то почти похожа на настоящую – на ту, прежнюю. Хочу послушать ее бред. Я к нему уже привыкла, за недолгое время разлуки даже успела соскучиться.
Стерев запястьем влагу с век, попыталась сорвать кошку. Я дергала за веревочный конец в разные стороны, пускала по нему волну. Бесполезно. Кошка села намертво. Жаль оставлять ее здесь, но придется. Она спасла жизнь, на этом функция железяки исчерпана. Через несколько тысяч лет ее найдут пришельцы, которые унаследуют Землю после того, как птичий грипп уничтожит всех куриц и человечество. Инопланетным археологам будет страшно интересно, почему этот якорь находится в такой дыре и кто на нем висел.
Уф-ф! Куда мне теперь?
Только не наверх. Там по стенам ползает целый сонм крыс. Хотя я теперь тоже нечто вроде них – такая же неприкаянная и отвергнутая миром, тоже ползаю по стенам. Но все равно, мимо крыс я не полезу. Чем они там питаются? Ничем. Наверняка голодные. Сожрут на ходу. И потом, даже если я их пройду, наверху меня встретят люди Кларка.
Я огляделась. Впечатление такое, словно меня окунули с головой в чернильницу. Ничего не видно. Ничегошеньки! Ползти вниз? Что там есть, кроме камней и безнадежного тупика?
Я долго глядела в пропасть, и мне показалось, что тьма внизу не такая уж непроглядная. Очень надеюсь, что это не оптическая иллюзия. Я сняла одну из туфель и бросила вниз. Все равно заниматься в них скалолазанием невозможно, а так хоть проверю – далеко ли до дна.
Звук удара не услышала, даже отправив вниз вторую туфлю. Плохо. А может, она во что-нибудь мягкое упала? В мох, например? Да хоть так, ползти наверх все равно желания не прибавилось.
И я стала медленно спускаться.
В полной темноте приходилось сползать на ощупь. По нескольку раз проверяла надежность каждой зацепы, прежде чем перенести на нее вес тела. Да еще рельеф стены подкидывал сюрпризы. Он был очень неоднородным: то возникали удобные выступы и карнизы, то вдруг эта благодать обрывалась гладкой отрицательной скалой, которую приходилось преодолевать на одних руках. Двигаться было тяжело, и я страшно устала.
После двадцати метров спуска остановилась отдышаться и снова глянула под ноги.
Так и есть! Глаз меня не подвел.
Из глубины расщелины исходил слабый свет.
Изнуряющий спуск продолжался не меньше часа. Я выложилась так, что одежда насквозь промокла от пота. Пальцы на руках сводило с непривычки. Ноги покрылись ссадинами. Без скальных туфель приходилось туго, но я не жалела, что отправила в полет свои «Карло Пазолини».
Дно возникло подо мной неожиданно. Я опустила ногу, чтобы нащупать очередную опору, и носок уперся в твердую поверхность. Моему счастью не было предела!
За руинами и каменными обломками обнаружился зев пещеры со скошенным сводом. Именно оттуда струился свет. Я стала пробираться в ту сторону. Перелезла через треснутую колонну. Нырнула под бронзовой статуей пятиликого Брахмы (каждый из ликов проводил меня грозным и немного шаловливым взглядом). Чтобы войти под свод, пришлось нагнуть голову.
Свет струился из-за поворота в глубине пещеры. Хороший, чистый свет. Я его не боялась, хотя следовало задаться вопросом – что тут может светиться на дне глухой расщелины. Впрочем, вскоре я это узнала.
Осторожно ступая израненными ногами по острым камням, я обогнула угол и оказалась в небольшом естественном зале. Посреди него стоял маленький домик, сложенный из хвороста и обмазанный глиной. Свет струился из небольшого окошка.
Я добралась до тонкой фанерной двери и постучала в нее.
– Извините! – сказала я по-английски. – Извините! Откройте, пожалуйста!
Внутри раздался звук шагов. Щелкнул запор. Дверь отворилась, поток света хлынул на меня, и я едва удержалась на ногах от удивления. Вдруг почудилось, что женщина, возникшая на пороге, мне знакома. Да не просто знакома – я близко ее знаю… Определенно, и продолжаю спать. Этого не может происходить наяву. Недаром Кларка сопровождало столько странностей…
– Мама? Как ты здесь очутилась?
В первый момент я действительно так и подумала. После долгого пребывания в темноте глаза заново привыкали к свету. И лишь затем поняла, что ошиблась. Это была не она. Я не разобрала черт лица и приняла неизвестную женщину за свою мать. Такая же худая и тонкая. Темные волосы с пробивающимися седыми прядями скручены на затылке. Движения плавные, спокойные. Эта женщина не моя мать, хотя очень на нее похожа.
Она что-то сказала. Я не поняла. Хозяйка дома говорила на каком-то диалекте хинди. Вообще я знаю много языков. Столько, что со стороны, наверное, заметно, как они выпирают из моей головы. Но этот диалект мне незнаком. А потому разобрать ее слова было невозможно, хотя я пыталась изо всех сил.
Очевидно, мое замешательство отразилось на лице. Женщина тепло улыбнулась, отошла в сторону, предлагая войти.
– Спасибо! – пробормотала я умирающим голосом. – Спасибо вам огромное!
Маленький домик из хвороста оказался на удивление уютным и светлым. Сразу за окном начиналась тьма, но она больше не пугала. Два масляных светильника, висящие под потолком, испускали много света, а от кладки булыжников над очагом веяло родным запахом натопленной русской печки.
Пока в чане грелась вода, женщина, не переставая улыбаться, заставила меня стащить джинсы и блузку. Промыла раны на ногах, хотя я пыталась протестовать. Когда вскипел чан, я помылась в маленькой кадке, натираясь чудесным аюрведическим[4] мылом. Блаженство сказочное! Вода смыла пот, пыль и усталость. После ванны я получила в подарок сари. Пришлось изрядно повозиться, чтобы завернуться в пятиметровую простыню – традиционную одежду индийских женщин. Получилось не очень, но зато на мне была чистая одежда.
Я растянулась на мягком потертом ковре, млея от удовольствия, а хозяйка собирала на стол еду.
– Боже, как я счастлива, – призналась я, – что вы решили поставить свой домик именно здесь!
Наливая воду в заварочный чайник, хозяйка снова улыбнулась, показав не очень хорошие зубы. Она вообще постоянно улыбалась, будто я все время смешила её. А может, я кого-то ей напомнила?
Потом была трапеза. Лепешки, фрукты, пахучий козий сыр. Я жадно набивала ими рот. Женщина сидела напротив, ничего не ела, а только умиленно смотрела на меня да пододвигала новые блюда с едой.
К концу трапезы я все еще хотела есть. Но больше не могла. Я поблагодарила хозяйку и откинулась на хлипкую стенку хижины. Глаза сами собой закатывались, но я старалась держаться в строю. Не хватало ещё провалиться в сон. Будто я недостаточно дрыхла, пока меня везли сюда!
Только куда везли? Где я?
Я поглядела на женщину, на ее загорелое лицо, розовое сари, расшитое по краям зеленой нитью. Если вспомнить храм, который я видела наверху, то вывод однозначный – я оказалась далеко за пределами России. В Индии или Пакистане. Особой разницы нет. В обоих случаях – за тысячи километров от дома.
Должна признаться, что оказаться черт знает где – это мой бич. Такое со мной периодически случается. Можно даже заявить, что ситуация обыденная. Однажды во Франции я отправилась выручать из беды Верочку Шаброву и угодила аж в Новую Зеландию. Ничего, выкарабкалась потом. Я знаю, что делать в такой ситуации. Самое главное выяснить, который сейчас день и где я нахожусь. Все остальное поправимо, даже если в карманах нет денег, а паспорт остался дома, в многострадальной сумочке, с которой я приехала из Камбоджи.