— Это ничего не значит. Цветные слуги всегда обслуживали только в перчатках.
— Согласен. Но если отпечатки принадлежат вашей дочери и зятю, то только потому, что они последними прикасались к бокалу.
— Это абсурд, будь она виновна, то в первую очередь стерла бы отпечатки пальцев. Вопрос настолько элементарен, что не подлежит обсуждению.
— Но мы должны его обсудить, мистер Корф. Совершено убийство. Я понимаю ваши чувства, но единственным критерием для нас может служить только истина. Как вы сможете объяснить, что в сумочке вашей дочери нашли следы какого-то порошка? Анализ показал, что это кураре, тот самый яд, который обнаружили в теле мистера Ричмонда.
— Предположение — не доказательство.
— Даже если яд получен из тропического растения soranais, весьма распространенного на Бермудах? Кто, кроме миссис Ричмонд, сходил на берег в Сан-Кристобале?
— Вероятно, команда яхты.
— Цветные слуги тоже?
— Нет, их никогда не отпускают. Им платят сразу за весь год, но они работают исключительно во время плавания на яхте. Принимая во внимание целые месяцы, которые они бездельничают, выходных им не полагается.
— А кто, кроме них, имеет свободный доступ в хозяйскую каюту?
— Больше никто.
— Это все, что я хотел выяснить, мистер Корф.
Потом в динамиках послышалось странное шуршание. Возможно, участники диалога встали с мест и следователь угощал Антона Корфа сигаретой, поскольку тот поблагодарил его и тяжело вздохнул. Какое-то время они молча курили, затем тишину нарушил голос Стерлинга Кейна.
— Мистер Корф, вы отказались отвечать на мой вопрос о причинах вашего тайного визита на яхту. К счастью для вас, вы не сумели избавиться от магнитофона, за которым приходили. Мы несколько раз прослушали ленту и то, что услышали, в комментариях не нуждается. Не хотите предоставить более полную информацию?
— Отказываюсь. Магнитофонные записи не могут представлять ценности с точки зрения суда.
— Но мы сейчас не в суде. Вы в моем кабинете, и мы пытаемся установить истину. Не исключено, что мы можем оказаться друг другу полезны.
Стерлинг снова выключил магнитофон.
— Не хотите прослушать другую запись? Вы не будете слишком расстроены, ещё раз услышав голос мужа?
Он подал ассистенту знак включить другой магнитофон.
У Хильды тревожно забилось сердце и пересохли губы. Она с ужасом почувствовала, как её поглощает пучина. Секретарь оказался прав: у неё не было ни малейшего шанса оправдаться. Ни единой ошибки, все работало как часы и доказывало его правоту. Она ещё жива, но какое это имело значение?
Неожиданно в комнате прозвучал голос её мужа.
— Это ты, Корф? Мне бы хотелось, чтобы ты встретился с моими людьми в Нью-Йорке и как можно быстрее все оформил.
— Обязательно, сэр, — предупредительно поддакнул секретарь, — хотя особой спешки нет. Вы никогда не выглядели так бодро, женитьба пошла вам на пользу.
К своему ужасу Хильда услышала хриплый смешок мужа.
— Молодые женщины в наши дни для меня так же непостижимы, как и в дни моей молодости. Возможно, дело в том, что я старею, Корф. Но для меня остается загадкой, кто она: святая или маленький вампир, выжидающий удобного момента попировать на моем трупе.
— Мы все в одной лодке, но по разным причинам. Половина мира ищет любви у второй половины. Так что вы не слишком выпадаете из общей картины.
Еще один смешок, который даже при его жизни вызывал у неё озноб.
— Вы уже подключили магнитофон? Я не хочу, чтобы потом меня беспокоили уточнением бесчисленных подробностей.
— Запись идет уже несколько минут, сэр.
— Ну ладно… дайте подумать.
Совсем рядом с микрофоном звякнула чашка, так неожиданно, что Хильда вздрогнула.
— Сохраните все пункты первого завещания кроме двух. Один касается моей очаровательной жены. Мне не хочется, чтобы она унаследовала все мои деньги. Их чересчур много, а Хильда ещё очень молода. Тем более я не хочу, чтобы она швырялась ими ради какого-то глупого жиголо, которого подцепит на пляже. Большие деньги её испортят. Но мне не хочется оставлять её совсем без гроша. Она хорошая девочка. Смотри, Корф, как тебе это понравится: в дополнение к домам и драгоценностям, ну, скажем пару миллионов долларов. Это вполне разумно?
— И очень щедро с вашей стороны.
Снова раздался хриплый смешок и наступила тишина, прерываемая какими-то скрипами и шорохами.
— Так, этот вопрос мы уладили. Пусть будет один миллион, — сказал старик.
— Вы только что говорили о двух.
— В самом деле? Не помню, так что сойдемся на одном. Как говорится один муж, один ребенок, один наследник. По-моему, неплохая цифра. Куда, к черту, этот недоумок сунул мои очки?
— Хотите, я позвоню?
— Потом.
— Все оформишь, а я подпишу перед отъездом в Калифорнию.
— Да, сэр.
— А что мне делать с тобой, Корф?
На этот раз секретарь не ответил.
— У тебя начисто отсутствует честолюбие, но ты хороший парень. Я всегда мог на тебя положиться. Возможно, ты не слишком умен, немного медлителен, тебе не достает широты взглядов, но ты стареешь. Я должен подумать и о тебе. Так сколько?
— Не мне говорить об этом.
— Нет уж, отвечай. Ведь я тебя спрашиваю.
— По предыдущему завещанию мне было выделено двадцать тысяч долларов.
— Этого достаточно?
— Честно говоря, нет.
— Сколько же ты хочешь?
Слышно было, как секретарь откашлялся и робко предложил:
— Сотню.
— Сотню чего? Долларов? — старик, довольный своей шуткой, захихикал. Да говори же, Корф. Так сотню или сотню тысяч?
— Сотню тысяч.
— Браво! Ну, хоть однажды в жизни ты проявил инициативу. Я должен тебя поощрить. Ты получишь три сотни.
— О, сэр!
— Не стоит меня благодарить, или я передумаю. Я не смог бы заменить тебя в деле с нефтяными месторождениями в Техасе. Так что нет смысла рассматривать это как дар Божий.
В этот момент раздался стук в дверь.
— Что это? — спросил старик.
— Вероятно, чай. Выключить запись?
— Да, и не забудь, что я хочу оформить завещание ещё до отъезда…
Секретарь щелкнул переключателем и прервал голос хозяина посреди фразы.
В кабинете снова стало тихо. Хильда уже перестала ориентироваться в обстановке и не могла понять ни что означает записанная беседа, ни что ей следует думать по этому поводу.
Стерлинг Кейн её ни о чем не спрашивал и включил второй магнитофон.
Она смотрела на него, но ничего не могла прочитать в его глазах. Они смотрели на нее, запоминали, сравнивали и регистрировали любую, даже едва заметную, реакцию на происходящее.
Голос на первом магнитофоне повторил этот диалог.
— Возможно мы сможем помочь друг другу. Вы говорили своей дочери о новом завещании?
— Разумеется.
— Как она отреагировала?
— Ну…что я могу сказать? Она была разочарована, ведь по первому завещанию она получила бы все.
— Но вы тоже выигрывали от изменений?
— Несомненно.
— И вам нужно было оформить новое завещание по прибытии в Нью-Йорк.
— Да, верно.
— Тогда почему же вы не зашли к адвокатам?
— Не смог.
— Ну что вы, мистер Корф, это не причина. Разве вы не пытались её выгородить, ни словом не сказав о новом завещании, когда всем стало очевидно, что она поспешила убить мужа, желая сохранить в силе первое завещание. Весь этот маскарад с перевозкой тела затеян только чтобы выиграть время. Чек на двести тысяч долларов, посланый вам, — благодарность за оказанную услугу.
— Полная чушь.
— Тогда зачем же вы отправились как вор разыскивать эту запись? А при задержании пытались выбросить её в воду? Почему вы так легко смирились с потерей трехсот тысяч долларов? Я скажу: все дело в том, что вы знали, какое ей грозит обвинение и пытались устранить улики.
— У моей дочери не было причин убивать мужа. Она и так бы унаследовала миллион.
— Конечно, но по сравнению с целым состоянием это куда менее привлекательно.