– Есть хотела. Так что вам нужно?
– Развеять ваш сплин. Не более того. Поддержать морально.
– Присядьте, – наконец, разрешила она. – И учтите – через пять минут я ухожу. И еще учтите – я не нуждаюсь в поддержке. Ни в моральной, ни в материальной.
– Это делает вам честь, – веско кивнул я.
– Чего ты мнешься? – воскликнул Юра. – Открывай лопатник, покажи ей деньги, закажи дорогого вина или шампанского...
– Гнилое купечество образца девяносто первого года. Сейчас такие ходы не в моде. Возможно, она богаче меня. Сейчас я скажу ей что-нибудь глубокомысленное – и уйду. Забегу в туалет – и домой...
– Какой туалет? Какое «богаче тебя»? Так не бывает. Она малолетка, ей максимум двадцать пять, а ты – зубр! Когда ты учился пить водку стаканами, она еще играла в песочнице! Посмотри, ей уже с тобой интересно.
– Она пришла отдыхать...
– В общем, отойди-ка в сторону, – распорядился друг. – Дальше я все сам сделаю. Хочешь – иди в свой туалет... Эй, парень! Да, тебе говорю! Меню принеси, и быстро!
– И сто пятьдесят коньяку, сразу, – успел вставить я.
– А вашей даме? – спросил официант.
– Это не моя дама. Я присел за этот столик с ее любезного разрешения и через минуту исчезну.
– Лимончик нужен?
– Неси, родной. И лимончик, и икорки красной, и хлеба белого. Масла неси, льда, воды минеральной. Оливок давай, без косточек, и сигарет хороших пачку. Видишь – стол пустой?
– Прошу вас, не надо, – запротестовала Татьяна. – Мне пора.
– Умоляю – пару мгновений! Во-первых, позвольте выразить восхищение вашей красотой... А также самообладанием... Но в первую очередь – красотой... Не нужно краснеть...
– Я не краснею.
– Краснеете. Просто это видят только очень наблюдательные люди. Я как раз такой. А что касается вашего шефа – с ним вы долго не проработаете. Он слишком жесткий...
– А кто не жесткий? – невесело усмехнулась девчонка. – И потом, меня его жесткость устраивает. Она меня дисциплинирует.
– Вам не требуется ничья дисциплина. Насколько я вас понял, у вас есть своя дисциплина. Врожденная. Ага. Вы опять покраснели... Да, любезный, ставь сюда... Зря ты, кстати, бокал не нагрел... Я говорю, бокалы коньячные – нагревать надо! Особенно в такой мороз... Нет, уже теперь не уноси, давай сюда... И тащи сразу счет. Девушка спешит, да и я не бездельник...
В два глотка выпил. Достал сигареты. Предложил собеседнице – та брезгливо отказалась. Не пьет, не курит – очень правильная девушка... Глотнул дыма. Сколько раз запрещал себе закусывать выпивку никотином! Тут же развезло. В принципе, это случилось еще в гостях у Шульца. Сто пятьдесят утром, столько же у изобретателя обратного хода мысли, сотню – пять минут назад, теперь – двести, все – натощак. Пора завязывать. Завтра же. Сегодня напьюсь – и все. В принципе, уже напился... Пора бы, в самом деле, добежать до отхожего места... Кстати, я же собирался втереть ей нечто глубокомысленное...
– А ведь я вашему боссу денег должен!
– Сочувствую, – холодно ответила Татьяна и засобиралась.
– Не дай ей уйти, – посоветовал Юра.
– Пошел ты к черту, суфлер херов! Пусть идет, куда хочет! Я вот напоследок ей стихотворение прочитаю – и пусть идет. Послушает – и идет. Стихотворение. Не Пушкина, другого хорошего парня...
Встал, опершись руками о столешницу и попав неверными пальцами в икру и масло. Выпрямил спину. Прокашлялся, возвысив голос. Великие стихи нельзя бормотать. Их надо швырять в мир, как бомбы.
Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.
Голова моя машет ушами,
Как крыльями птица.
Ей на шее ноги
Маячить больше невмочь.
Черный человек,
Черный, черный,
Черный человек
На кровать ко мне садится,
Черный человек
Спать не дает мне всю ночь.
[1]Хотел было я прочесть ей всю поэму, особенно любимые мои места. «Был человек тот авантюрист, но самой высокой и лучшей марки». Или: «Словно хочет сказать мне, что я жулик и вор, так бесстыдно и нагло обокравший кого-то». Или: «Этот человек проживал в стране самых отвратительных громил и шарлатанов»... Но девушка Татьяна прервала меня.
– Прошу вас, перестаньте. На вас смотрит ползаведения.
Я оглянулся. Она была права.
– К тому же про черного человека я уже сегодня от вас слышала.
– Слышать – это одно, – скорбно прохрипел я, сел и подпер кулаком подбородок. – А вот видеть его... Или, не дай Бог, говорить с ним... Чувствовать, что он тобой распоряжается... О, уверяю вас, милая, это совсем, совсем другое... Публика сидела, как в театре.
– Спасибо, я поняла. До свидания.
– Передайте вашему боссу, что я ему все прощаю. Я ему ничего не должен! Ничего не должен! Я никому ничего не должен! Хрена ли ты вылупился?! Я тебе должен? Нет? Что?
До меня донеслось какое-то ответное восклицание, но я его не расслышал. Важен был сам факт. Восстав из-за стола, я сделал два неверных шага. В меня уперлись напряженные взгляды.
– Или я не прав? – грубо вопросил я. – Или я тут кому-то должен?
Массивная мужская фигура выдвинулась и распрямилась. Недруг оказался выше меня и едва не вдвое шире. Меня внятно послали. Я улыбнулся и показал головой в сторону выхода. Направляясь к дверям, слышал, как оппонент тяжело топает сзади, враждебно сопит и издает звуки гнева. Вспомнилось: я же собирался в уборную. Ну и пусть. Сразу ударю головой в лицо. Он ослепнет на пару секунд, и здесь нужно попробовать повалить его на землю, это будет уже как бы победа, тут подоспеет охрана, нас растащат, вызовут милицию, я суну всем денег и срочно свалю...
Очутившись под открытым небом и вдохнув свежего воздуха – или, если говорить о городе, по которому перемещаются три миллиона автомобилей, условно свежего воздуха, – я быстро понял, что последний стакан выпит зря и к бою я не готов.
Вообще, пьяные драки омерзительны. Эту я сразу проиграл. Сильно переоценил собственную реакцию. Не успел повернуться – а в лицо уже летел кулак, огромный, как пивная кружка. Удар вышел отменно сильным. Я рухнул. Из моих карманов на ледяной асфальт посыпались деньги, авторучки и записные книжки. Но самое удручающее заключалось в том, что мой мочевой пузырь не выдержал внезапного резкого сотрясения всего тела, – и я обоссался, леди и джентльмены.
Аминь. Фиаско. Финиш. Абсолютная катастрофа самолюбия. Горячая влага помчалась вдоль бедер. Брюки намокли. Что может быть ужаснее, чем валяться на мостовой в центре столицы нашей Родины, холодным и черным зимним вечером, с окровавленной рожей, с вытекающей из штанин гадко дымящейся мочой?
Чьи-то грубые руки ухватили меня за грудки и рывком подняли с тротуара. Кто-то произнес какие-то слова. Кто-то прислонил меня к стене. Какие-то женщины завизжали. Широкоформатный дядя приложился еще раз, столь же сильно, но гораздо менее точно. После чего скрылся, обхваченный за плечи своими приятелями, сделавшими все очень ловко: с одной стороны, они действовали как психологическая подмога, с другой – в нужный момент как бы выступили миротворцами. С понтом разняли и утихомирили.
Пьяный и злой, пахнущий потом, со свисающими из ноздрей длинными красными соплями, я долго приходил в себя, потом еще дольше собирал выпавшие из карманов предметы. Охрана ресторана суетилась. Девки соболезновали и совали надушенные платочки. Юра тряс за плечи.
Все знают, что происходит, ежели невзначай обмочиться на крепком морозе. Штаны во мгновение ока обмерзают, немилосердно обжигая голую кожу ног, – это минус, а плюс в том, что желтый лед спустя несколько минут можно кое-как отбить, далее отчистить снегом.