– Что за сумма?

– Четыреста долларов. Без малого.

– Ничего себе! – воскликнул Юра. – Четыреста долларов! Да я за четыреста долларов воробья в поле загоняю! Будем твоего приятеля казнить. Давай адрес.

– Никакой мокрухи, Юра, – возразил Шульц. – Это будет перебор.

– Про мокруху никто не говорит, – строго сказал мой друг. – Поломаем, и все.

– Это как?

– Каждую кость – надвое. Кроме черепных и позвоночника.

– Перебор, – с сомнением повторил зрелый рюх.

– Тогда просто морду разобьем. Можем даже его подключить, – Юра кивнул на меня, – только он тебе, Шульц, явно не по карману. У него один удар сто долларов стоит...

Я не подал виду. И ничего не сказал. Помалкивать и внимательно слушать – одно из моих любимых занятий.

Почти что жизненная позиция. Вообще, тема беседы меня не очень трогала. Таких разговоров я уже слышал множество. При мне ни один из них так и не дошел до дела.

– А твой удар сколько стоит? Юра ухмыльнулся.

– Я людей за деньги больше не бью. Я с ними более серьезные вещи делаю...

– Наслышан, – буркнул Шульц.

– От кого?

– От общих знакомых.

– Ох уж эти мне общие знакомые... Офис у твоего сволоча есть?

– Да.

– Тогда войдем в офис и поломаем, но не его. А всех, кто там находится. Жути нагоним. Одному кофеварку на голову наденем, другому устроим вывих мандибулы...

– Не та сумма, Юра. Перебор.

– Сумма – самая та! Ты же, Шульц, зрелый рюх! Должен понимать: если человек не хочет отдать четыреста баксов, значит, надо сделать так, чтобы он расстался с этой суммой по-любому. Потратил на врачей, на заглаживание материального ущерба...

Я не выдержал и засопел носом. На мой взгляд, Юра говорил слишком много, слишком правильно и округло. Как начитанный юноша из хорошей семьи, а не как отпетый маргинал без флага – без родины, без чести – без совести, без отца – без матери. Впрочем, его собеседник принадлежал к сходной социальной группе и тоже явно не замечал некоторого излишнего интеллигентского комизма диалога. А может, сказывался недостаток опыта. В ныне воцарившиеся лихие времена бандитом объявлял себя любой студент филфака, ежели масса его тела превышала восемьдесят килограммов. Бандитов в социуме был дефицит, тогда как филологов, журналистов и прочих божьих одуванчиков мира сего – явный перебор.

– Машина у него есть?

– Конечно.

– Сожгу машину.

– Это будет перебор.

– Выставлю его хату.

– Не надо. К тому же в его хату так просто не зайдешь. Дверь – железная.

Юра громко фыркнул.

– Кого и когда останавливала железная дверь? Ладно, не буду выставлять хату. Но проблем – создам. Приеду ночью, выбью шилом глазок, вставлю трубку. По ней налью бензина. Двух литров хватит, чтобы полквартиры дотла выгорело.

Шульц сморгнул правым, зеленым, глазом.

– Перебор. У него жена и дочка. Они могут пострадать.

– Согласен. Семьи мы не трогаем. Не по понятиям. Мы тогда его выпасем в подъезде и выстрелим в лицо из газового пистолета. Никакого ущерба для здоровья – но день испорчен.

– Думаю, Юра, достаточно будет ему стекла в офисе побить. Для начала.

– Слушай, он должен тебе четыреста долларов – а ты хочешь всего лишь выбить ему стекла? За такое глаз выбить можно, не то что стекла! Я на четыреста долларов полгода живу!

– Я хочу выбить ему стекла, – повторил Шульц. – Самое то. Вдруг одумается.

– Если он, как ты говоришь, конченый гад – он никогда не одумается. Он и дальше будет кидать и обманывать друзей.

– Хочу выбить стекла, – в третий раз сказал Шульц. – Пока только стекла.

– Ладно. Беремся. Какой там этаж?

– Третий.

– Надо делать рогатку, – Юра посмотрел на меня. Пришлось подыграть – солидно смежить веки. – И из нее – гайками. Впрочем, Шульц, это наши проблемы. Половину денег, естественно, вперед.

– Подъезжайте завтра. В это же время. Юра посмотрел на меня и сказал:

– Заводись.

Я встал, коротко кивнул хозяину места и вышел, ощущая досаду. Очередной холостой рейс, очередной многозначительный мафиозный разговор, закончившийся ничем. Завтра утром Юра скажет мне, что зрелый рюх Шульц перезвонил и отменил свой заказ. Передумал. Так уже бывало. Люди, гордо называющие себя бизнесменами, с удовольствием приглашали моего друга в гости, угощали хорошим алкоголем и дорогими сигаретами, советовались, жаловались на обидчиков, вполголоса обсуждали головоломные планы самых разных уголовно наказуемых деяний, деньги считали исключительно в американских долларах, – но претворять в жизнь свои хитрые затеи не спешили. Проявляли качество, напрочь отсутствующее и у Юры Кладова, и у меня самого: осторожность.

До адвоката доехали около трех часов дня, в самую жару. Однажды машина даже сделала попытку закипеть. Но со мной такие фокусы не проходят. Ловко припарковавшись в неположенном месте, я одолжил у Юры денег, купил бутылку кока-колы (другую воду из холодильника не продавали) – и долил в радиатор.

Вокруг дома, заботливо помещенные хозяевами в тень, стояло несколько десятков машин – дорогих и очень дорогих. Дом был непростой. У подъезда прогуливался человек, похожий на переодетого мента. Консьерж имел характерный вохровский прищур. В лифте лежал ковер.

– Много говорить не будем, – предупредил меня Юра, нажимая кнопку звонка. – Пообщаемся в дверях и уйдем. Я покажу тебя ему, а его – тебе. Познакомитесь. Когда меня опять посадят, ты всегда сможешь связаться со мной через этого адвоката. Да и вообще, тебе полезно иметь среди знакомых – адвоката. На всякий случай, понимаешь?

– Понимаю.

Адвокат Сергеев выглядел примерно на тридцать пять. Или на сорок. С точки зрения моих неполных двадцати двух всякий солидный мужчина казался патриархом. Существом из другого теста. Я мигом зауважал адвоката Сергеева: за прочную доходную профессию, за просторную квартиру, за тихий голос и умные глаза, за благородное лицо и молодежные ярко-синие джинсы. Еще за то, что в разгар рабочего дня, когда подавляющее большинство взрослых мужчин бегает и напрягается в поисках денег, адвокат Сергеев сидит себе в прохладной квартире с самым благодушным видом.

Вряд ли он сильно обрадовался незваным гостям, особенно таким, как мы, малолетним оболтусам с неясными моральными ориентирами. Но я не уловил даже намека на неудовольствие.

– Мы на минуту, – вежливо произнес Юра. Хозяин благородно отмахнул рукой:

– Я понял. Проходите. Я сделаю чай.

Пришлось освободить ступни от башмаков, поблагодарить судьбу за то, что с утра надеты свежие носки, – и прошествовать по паркету в некое подобие приемной. Одна из комнат имела особый вид, была разгорожена диваном на две равные половины; в ближней половине велись деловые беседы, в дальней – жили, там сейчас продефилировала красивая женщина в нарядном халате; дежурно улыбнувшись мне и Юре, каждому – отдельно, и даже изобразив подобие легчайшего книксена, она исчезла в глубине дома, а сам хозяин усадил нас в кресла, исчез и спустя минуту возник с подносом: салфетки, минеральная вода, стаканы, лед в вазе, пепельница, чашки с чаем, лимон. Поднос, я понял, постоянно, дежурно находится на кухне, укомплектованный во всякое время.

– Как жизнь? – фамильярно спросил адвокат Юру.

– Мы на минуту, – повторил мой друг.

– Я понял. Пейте чай.

– Спасибо.

Юра не пошевелил и пальцем. Я взял пример и тоже даже не взглянул на дымящийся стаканчик тонизирующего, хотя выпил бы стаканчика три, сразу.

День вышел жаркий.

– Моего друга зовут Андрей.

– Я понял.

– Сейчас у меня будет много работы, – Юра комически развел руками, мол, мы все тут не дураки и осознаем, что за работа такая, – и как оно все обернется – неизвестно... Ну, вы меня понимаете...

– Я понял.

– В общем, если что – Андрей остается моим доверенным человеком на воле.

– Я понял, – сказал адвокат и внимательно посмотрел мне в лицо. Запомнил. – Я все понял, Юра. Что у тебя еще?

Легкая тень раздражения заскользила поперек адвокатова лица. Ему не привезли работу. Никого пока не посадили, не предъявили обвинение, не возбудили уголовное дело. Клиент приехал превентивно, всего лишь для того, чтобы показать свое доверенное лицо. Сергеев немного заскучал, но Юра заметил и встал, по-солдатски упруго.