Тогда зачем нужно было затевать это представление в Оркостане? Нет, колдун преследует какие-то иные цели. А какие – мы, вероятно, узнаем только в монастыре.

У входа в рощу Пи Си остановил обоз.

– После того, как святейший Читтадритта сотни лет управлял монастырем, в стенах обители не осталось ни одного скверного существа из тех, что в изобилии населяют горы. Но, как учат нас мудрецы древности, природа не терпит пустоты. Изгнанные из монастыря духи и демоны, имеющие недобродетельные наклонности, таятся в купах деревьев и скал, подстраивают ловушки стремящимся к мудрости, производя беспорядок и нарушая количество сущностей. А потому неискусный и малодушный просит даму Пи Ли пройти в рощу первой.

– Что это значит? – граф Бан нахмурился. – Если там нас ждут испытания, недостойно было бы уклоняться от встречи с ними.

Ауди, которому объяснили ситуацию, воскликнул:

– Я не уступлю женщине право схватиться с опасностью!

– Спокойнее, – сказала я. – Почтенный Пи Си хочет, чтоб я сыграла роль соломенной собаки… ну, приманки, что ли.

Пи Си поклонился.

– Госпоже Северных покоев ведомы нравы жителей гор.

– Северных непокоев… – буркнула я. – Граф-воевода, вынуждена наполнить вам правило рыцарского кодекса: «Во время военных действий кавалер пропускает даму вперед». И если конунг Ауди решил немного окуртуазиться, ему следует это учитывать.

Шланг, Кирдык и Ласкавый шептались между собой. До меня доносилось: «Раньше надо было думать!» и «Брось ты, от нее не убудет…» Похоже, экс-контрразведчики с певцом лучше понимали природу ожидающих нас испытаний, чем воины.

Мы с Пи Си снова поклонились друг другу, и, оставив Бана с Ауди в недоумении, я спешилась и неторопливо пошла вперед. Честно говоря, я не хотела вдаваться в тонкости перевода перед благородным графом. «Соломенная собака» не вполне точно обозначает приманку или «подсадную утку». Это объект, который в колдовских обрядах используется для притягивания магических энергий, по окончании же ритуала его уничтожают. Так, насчет последнего мы посмотрим…

Что же до самого испытания, тут страха я не испытывала. Насколько я слышала, у всяческих асуров, дэвов и ракшасов очень туго с воображением. Они по тысяче лет предаются аскезе, о которой с таким чувством повествовал граф, а когда доведенные до последнего предела боги обязуются выполнить любое их желание, они обычно заказывают, чтоб ни один муж, исполненный доблести, не мог лишить их жизни. Тут-то женщины и дети и берутся за дело… Потому Пи Си, очевидно, и выслал меня вперед. Но это не значило, что можно расслабиться.

Ступив в душную мглу под сенью мэйхуа, фэйхуа, фисташек и олеандров, я внимательно ловила любой звук, отличавшийся от пения птиц и треска цикад. И все равно вздрогнула, когда над головой у меня раздалось:

– Опять бабу послали! Свинство какое!

Определенно, этот голос не мог принадлежать асуру. И даже ракшасу. Мне даже поначалу показался он женским. Не лишенным приятности, хотя и с несколько визгливыми интонациями. И когда обладатель голоса спрыгнул с развилки двух мощных стволов, я не сразу определила его по половой принадлежности. Он был смугл, смазлив, несмотря на явную упитанность, с ярко накрашенными губами, в шелковых одеяниях причудливой расцветки и золотых серьгах и ожерельях. В руках он/она держал какой-то струнный музыкальный инструмент, а вот ноги…

По ногам-то я его – все-таки его – и определила.

– Гандхарв? – спросила я.

– Гандхарв, – ответствовал он.

Я посмотрела на него с жалостью. И каково ему с конскими ногами по деревьям сигать? Хотя, если у него там не только ноги конские, жалеть его нечего.

Гандхарв же взирал на меня с неприкрытым отвращением. Я, конечно, как правило не нравлюсь мужчинам, но не настолько же! Особенно, учитывая то, что рассказывают о нравах гандхарвов.

– И что гандхарв делает на дереве?

– В засаде сижу. Остальные поджидают.

– И много вас тут таких?

– Достаточно.

– А может, договоримся по-хорошему?

– Мне с тобой и договариваться не о чем…

«А вот наглости я и от небожителя не потерплю».

– В чем дело, любезный? – ледяным голосом спросила я, пристраивая в руку кинжал поудобней.

Он как-то сразу вспомнил, что гандхарвы по определению музыканты, а не воины, и сменил тон.

– Прошу прощения, почтенная канья. Если что – так это не мы, а настоятель Читтадритта виноват.

– В том, что согнал вас с насиженного места?

– Нет… нам ведь все равно, где жить… а на поклонение в монастырь шли и женщины… – его полные накрашенные губы исказила гримаса.

Я недоумевала. Слава гандхарвов как демонов обольщения облетела весь Ближнедальний Восток.

– И что?

– Да попалась одна… верная супруга и добродетельная мать… Нажаловалась на нас настоятелю, и он прочитал «Сутру алмазного резца», чтоб отсечь у нас всякое вожделение к женщинам. И как отрезало…

– Ясно…

– Да ничего тебе не ясно! – он чуть не всхлипнул. – Мы же гандхарвы, мы демоны-соблазнители! А поскольку женщин мы теперь не хотим, а природа своего требует, мы… это…

Я кивнула. Похоже, мудрец Читтадритта совершил ту же ошибку, что помянутые асуры и ракшасы, только с противоположной стороны. Не учел наличия другого пола. Но, опять же, слышала я, что существуют голубые эльфы. Почему бы тогда не быть голубым гандхарвам?

И тут меня посетила ужасная мысль.

– А на апсар с дакини настоятель аналогичное заклятие не накладывал?

– Нет вроде бы. Они в другой долине, и при том никто из паломников не жаловался.

Я облегченно вздохнула. Нетрадиционный гандхарв, наоборот, подобрался.

– В общем ты, почтенная канья, проходи себе, а мы как-нибудь сами…

– Что значит «сами»?

– А то и значит! Или будешь врать, что одна сюда прибыла? Кто тебя прийти сюда надоумил? А мы тут истомились. Паломников давно нет! Проезжал тут днями какой-то старый колдун, но и он-то нас, каналия, обесчестить не хотел… Или твои спутники будут против?

Я задумалась. В сущности, что я знала о пристрастиях большинства из них? Бан, Ауди, Кирдык и Ласкавый принадлежали к закрытым мужским сообществам, каковыми являются рыцарские ордена и спецслужбы, а о царящих там нравах многое говорят. Но что-то мне подсказывало, что подозрения мои беспочвенны.

– Да, они будут против.

– Ничего! – пронзительно крикнул он. – Не захотят – заставим, не умеют – научим!

«Что, гандхарвы тоже разделяют идеи учения апчхе?»

Из-за деревьев высыпала орава подобных же существ. И я поняла, что мне придется защищать честь моих спутников с оружием в руках.

Это была самая странная драка за все это приключение. Можно сказать – неприличная. Я была хорошо вооружена, а у гандхарвов не имелось ничего, кроме ситаров, дутаров и прочих струнных инструментов, а также цветочных гирлянд, которыми они и пытались по мне заехать. А заодно вцепиться мне в волосы (хвала богам, они у меня короткие) и исцарапать физиономию. Бойцы они были никакие, но их было много – общим количеством двадцать семь штук. Так что я отбивалась, как умела. Умела я хорошо, но проблема была в том, что гандхарвы – существа бессмертные, и причинить им серьезный урон невозможно. Но кое-что все-таки получалось. Оказалось, что демоны соблазна не выносят, когда причиняют урон их внешности. Даже отсечение одного из пропитанных розовым маслом локонов вызывало у каждого гандхарва возмущенный вопль, а уж если чиркнуть мечом по нарумяненной щечке – тут такое начиналось!

Попортив им вывески, я злорадно заорала:

– Что? Думаете, на вас хоть один мужик польстится?

И рыдающие гандхарвы разбежались, роняя ситары и ожерелья, – прихорашиваться. Я же поспешила к нашему обозу.

– Скорее! Вперед, пока путь свободен!

Пока поднималась в седло, я уловила на себе сочувственные взгляды. Поправляя разлохмаченные волосы и застегивая несколько пострадавшую в драке куртку, я догадалась, что у моих товарищей, кажется, сложилось неверное впечатление о том, какой ценой я купила им свободный проезд. Но объяснять было некогда. Иначе, боюсь, гандхарвам и бессмертие бы не помогло.