– Вот-вот! – подхватил ван Штанген. – Это объясняет, почему он выждал, когда все уйдут. Он боится убивать…

– И все равно, – я порушила наметившуюся между нами гармонию, – при всей весомости доводов версия не склеивается. Не вижу мотива. Даже такого, как у трактирщика.

– Верно, – поддержал меня ректор. – Вы, господин дознаватель, сказали: «конфликт между священнослужителем и врачом». Но его не было! Я никогда не ссорился с доктором Обструкцием! И с чего бы? Присноблаженный Фогель не осуждает врачевания, совсем наоборот. Ибо сказано в «Послании к симулянтам»: «Каково врачуете, таковово и врачуемы будете»…

– Погодите, – вступил Вассерсуп. – Даже если это доктор, какая ему выгода от того, что сгорел храм?

– Ее нет, – спокойно ответил ван Штанген. – Что роднит данное преступление с предыдущими. Неужели вы не понимаете? Выстраивается цепочка из преступлений, которые выглядят немотивированными и никому не приносящими выгоды. И следующее преступление будет казаться столь же бессмысленным.

– А оно будет? – испугался Вассерсуп.

– Будет, будет, – успокоил его ван Штанген.

– Я же говорил – ад вырвался наружу в одном отдельно взятом городе и приведет за собой конец света!

– А вы посмотрите в церковных архивах, коль они поддаются прочтению – нет ли там какого-нибудь сугубого предсказания, относящегося к событиям в Киндергартене…

Я наконец улучила подходящий момент, чтобы обратиться с просьбой к Суперстаару.

Ван Штанген впал в некую растерянность – то ли убить меня презрением за ляпнутую глупость, то ли похвалить за то, что отвлекла внимание ректора. Но растерянность его продолжалась недолго.

– Будь в Киндергартене соответствующие службы, я бы установил надзор за доктором Обструкцием. Но вы не удосужились обзавестись полицией, а у меня каждый человек на счету.

– Вообще-то следить за кем-либо у нас – пустая трата времени, – откомментировал Пулькер. – Все знают друг друга в лицо, а посторонний тем более заметен.

– Это меня и остановило. Возможно, наилучшим выходом было бы заключить доктора в тюрьму, как мы уже сделали со Штюккером.

Бургомистр возмутился.

– Господин дознаватель! Городской врач, конечно, не велика фигура, но все же не сапожник. Обструкций – человек образованный, знает свои права, может потребовать мэтра Каквастама – это наш адвокат…

– Да сколько угодно! – По ухмылке ван Штангена легко было определить, что он думает о провинциальных адвокатах. – У него – права, у меня – полномочия держать подозреваемых под стражей.

– Тогда почему бы не посадить и Ферфлюхтера?

– Я подумаю об этом.

– Но ведь вы сами сказали, что Ферфлюхтер не мог совершить поджога.

– А сапожник Штюккер не мог так рассчитать выстрел, чтоб болт попал в лоб портному Броско. Но тем не менее портной был убит. А храм сгорел.

– Ничего не понимаю, – жалобно сказал Вассерсуп.

– А вам и не нужно ничего понимать. Нужно, чтобы понял я, тогда и вам все растолкую.

Неизвестно, каким еще высоким откровением следственной мысли собрался одарить нас ван Штанген. Дверь распахнулась, и на пороге появился запыхавшийся Бабс.

– Господин бургомистр, беда!

– Я же говорил, что цепь преступлений продолжится, – удовлетворенно произнес ван Штанген.

– Говори, – севшим голосом произнес Вассерсуп.

– Нынче ночью кто-то разрушил дамбу на озере Киндербальзам. Соседнюю деревню затопило, целебные источники забиты грязью…

Вассерсуп поднялся с места.

– Господин ван Штанген, каковы бы ни были ваши полномочия, я не могу оставаться в стороне. Хотя несчастье случилось за городской чертой, оно напрямую затрагивает благосостояние Киндергартена. Я немедленно проведу мобилизацию добровольцев для починки дамбы и очистки источников. И вообще я не уверен, что случившееся имеет отношение к проводимому вами расследованию.

– Относительно пожара, – жестко сказал ван Штанген, – вы были такого же мнения. Покуда вы будете заниматься своими непосредственными обязанностями, я со своими людьми выезжаю на место преступления.

– Осмелюсь спросить – никто из ваших приставов не служил раньше в команде по спасению утопающих? – осведомилась я.

– Нет. А какое отношение…

– Никакого. Просто надо когда-то же начинать.

– Вы намекаете, что хотите ехать с нами?

– Намекаю.

– Хорошо. – Ван Штанген махнул рукой. – Если вам так хочется побарахтаться в грязи – езжайте. Большего не обещаю.

– После вчерашнего огня это будет даже приятно.

– Я же говорил: после пожара – наводнение! – выкрикнул Суперстаар. – Армагеддец!

– А вы, ректор, ищите пророчество о Киндергартене. Кто бы его не изрек – пророк Похарея, присноблаженный Фогель, святой Фирс, могучий Киндер. И как бы… э-э-э… странно оно не звучало.

Ясно было, что в ближайшие часы нормально поесть не удастся. Поэтому, пока выводили полицейских лошадей, я успела пробежаться до булочной, купила там, соответственно, пару булок и одну сжевала на месте. Еще бы неплохо и выпить чего-нибудь, но много счастья сразу не бывает. Пора было подниматься в седло.

Нынешний мой транспорт, конечно, не шел ни в какое сравнение с конем, на котором пришлось разъезжать в прошлом году. Вороной из конюшни храма Края Окончательного был чистых кровей, да к тому же еще и заколдованный. Здесь бы такого не поняли и не приняли. Впрочем, Мрака я отпустила на волю перед тем, как прыгнуть в жерло вулкана Беззубий. Надеюсь, он благополучно вернулся в храм. А я осталась временно безлошадной.

На границе с великим герцогством Букиведенским я приобрела гнедого мерина местной породы по кличке Тефтель. За все месяцы, что я провела в Киндергартене, он почти все время стоял в конюшне и наедал бока, и я уже подумывала продать его. Но не успела. К счастью, Тефтель не был боевым конем, и бездеятельность не испортила его.

Было мне любопытно также взглянуть, как намерены передвигаться дознаватель и его команда. В герцогстве Букиведенском верхом ездят больше люди военные, а торговые и служилые предпочитают, в зависимости от достатка, кареты или возки, благо дороги здесь хорошие, и потроха не страшно растрясти. Ну, а народ попроще – как везде: на телегах. Дознаватель ван Штанген был, конечно, не из таких, но и к благородным господам его нельзя было отнести. Поэтому я не сильно удивилась, когда с ратушного двора выкатился ладный возок, обитый свиной кожей и запряженный двумя пузатыми коньками. На козлах сидел Вайн, а Вайб и Гезанг сопровождали начальника верхом. Я присоединилась к ним, и мы поскакали из города туда, где вода преступила указанные ей границы.

«Поскакали» – это громко сказано. «Потрусили» – будет вернее. Между дорогой, связывающей Киндергартен со столицей герцогства, и той, что вела к затопленной деревне, чувствовалась разница, и возок катил по ней с умеренной скоростью. В любом случае она была выше, чем скорость, с которой проследовали бы из города мобилизанты Вассерсупа.

Зачем ван Штанген спешит попасть на место раньше горожан, было понятно (хотя он и говорил, что понимать нам не нужно). Он надеялся найти преступника по свежим следам, покуда их не затоптала орда спасателей.

А вот зачем я за ним потащилась – это вопрос. Уж не потому, что меня так волновала судьба целебных источников Киндербальзама. Вероятно, я пренебрегла составленным вчера планом, поскольку была согласна с дознавателем – этим происшествием дело не кончится. Не знаю, на чем основывался в своих утверждениях ван Штанген, а я это просто чувствовала. Разумеется, для ван Штангена это был не довод.

Но вышло так, что ехали мы к потопу, а попали к побоищу. По здешним, конечно, понятиям.

Не успели мы полюбоваться на живописные окрестности пострадавшей деревни Бальзамин, залитые жидкой грязью, и не менее живописные фигуры селянок, водрузивших для просушки на крыши домов полосатые перины, повергнув аистов в полуобморочное состояние, как до нас донеслись звуки, не вполне характерные для спасательных операций. То есть, вытягивая пострадавших из воды, спасатели тоже, бывает, поминают их ближайших родственников по женской линии и различные воплощения Мирового Зла (особенно искусны на сей счет жители Поволчья), но к ругательствам сейчас добавлялись смачное хеканье и звон затрещин.