Милицейский наряд, рассевшись на заготовленных для кухни чурбаках, с интересом наблюдал за побоищем, даже не пытаясь вмешаться. Похоже, они собирались дождаться конца схватки, чтобы собрать трупы и арестовать победителей.

От утонувшего в сумерках индейского стойбища донеслись звуки гитары. Зазвенели струны и у костра ополченцев, бросающего на дрожащую поверхность Невы красные отблески.

– Пошли, мужики, отметим знакомство, – оттащив ящик с солью к полевой кухне, Немеровский вернулся с упаковкой тархуна. – Водку из багажника прихватите.

В палатке на столе стоял большой казан с еще горячей пшенной кашей – догадался кто-то мастеру несколько порций принести. Тарелок, по крестьянскому обычаю, никому не полагалось – только ложки. А вот низкие пластмассовые стаканчики правила фестиваля разрешали – как предмета, без которого существование цивилизации невозможно.

– Ну, мужики, – предложил Немеровский, разлив по стаканам первую бутылку, – за Великую Русь.

Выпив, мужчины взялись за ложки и навалились на кашу, временами вспоминая армейское прошлое:

– Представляете, полгода каждый день: каша, каша, каша. Мы все мечтали: хоть бы картошечки дали! Потом подходит осень, дают картофельное пюре, – улыбнулся один из патрульных. – Все орут: ура! Потом на следующий день картошка, и на следующий, и на следующий. Через два месяца все начинают скулить: хоть бы кашу дали!

– А нас на Ангаре одной капустой кормили, – с придыханием сообщил Миша. – Я ее до сих пор видеть не могу!

– Нас из Ахтубинска несколько раз на уборку арбузов возили, – не удержался от своей истории Костя Росин. – Местные сказали: ешьте, сколько сможете. Мы так обожрались, что ходить не могли!

– Счастливчики, – откликнулся Никита Хомяк. – А у нас под Мурманском кроме мха ничего не росло.

– Мужики, – Немеровский откупорил следующую бутылку. – Думаю, нам нужно выпить за бескрайние просторы нашей земли, что лежат от полюса почти до Индийского океана, от Тихого океана и до Атлантического.

– Это ты загнул, Миша – рассмеялся один из милиционеров. – Откуда Атлантический океан взялся?

– Может, чуть меньше, – не стал спорить ратник. – Но не на много.

– Ладно, – согласился патрульный, – за нашу землю!

К тому времени, когда ложки застучали по дну казана, мужчины успели приговорить четыре бутылки, а разговоры ушли в чистую науку: считать Черное море частью Атлантического океана, или нет?

Внезапно все звуки перекрыл чистый и ясный женский голос:

Вот уж что-что, а голос был действительно звонкий. От таких лопаются хрустальные бокалы и рассыпаются люстры. Росин поднялся из-за стола, оставив остальных спорить о географических терминах, вышел на воздух.

На Неве зажглись бакены, бросая во мрак алые огоньки, на том берегу и на острове четко пропечатывались прямоугольники освещенных окон. Несколько горящих на поляне костров не могли справиться с ночной мглой, и лишь придавали окружающему миру ощущение обжитости.

Песня растекалась от костра на берегу, и мастер спустился к своим дружинникам.

Пела, оказывается, та самая девушка в коротком алом платье, еще днем обратившая на себя внимание мастера. Пела легко, без напряжения, сидя на чьей-то стеганке и прикрыв ноги выделенной кем-то курткой.

– Знакомьтесь, мастер, – прижав ладонью струны гитары, окликнул Росина Игорь Картышов, бывший танкист, прошедший Афганистан и Чечню, горевший и на чужбине и на родине, но тем не менее при первом же сокращении отправленный в запас. Лицо его после ожогов выглядело устрашающе, но характер оставался спокойным до флегматичности. – Племянница моя, Инга. Учится в Москве, в Гнесина, приехала отдохнуть. Хотела познакомиться с принцем, вот я ее с собой и взял.

Вокруг костра засмеялись.

– А вы что, принц? – встрепенулась Инга.

– Предположим, я князь, – сел на траву Костя. – Устраивает?

– Нет, Игорь обещал, что настоящий принц будет, без обмана.

– Ну, не знаю, – покачал головой Росин. – У славян только князья были, у ливонцев демократия, у викингов ярлы. Даже не знаю, что и предложить.

– Так шведы завтра приедут! – вспомнил один из дружинников. – У них конунг, то есть король. А где король, там и маленькие принцы плодятся.

– Это мысль, – кивнул Костя. – Вот только порубим мы их всех в капусту.

– Зачем? – удивилась певица.

– Чтобы не приезжали. Земля-то наша!

– Вас послушать, так всех туристов на столбах нужно вешать, – поморщилась Инга. – Чтобы в чужие страны не ездили.

Вокруг костра снова взорвался смех.

– Так что, Инга, – предложил Росин, – если всех принцев порубаем, на князя согласишься? У меня княжны нет…

– Много вас таких, умных, – хмыкнула девушка и отвернулась к дядюшке: – Ты «Лето» помнишь?

Игорь кивнул и ударил по струнам:

Хотя темп песни был весьма бодрым и веселым, Росин почувствовал, как у него слипаются глаза. Сегодняшний день получился долгим и трудным, выпитая пополам с «тархуном» водка оказалась последним штрихом, уже неподъемной для организма тяжестью.

– Как хочешь, – с деланной обидой поднялся на ноги мастер, ушел в свою палатку и, не обращая внимания на продолжающийся за столом спор, рухнул на незастеленную раскладушку.

Шея болела так, словно ему свернули голову, и в первый миг Леша подумал, что он умер, и его бездыханное тело лежит на сырой земле. Правда, уже в следующее мгновение он осознал полную несуразность этой мысли: если он умер, то кто ее думает? Именно поэтому младший сержант Алексей Рубкин, сотрудник кировского РУВД, оперся руками о влажную от росы траву, оторвал голову от корня и осторожно выпрямился. Вывернутую из-за неудобной опоры голову удалось благополучно вернуть в обычное положение, милиционер попытался оглядеться, и сознание захлестнуло новым испугом: ослеп! Все вокруг словно задернула матово-белая пелена, сквозь которую не удавалось разглядеть ничего дальше трех-четырех метров. Младший сержант далеко не сразу осознал, что туман вокруг самый настоящий, природный, сочный и густой; свидетельствующей о наступлении теплого солнечного дня. За прошедшие секунды Рубкин раз пять успел дать себе слово насухо завязать с выпивкой, если с глазами все обойдется и на этот раз. Такое обещание он давал себе довольно часто – но выполнить его все как-то не удавалось.

На земле всхрапнули – это Никита Хомяк наслаждался объятиями Морфея, подложив под голову туго свернутый тулуп, и накрывшись куском потертого брезента. При взгляде на собутыльника немедленно прорезалась острая головная боль, и Леша стал пробираться к реке, чтобы засунуть башку в прохладные воды.

Сориентироваться в тумане оказалось не так-то просто. Вскоре патрульный обнаружил, что идет вдоль берега – сперва он наткнулся на загородку рыцарского поля для поединков, а чуть дальше – на спящего на надувном матрасе под шерстяным пледом ливонца. Рядом с ландскнехтом лежали короткий широкий меч и бутылка «Тархуна». Милиционер подобрал и то, и другое, откупорил бутылку и выпил ее в несколько глотков. На душе стало немного легче – Леша воткнул меч в землю рядом с головой безмятежно спящего воина и двинулся дальше, приняв значительно левее.