Как же, дали ей убежать… От стайки бездельников, стоящих на левом фланге, отделился странно одетый типчик (Лина еще не осознала, что странного в его прикиде, не было у нее на то времени), бросился наперерез. Лина вильнула в сторону, но человек, проявив прыть, успел схватить ее за руку, вцепился как клещ. Лину развернуло по инерции, она увидела, как набегает ямаец – потный, окровавленный, пыхтящий. Лина рванулась, закричала, ямаец радостно осклабился, в лапе его появился нож. И тут тип, поймавший Лину, совершил сложный акробатический трюк. Не отпуская девушку, он прыгнул и в полупируэте въехал ямайцу обеими ногами в грудь, сшиб его на полном скаку. Мардж отлетел на два метра, рухнул на пол, сложился пополам в кашле. Пленитель же Лины приземлился – аккуратно, словно тренировался в выполнении исполненной комбинации всю жизнь, полы его расстегнутого черного пиджака вернулись на положенное место. Он отпустил руку Лины, поправил галстук-бабочку, слегка скособочившуюся после умопомрачительного прыжка, и сказал:

– Стой тут, детка, не беги. Не надо бежать. Это не соответствует этическим принципам сликов.

– Что? – хрипло переспросила Лина. Удары сердца молотками бухали в ее ушах. Она не понимала ни черта.

– Ты совершила необдуманный поступок – раскровянила морду Дирсу. Слики не любят, когда брэйнвоши распускают руки на их территории, сие позволительно только копам. Поэтому у тебя, сладкая леди, есть хороший шанс поломаться и попасть в больницу. Или даже не доехать до больницы, умереть по дороге от множественных травм, несовместимых с жизнью. Слушай меня, сладкая леди: я благородно предлагаю тебе свою помощь. Не рекомендую отказываться.

Толпа уже подходила с двух сторон – не спеша, в полном понимании, что Лина и ее неожиданный защитник никуда не денутся, не удерут. Иные из марджей пощелкивали пальцами, разминая кисти, крутили головами, массировали на ходу шеи. Очень походило на подготовку к большой драке.

Лина никак не могла перевести дыхание. Мозг ее судорожно просчитывал варианты спасения: короткий разбег – большой прыжок через головы сволочной толпы – вниз, в поездную яму – не попасть на контактный рельс – мощный забег в тоннель – до следующей станции, до приличной станции – за ней не погонятся, зачем им лезть под колеса метро – дай Бог ей самой выжить, успеть прижаться к стене, когда ревущие составы будут проноситься мимо…

– Умник, – сказал человек. – Меня зовут Умник. А тебя бы я с удовольствием назвал мудилкой, потому что ты того заслуживаешь. Как тебя зовут, детка?

– Лина. Лина. И я не дура.

– Я не сказал, что ты дура. Сказал – мудилка. Это нечто иное. Это не говорит о твоих слабых интеллектуальных способностях. Мудак – означает то, что ты оказалась в чуждом тебе сообществе. Для тебя мудаки – все они, долбанутые маргарины, не умеющие себя вести прилично. Для них мудилка – ты, красивая тупая брейнвошка. Вы всегда будете мудаками друг для друга, пока научитесь слышать друг друга.

– Что мне делать?

– Заткнуться, сладкая леди. Не говори не слова. Я все скажу сам.

– Эй, Умник, – крикнул один из марджей, остановившихся полукругом на дистанции в три метра. – Что дальше? Ты ведь не дурак, Умник? Ты понимаешь, что бабок у тебя не хватит, чтоб раскрыситься? Ты отдашь нам цыпу, да?

– Не, не отдам, – лениво, спокойно сказал Умник. – Цыпа хорошая. Возьму ее себе.

– Поллимона, – крикнул мардж из толпы. – Поллимона наличкой, не меньше, ей-бо! Тебе год горбатиться за эти бабки! Подумай!

– Не хрен думать, – Умник осклабился во весь рот, блеснул зубами. – Считай, деньги уже в сундуке.

– А если я перешибу?

– Не перешибешь, Бантах, – Умник качнул головой. – Не форси, братишка. Я думаю, тебе все уже ясно. Деньги будут в сундуке. Хорошие деньги.

– Тут кое-кому неясно, что с Дирсом. Как ты с ним разберешься? Сколько он с тебя запросит? Возмет немало, я думаю. Ты вмазал ему без предупреждения…

Ямаец Дирс между тем медленно, тяжело придавал своему телу полугоризонтальное положение. Очки слетели с его физиономии и разбились, дреды пришли в окончательную путаницу, кровь перестала течь – запеклась, покрыв левую щеку блестящей бурой коркой. Тем не менее Дирс находил в себе силы махать рукой корешам, находящимся в толпе, и складывать бублик из большого и указательного пальцев, что со всей очевидностью означало: «Щас очухаюсь и разнесу малохольного Умника и его плохую цыпу на гамбургеры».

– Остынь, Дирс, – сказал Умник. – Куплю тебе новые гогглы – лучше, чем то дерьмо, что у тебя было, но не самые продвинутые, не надейся. Плюс десять тысяч. На большее не рассчитывай. Просто не рассчитывай, понял? Если есть возражения – объявляй вендетту второй степени. Второй, не больше. Если больше – разбираемся здесь и сейчас. И ты – труп через тридцать секунд. Ты меня знаешь, Дирс.

Бублик Дирса увял и распался на отдельные фаланги. Дирс полез за фляжкой, умудрившейся не потеряться во время сокрушительного полета на пол, присосался к ней надолго – булькал, пока не опустошил до дна. После чего просипел:

– Ладно. Заметано. Ты, Умник, сталбыть, попал на вендетту второй степени. Честные слики в свидетелях. Два месяца, как положено. Ты в курсе. И гогглы за тобой, Умник. Сегодня же. Ты знаешь, я без них как без глаз.

– Заметано, – бросил Умник. – Время пошло. Очки тебе доставят через два часа, жди. Все, я пошел.

Он цапнул Лину за руку и двинулся вперед. Толпа расступалась перед ним.

– Куда? – шепнула Лина. – Куда мы идем?

– Заткнись, – прошипел Умник. – Просто заткнись, понятно?

– Сундук! – крикнул кто-то из наблюдателей. – Поллимона в сундук, мы проверим!

Умник не ответил, только саркастически хмыкнул.

Лина и Умник сидели в ста метрах от выхода из станции, на скамейке – полуразвалившейся, чудом держащейся на ржавых чугунных ногах. Лина озиралась с опаской и брезгливостью – давно она не видела столь грязного места. Унылые стены домов – когда-то действительно выкрашенные в разные оттенки синего, ныне же облупленные, покрытые лишайными пятнами старых надписей и язвами облупившейся штукатурки. Окна – иные с уцелевшими стеклами, но большей частью разбитые либо закрытые фанерными щитами. Ряд древних бензиновых машин вдоль улицы – покоробленные бесколёсые остовы, трупы автомобилей. Ветер гнал по асфальту бумажные пакеты и пластиковые пакеты. И окурки, сплошной слой окурков под ногами. Похоже, здесь не убирались последние лет двадцать.

– Мрачно тут у вас, – сказала Лина. – Да что там мрачно – страшно. В голове просто не укладывается, как вы тут живете.

– Нормально живем, – Умник дотянул сигарету в две затяжки и щелчком отправил бычок в кучу мусора. – Понимаешь, если разрешить брейнвошам убраться на наших улицах, то они потом и внутрь домов захотят заглянуть. А нам это нужно – чтоб в наши дела нос совали? Нам это не нужно.

– Почему со мной так случилось? Почему этот урод на меня напал? Я же ему ничего не сделала. Что, всех людей из приличных кварталов сразу начинают метелить, так вот, как меня?

– Ты неправильно пришла. Так нельзя. Чужие люди не приходят сюда в одиночку, особенно в первый раз. Нужен провожатый. Здесь бывает много чужих людей. Они ходят на нашу Биржу, делают с нами бизнес. Но они не знают правил – во всяком случае, всех наших правил. Поэтому если какой-нибудь чувак из хай-стэндовской братии хочет придти в Синий Квартал, он заходит на один из сликовских сайтов, находит себе гида, платит ему бабки, встречается с ним на нейтральной территории, там гид берет чувака за ручку и ведет сюда. Лично. И тогда все проходит без эксцессов, детка. Гид отвечает за приличного чувака – и головой и деньгами. Это бизнес, детка.

– А у вас есть сайты? – удивилась Лина. – Я слышала, что марджи… ой, извини, слики вообще не пользуются интернетом.

– Ты слышала чушь, детка. При сликов говорят много всякой дури. Слики пользуются сетью. Только у сликов – свои выходы в сеть, платить за это дело мы не любим. Тот же Дирс, например, из сети не вылезает – весь день шляется в своих гогглах, в экран пялится, на стены сослепу натыкается. Он, видите ли, изображает, что зарабатывает таким образом деньги. На самом же деле торчит на халявных порноресурсах и ловит тупой кайф дрочильщика.