В считаные минуты пиршество было закончено.

Опоздавшие дядьки перевернули несколько ящиков со льдом и, разочарованно хныча, ушли следом за теми, кому повезло больше.

В комнате стало тихо.

Сергей и Леха медленно выбрались из-за портьер, подошли к перевёрнутой таре и застыли, глядя, как растекается по красному паласу натёкшая со льда вода.

Неожиданно дверь снова распахнулась, в комнату влетел ещё один опоздавший. Вытаращив глаза на Леху с Сергеем, он протараторил:

– Бадама жума?

– Нихт жума. Нихт, – ответил, качая головой, Окуркин, и человек в дорогом костюме, поникнув головой, развернулся и вышел.

Покинув наконец таинственное помещение, друзья выбрались в коридор, застеленный мягкой ковровой дорожкой, ступать по которой было приятно.

На стенах красовались стилизованные под бронзу подсвечники, фарфоровые светильники и целые галереи репродукций на гастрономические темы. Это обостряло чувство голода, ведь пока что вместо еды Леха с Сергеем получали только приключения.

– Чую запах кофе и пирожных, – поднял кверху палец Окуркин.

– В смысле наверху?

– Нет, это я так настраиваюсь. У тебя деньги есть? Серёга проверил карманы брюк, мятых и порыжевших от глины, и выложил на ладонь рупь сорок три копейки мелочью.

– Немного, – вздохнул Окуркин и добавил собственные три рубля. – Может, хоть на чай хватит с сахаром.

– Уходить нужно.

– Выпьем чай и уйдём, – заверил Окуркин. – Вон я уже вижу, где здесь буфет.

Леха одёрнул стоявшую колом рубашку и смело двинулся вперёд.

– Там небось такие цены, что закачаешься. Смотри, какие здесь люстры.

– Не бойся, сейчас разберёмся.

Острый приступ голода делал Леху бесстрашным и очень уверенным в себе.

Залетев в буфет, он остановился перед стойкой и даже слегка прищурил глаза от белоснежной наколки на голове буфетчицы.

– Присаживайтесь, господа, – с улыбкой произнесла та, указав рукой на ряд столиков с накрахмаленными скатертями.

Только за одним из них сидел посетител . остальные были – свободны.

Окуркин, все ещё чувствуя прилив наглости, пробежал вдоль прохода и прыгнул за стол. За ним на негнущихся ногах подошёл Тютюнин.

Усевшись рядом с Лехой, он зло. прошипел:

– Нас здесь прибьют, Окуркич. Прибьют. А эти четыре рубля с копейками засунут…

– Что желаете? – проворковала неслышно подошедшая буфетчица.

– Ну… – Окуркин повертел головой и, не найдя меню, выпятил в задумчивости губы. – Ну… что-нибудь обычное.

– Стандартный набор?

– Да, стандартный набор! – обрадованно кивнул Леха. Сергей только смущённо потупился.

– Одну минуточку, – снова улыбнулась буфетчица и ушла, виляя бёдрами.

Тютюнин прикрыл глаза и вздохнул, чтобы успокоиться. Пока ничто не предвещало потрясений, однако четыре с половиной рубля – это как оскорбление. Лучше уж ничего не платить – сказать, что кошелёк дома забыл. Оставил в другом костюме.

– Ну и как вам эта байда с налогом на водокачки? – неожиданно спросил сидевший в одиночестве посетитель.

– На водокачки? – переспросил Серёга и сделал вид, что раздумывает.

– Вот-вот, и я такого же мнения. Однако будьте уверены, эти ублюдки из ЛКПР его протолкнут. Им уже за это заплачено…

Подошла с подносом улыбчивая буфетчица.

Две большие чашки ароматного кофе, тарелочка с пирожными и две вазочки с ванильным мороженым. Все это ана со знанием дела расставила перед Лехой и Сергеем, после чего спросила:

– На «Грушу» записывать будем?

– Что? – не понял Тютюнин.

– Я говорю, фракция какая – «Груша», СДСС?

– Мы сами по себе… – выдавил Тютюнин, уверенный, что бить их с Лехой все-таки будут.

– Ах, ну да – «Независимые», – кивнула буфетчица. – Ну, приятного вам аппетита.

Пока буфетчица шла к стойке, Леха и Сергей моментально умяли пирожные. Затем судорожно запили их кофе.

– Ты чего-нибудь понимаешь? – уголком губ спросил Серёга.

– Где мы, я пока не понял, но все, что мы едим, это халява…

– Точно?

– Будь спок. Этот счёт записали на каких-то «независимых». Нужно скорее докушивать и валить отсюдова, пока эти «независимые» не припёрлись.

Быстренько покончив с мороженым, друзья поднялись со своих мест и, поблагодарив буфетчицу, выскользнули в коридор.

– Ой, Нин, это что за оборванцы такие? – спросила появившаяся из подсобки посудомойщица.

– «Независимые».

– А чего так одеты-то?

– Наверно, с регионов. Туда же деньги редко доходят. Вот и маются люди.

Насытившись, Тютюнин и Окуркин почувствовали себя намного лучше и теперь не спеша искали выход, попутно удивляясь богатой обстановке и суёте, которая усиливалась по мере того, как друзья спускались с этажа на этаж по широкой мраморной лестнице, застеленной все теми же неизменными ковровыми дорожками.

Фигуристые девушки с кожаными папками в руках пробегали мимо, не удостаивая Сергея и Леху даже взглядом, однако с готовностью раскланивались и начинали щебетать, как птички в весеннем лесу, завидев дядьку в костюме.

– И куда же это мы попали? – недоумевал Тютюнин.

– Может, это что-то вроде приюта для бездомных богатых? – предположил Леха.

– Богатый человек бездомным быть не может, – не согласился Сергей.

– Тогда это казино.

– Это не казино, – снова возразил Тютюнин.

– Откуда ты знаешь, что не казино? Ты там бывал?

– Не бывал, но телевизор смотреть ещё не разучился. Леха задумался. Доводы Серёги показались ему убедительными.

Друзья спустились ещё на пару этажей и вынуждены были обойти группу из двадцати штук дядек в костюмах. Один из них, самый представительный, стоял в середине и объяснял:

– Итак, пресса уже внизу – в вестибюле, поэтому давайте рассчитаемся на левый-правый.

– А мы уже рассчитались! – сказал кто-то из дядек.

– Очень хорошо. Тогда левые – на левую сторону, правые – на правую. У кого с собой бейсбольные биты, поднимите их так, чтобы я видел…

Несколько дядек подняли на головой лакированные дубины.

– Просто отлично. Теперь поднимите, у кого есть, разводные ключи…

Над головами с лёгким позвякиванием взметнулись сантехнические орудия.

– Молодцы. Теперь определимся: «правые» проводят западную линию, они должны быть вооружены бейсбольными битами, «левые» ближе к народу, у них должны быть разводные ключи. Поменяйтесь, пожалуйста…

Дядьки быстро разобрались с оружием, и самый представительный повёл их вниз.

Тютюнин и Окуркин старались не отставать, им было интересно посмотреть, чем все это кончится.

В просторном вестибюле действительно толпилось с полсотни человек с фотоаппаратами, видеокамерами и диктофонами наготове.

Две команды дядек разбежались по сторонам и с криками сошлись стенка на стенку.

– Даёшь отмену призыва в армию! – кричали одни, кроша противника бейсбольными битами.

– Земля – крестьянам! Фабрики – профкомам! – обороняясь, вопили другие, и все это озарялось частыми вспышками фотоаппаратуры и подсвечивалось прожекторами видеокамер.

Кто-то из представителей прессы пытался организовать прямое включение и поведать телезрителям-радиослушателям о происходящих событиях. Другие отстраненно пережёвывали какие-то листья и рисовали в блокнотах слонов.

Наконец в фотоаппаратах закончилась плёнка, в видеокамерах – батарейки, и вся аккредитованная пресса наперегонки рванула к выходу, сбивая охранников и переворачивая урны.

– Ну все, побежали зайчики мои. Сожрали, – усмехнулся дядька-руководитель. – Закончили, всем спасибо! Отправляйтесь приводить себя в порядок и постарайтесь не опоздать на заседания комитетов!

Поправляя галстуки и одёргивая пиджаки, бойцы быстро разошлись, оставив Сергея и Леху в полном недоумении.

– Ты подумай, какое кино! – покачал головой Тютю-нин.

– Ага. И жрут холодных лягушек, хотя в буфете такие пирожные…