– Нет.

– Я тоже, но лошади кого-то почуяли… Может, это раненые? Может, оклемался кто?

– А ну, пойдем посмотрим, – произнес Углук, хватаясь за меч.

Фундинул последовал за ним, держа топор наготове.

Несмотря на свою значительную комплекцию, Углук двигался по лесу довольно ловко, сказывался многолетний опыт наемника.

Вот он остановился и поднял руку. Фундинул замер, слыша, как стучит его сердце. Немного побаливала рана на предплечье, однако подорожник уже почти затянул ее и работать топором она не мешала.

Вдруг совсем рядом послышались стоны, переходящие в хриплое бульканье. Чьи-то шаги прошуршали по прошлогодней листве, и снова тишина. Гном почувствовал, как у него пропадает желание идти и смотреть, кто там шумит. Что за охота связываться с мертвецами, которых пробудили темные духи?

Только он собирался сказать об этом Углуку, как тот снова пошел вперед – туда, откуда доносились эти жуткие звуки.

Вскоре они вышли к поляне, и неожиданно орк встал, будто натолкнулся на стену.

– Ты чего? – шепотом спросил Фундинул, однако Углук будто язык проглотил. Он лишь молча посторонился, чтобы гном смог все увидеть сам.

Это были озерные люди, особей двадцать, они волокли трупы гвардейцев. На суше поступь сплетенных из водорослей и ила чудовищ была шаткой и неуверенной, однако они упрямо тащили свою добычу.

Один из монстров нес отделенную от тела голову, почувствовав на себе взгляд, он остановился и, неуклюже повернувшись, уставился пустыми глазницами на орка и гнома.

Углук попятился, выставив перед собой меч, словно забыл, что от озерных людей оружие не спасает. Правда, было еще имя Каспара Фрая, однако чудовище смотрело с такой лютостью, что Углук уже не был уверен, сработает ли имя его милости на этот раз.

Впрочем, произносить имя Каспара Фрая не пришлось. Постояв еще немного, озерный человек дернулся и продолжил путь вслед ушедшим вперед сородичам.

– Тебе не кажется, что мы в этом лесу порядком задержались? – спросил Фундинул.

– Кажется, – с готовностью согласился орк, и они, не сговариваясь, почти бегом отправились к месту стоянки.

С лошадьми было все в порядке, как видно, никто из озерных людей сюда не забирался. Спустя еще несколько минут Фундинул и Углук уже сидели верхом и понукали своих скакунов по южной дороге. Трофейные мардиганцы, привязанные цугом, трусили за лошадью орка.

Около получаса они ехали молча, потом Фундинул спросил:

– Слушай, а с чего это озерный народ стал интересоваться мертвецами, ведь прежде они живых людей утаскивали?

– Наверное, потому что недобрые времена наступают.

– Ладно тебе каркать, – махнул рукой Фундинул. – И так страшно. Скажи лучше, куда мы теперь едем?

– Понятно куда – в город Ливен, к его милости Каспару Фраю. А у тебя что, другой план был?

– Нет, другого плана не было.

На строительстве укреплений вокруг лагеря солдаты де Гиссара работали на совесть, поскольку у герцогского бюварда, графа Эверхарда фон Марингера была репутация победителя. Он считался удачливым полководцем, хорошо воевавшим в открытом бою и преуспевавшим в так называемой подлой войне, под которой подразумевались ночные нападения, засады, отравление источников и атака обозов.

Именно поэтому де Гиссар приказал усилить посты до пяти человек в каждом, при этом все часовые считались одной сменой и не должны были спать.

Как только стемнело, разведчики ушли вперед, оставив лошадей и надеясь только на свои ноги. До полуночи все было спокойно, лазутчики не подавали сигналов тревоги, и де Гиссар начал успокаиваться, однако вскоре послышался звон мечей – отряды обеих сторон сошлись в ночном бою.

– Хотел бы я знать, что там происходит, – сказал граф.

– В любом случае хотя бы один из трех отрядов уцелеет, – уверенно заявил Мюрат. – Однако нелишним будет послать еще полсотни.

– Посылай, это ведь фон Марингеры, а от них можно ожидать чего угодно.

Едва стихли звуки битвы прямо по фронту, звон оружия стал раздаваться где-то позади лагеря, а спустя мгновение в ночи полыхнуло пламя.

– Это обоз! – воскликнул Мюрат и, сорвавшись с места, помчался в направлении разгоравшегося пламени. Не удержавшись, де Гиссар побежал за тысячником. Мысль о том, что его оставят без обоза, подгоняла графа. Быстро преодолев пару сотен ярдов, они вступили в бой.

Как оказалось, подожжены были пять из пятидесяти возов, и вражеский отряд наседал на охрану, чтобы сжечь остальное. Появление графа придало уйгунам сил, и, подбадривая себя криками, они бросились в атаку.

Противник начал отступать, охранников обоза было вдвое больше. Лазутчики рассчитывали на внезапность, и поначалу расчет оправдался, однако появление де Гиссара, спутало их карты.

Граф дрался с каким-то не слишком искусным в фехтовании, но очень сильным молодцом, который компенсировал недостаток техники скоростью и силой. Дважды де Гиссару приходилось отступать, чтобы не получить верный удар в голову, однако он все же подловил противника на ошибке и разрубил ему правую ключицу.

Обливаясь кровью, тот свалился неподалеку от горящей телеги, но на его лице была торжествующая улыбка.

Замахнувшись для последнего удара, граф опустил меч. Он понял, что, убив противника, лишь сделает то, чего тот желает и к чему уже готов. Остальные лазутчики отступили, и раненный графом боец оказался единственным пленником.

– Ну что же ты! Добей меня:

– Не спеши, – ответил граф. – Я окажу тебе эту услугу, если ты ответишь на мой вопрос.

На лице раненого появилась презрительная улыбка, и де Гиссар понимал, откуда она. Сейчас пленник был необычайно силен духом, его можно было жечь, резать по живому – он все равно ничего бы не сказал. Оставить его до утра не было никакой возможности – он истечет кровью и унесет в могилу свои секреты.

Раненый и сам понимал это, оттого и чувствован себя непобедимым.

– Я не прошу от тебя измены, это было бы смешно, – сказал де Гиссар, вкладывая меч в ножны. – Ответь мне на простой вопрос: граф Эверхард в замке?

– Да, его сиятельство в замке.

– И последний вопрос – я полагаю, в замке не больше восьми сотен. Правильно?

– Ты близок к истине, но это тебе не поможет… А теперь убей меня – ты обещал.

– Да, я обещал, – кивнул граф и повернулся к стоявшему рядом уйгуну: – Эй ты, убей его быстро!

Солдат вынул из ножен кривой меч и одним ударом рассек тело лазутчика пополам. Несколько капель крови попали де Гиссару на руку, он достал платок и стер кровь, затем вместе с Мюратом отправился в лагерь.

Под утро посланные в разведку уйгуны вернулись, притащив двух своих раненых и оставив в поле восьмерых погибших. Как и предполагал де Гиссар, ночной бой завязался между двумя разведотрядами.

После рассказа об этой схватке уйгуны сделали подробный доклад о том, что удалось разведать.

Как и следовало ожидать, замок к осаде был подготовлен. За пару дней, что были у фон Марингеров, их люди успели подновить ров и накачать туда воды.

Упрятанные под землей контрподкопы обнаружить не удалось, впрочем, ночью сделать это было нелегко, хотя уйгуны хорошо видели в темноте.

Удалось услышать, как на тридцатифутовой стене перекликались часовые, а по деревянным лестницам носильщики беспрерывно поднимали на верхние ярусы арбалетные болты, стрелы и камни. Судя по тому, что над стенами вздымались мачты метательных орудий, к ним тоже подносили ядра.

Еще, по словам уйгунов, возле замка сильно пахло горелым железом, а это означало, что за крепостной стеной непрерывно работали кузницы, производя оружие.

Расспросив разведчиков, де Гиссар отпустил их, ему еще предстояло подумать, какую тактику избрать для штурма замка.

Помимо метательных орудий – баллист, в крепости имелись и огромные, до десяти футов в длину, арбалеты. Из такого оружия хорошо стрелял средний сын Эверхарда фон Марингера – Густав, говорили, будто в этом искусстве ему нет равных.