– Спасибо, сэр, – ответил за обоих Джим, и они покинули кабинет командира.

С облегчением стянув с себя отяжелевшее от пота обмундирование, Джим и Тони отнесли оружие в арсенальную и, взяв полотенца, отправились в душевые.

У выхода из казармы они столкнулись с Твидлом, пилотом «Си-12К», с которым неоднократно летали на операции.

– Как птичка, Твидл?

– В порядке птичка, сегодня встала на крыло. Рихман здесь?

– Нет, пошел пленных расстреливать.

– Расстреливать? – Твидл остановился, недоуменно вскинув брови.

– Ну, как бы расстреливать. На самом деле их запрут на гауптвахте, чтобы пообсохли.

– Понятно, ну, тогда и я туда…

И Твидл поспешил к центру базы, где была гауптвахта, а Джим и Тони – к душевым. Их соорудили подальше от жилых помещений, поскольку от избыточной сырости в сливных ямах заводились ядовитые слизни, пауки и шипохвосты, каждый укус которых мог оказаться смертельным. Этого добра солдатам базы хватало и в джунглях.

Банщик Никс встретил разведчиков радостно, он любил компанию, а служба, как назло, обрекала на одиночество. В одиночку Никс мыл душевые кабины, в одиночку отжимал в центрифугах белье, в одиночку чистил парадное обмундирование и развешивал его на плечики.

– Привет, герои! Я слышал, вы сегодня с добычей?

– И откуда ты все узнаешь?

– Тыловая служба самая осведомленная! – усмехнулся Никс и подал прибывшим пластиковые мешки для грязного обмундирования, а стопки чистого с метками Тони и Джима дожидались их на отдельных полках. Частая смена одежды была необходимым условием сохранения здоровья в сыром тропическом климате. Случалось, разведчики по трое суток сидели в едкой болотной жиже, отбиваясь от полуметровых сороконожек и сворачивая головы болотным змеям, но они знали, что всех, кто выживет, ждет чистая вода и свежий комплект белья, и это помогало переносить трудности.

– Подождите, я сейчас…

Никс схватил распылитель со слабым раствором против насекомых и пошел проверять душевые: очень часто из сливных ям туда поднимались пауки и шипохвосты.

– Ах ты, сволочь! – раздался голос Никса. Судя по всему, он застал в душевых непрошеных гостей. – Я тебе сейчас плюну!

Послышалось шипение сжатого воздуха и снова торжествующий голос банщика:

– Умри, восьминогий!

И снова шипение баллона.

Джек и Тони, уже раздетые, с мылом и мочалками в руках терпеливо ждали в предбаннике.

Наконец Никс появился, держа за лапы огромных размеров паука-вампира и шипохвоста.

– Теперь все чисто, ребята, милости просим.

Джим и Тони прошли в кабины, однако бдительности не теряли: частенько следом за только что изведенными появлялись новые гости. Впрочем, теперь, при свете электрических лампочек, их было хорошо видно, не то что раньше, когда на базе ощущался дефицит электроэнергии и в душе мылись в абсолютной темноте.

Когда напарники вышли в предбанник, Никс самозабвенно «откатывал» на гладильном станке чей-то парадный китель.

– Для кого так стараешься? – спросил Тони, опускаясь на скамейку.

– Уже ни для кого. – Никс грустно улыбнулся. – Это китель Госкойна.

Тони кивнул. Госкойн и Маду погибли при штурме базы партизанами команданте Ферро. Месяца за три до этого Госкойн закончил реабилитацию после тяжелейшего ранения, и все говорили, что уж теперь-то, после такого крещения, он точно доживет до старости… Не сбылось.

А Маду был обычным, если не считать шоколадного цвета кожи. Всегда тихий и спокойный, безупречный, когда дело касалось боевой работы.

– Может, хватит собирать эту коллекцию? – заметил Джим, имея в виду парадное обмундирование погибших и просто отправившихся в запас солдат Двадцать Четвертой базы. Никсу жаль было выбрасывать новые вещи, он чистил их, выглаживал и вешал в темном шкафу. Случалось, от его коллекции была польза, однажды Джим и Тони и сами воспользовались чужими вещами, когда неожиданно выяснилось, что из собственного обмундирования они за полгода успели вырасти, а вертолет в Антверден отправлялся через пару часов.

– Это не коллекция, ребята, думаю, это мемориал. Прах погибших в земле, личное дело уничтожено и ничто не напоминает об их жизни, только эти военные костюмы, к которым они иногда возвращаются…

– Что ты такое мелешь, Никс? – недовольно нахмурился Тони и начал быстро одеваться.

– Я не мелю, Тони, эти ребята иногда появляются – после того, как я отглажу их кители. Вот висит он на плечиках, а рядом, – Никс протянул руку, как будто наяву дотрагиваясь до призрака, – рядом стоит его хозяин. Лица-то я не различаю, а по фигуре – точно он. И, что интересно, – в том же кителе.

– И что он делает? – завороженно спросил Джим, стоя с чистыми трусами в руках.

– Дык ничего. – Никс пожал плечами. – Должно, прощается.

– Да пошел ты, Никс! Нам только твоих страшилок не хватало! – рассердился Тони. – А когда в бою с парашютистами двадцать человек полегли, они что, все набились в твою каптерку?

– Нет, что ты, – отмахнулся банщик. – Все не поместились – снаружи ждали. Я к ним вышел, а они сначала гурьбой стояли, а потом построились, как и положено солдатам.

– Что, все пришли? – спросил Тони.

– Не все, четверых сожгло зарядом… Забыл, как называется…

– Нитроглейд.

– Вот именно, нитроглейдом, так вон они не сумели прийти, как-то на них огонь подействовал…

Больше Никс не сказал ни слова и ушел в свою каптерку, а Джим и Тони оделись и покинули душевую.

Полпути проделали молча, потом Тони спросил:

– Слушай, неужели ты этому банщику веришь?

– Не знаю, – после паузы ответил Джим. – Может, и верю.

– Да ты что? Это ж прямо жуть какая-то. – Тони тряхнул мокрой головой, сбрасывая наваждение. – Два десятка призраков… Это же надо придумать! Страх какой!

– Какой страх, Тони? Мы были среди них, когда шел бой, и тоже могли получить свою пулю – тебе тогда не было страшно?

– Тогда – не было. Вернее, было, но немного.

Вернувшись в казарму, напарники застали представление: Банни Уолш, разведчик, переброшенный на Двадцать Четвертую с материка Ганза, соревновался со всяким желающим в скорости. На стол ставились три солдатские зажигалки, и Банни держал пари, что схватит и положит на стоящий перед ним стул две зажигалки, пока его соперник положит хотя бы одну.

Из всех, кто соглашался поучаствовать, только сержант Рихман и Шульц успевали схватить по одной зажигалке, остальным разведчикам не доставалось вообще ничего – рука Банни, двигаясь с неуловимой глазом стремительностью, успевала хватать по одной и класть на стул все три зажигалки.

Взвод восторженно гудел, такого прежде никто не видел.

Капитан Саскел тоже попытал счастья, но и у него ничего не вышло, результат Рихмана и Шульца оказался лучше.

– Золотой кадр, – сказал капитан Саскел. Он уже был знаком с чудесами Банни, когда тот показывал выпад с ножом. Отразить такой удар нечего было и мечтать, однако объяснение этому феномену имелось – Банни участвовал в некой секретной военно-биологической программе по ускорению реакции, и ему делали специальные операции. Позже, по неизвестным причинам, программу закрыли, а тех из испытуемых, кто не стал инвалидом, отправили в действующие части.

Банни отлично зарекомендовал себя и стал первым разведчиком военной базы на материке Ганза, однако массированный десант вражеских парашютистов за одну ночь уничтожил весь ее личный состав. Разведрота держалась дольше всех, но и она была перебита вся, за исключением Банни Уолша. Он сумел спрятаться среди окровавленных тел и под грохот уничтожающих постройки взрывов дождался утра, когда прибыли войска из центрального резерва. Парашютисты отступили в джунгли, и Банни поведал своим о том, что произошло. Поскольку база была уничтожена, ее расформировали, а уцелевшего разведчика перевели на материк Тортуга – в Двадцать Четвертую базу, где был некомплект.