— Почему вы пошли за помощью к герцогине?

Мэг взглянула на него расширившимися испуганными глазами, и стало понятно, что дрожит она не от холода.

— Я не могла придумать ничего другого. Понимала, что герцогиня меня не любит и не одобряет нашего брака, но точно знала, что скандала она не допустит. Сначала мне показалось, что она хотела мне помочь, но потом они меня заперли!

Демоны последний раз встрепенулись и умерли. Граф прижал к себе Мэг покрепче и потер ее озябшие руки.

— Нужно достать вам пальто или что-нибудь теплое. Я знаю здесь поблизости салон верхней одежды…

Он потащил ее было в боковую улицу, но она его остановила:

— Вы не можете войти в фешенебельный салон в таком виде.

— Граф Саксонхерст может выглядеть как ему заблагорассудится.

Мэг закатила глаза.

— Даже если они достаточно хорошо знакомы с вами, чтобы узнать в этом платье, напоминаю, что мы скрываемся от правосудия. Вероятно, где-нибудь здесь есть магазин подержанной одежды. Сколько у вас при себе денег?

С упавшим сердцем Сакс похлопал по карманам куртки конюха и вынужден был с грустью признать, что они пусты.

— Я никогда не ношу с собой деньги. А у вас?

Мэг с сожалением покачала головой:

— Я истратила свои последние несколько пенни.

Граф снял куртку и укутал в нее Мэг.

— Так вы замерзнете насмерть, — сказала она, кутаясь в его куртку. Он видел, как она дрожит, и понимал, что причиной тому не только холод, но и ужас.

— Мы можем время от времени передавать ее друг другу. А вот что нам действительно нужно, так это какое-нибудь безопасное место, чтобы подумать, что делать дальше.

Они задержались на углу, где стена немного защищала от ветра, который полосовал ему ноги и спину ледяными бритвами. Граф не мог вспомнить, замерзал ли по-настоящему когда-нибудь в жизни. Пожалуй, что нет. Ощущение не из приятных, а главное — оно, кажется, лишало его возможности трезво Мыслить.

Продавец газет на другом углу завел свою песню:

— Последние новости об убийстве! Замешано семейство графа Саксонхерста! Самые последние новости! Любовник графини лежал в луже собственной крови!

— О Боже милостивый! — прошептала Мэг. — Вы мне верите? — И прежде чем он успел сказать «да», Мэг тряхнула головой. — А не следовало бы. Вы же не знаете…

Демоны сделали попытку ожить, но к настоящему времени от них осталась одна оболочка. Он просунул руки под куртку и потер Мэг по спине, чтобы согреть.

— Я знаю о вашем волшебном камне.

Мэг побелела как полотно:

— Откуда?

— Я заставил Лору сказать, зачем вы поехали к сэру Артуру.

— Заставили? Каким образом?

— Путем вырывания ногтей, разумеется. — Он рассмеялся. — Думаю, пора и вам начать доверять мне.

У Мэг в глазах стояли слезы.

— Простите меня. Я тоже вам верю. Мне так жаль… И я так напугана. Мне холодно и страшно.

Она снова задрожала, и он крепче прижал ее к себе, проклиная себя за свое бессилие и размышляя о том, насколько человек должен замерзнуть, чтобы умереть. Иногда это случалось с пассажирами, путешествующими на открытой верхней площадке дилижанса, а куртка его конюха, хоть и была сшита из толстой теплой ткани, казалось, вовсе не грела.

Он поцеловал взъерошенные волосы Мэг.

— Послушайте, любимая, мы должны найти какое-то убежище, где полиция нас не достанет. Я бы не хотел подвергать опасности своих друзей, прося их спрятать нас, только уж если не будет иного выхода.

— А нельзя пойти к вам домой?

— К нам домой? Там полно блюстителей порядка, и на площади собралась огромная толпа, жаждущая увидеть вас и ваши окровавленные руки. — Он ощущал, как ее бьет дрожь. — Во времена моего деда власти ни за что не посмели бы тронуть жену графа, но сейчас я совсем не уверен, что смогу их остановить. Проклятые демократы!

Он начинал понимать, что холод непобедим. Ему до смерти хотелось попросить у нее ненадолго куртку обратно, но он сказал:

— Давайте двигаться. Это нас немного согреет.

— В любом случае площадь Мальборо находится слишком далеко отсюда, — сказала Мэг, когда они снова зашагали по улице, прижавшись друг к другу как можно ближе. — Вы очень замерзли. Если мы будем передавать куртку друг другу, это немного оттянет последний момент, но мы все равно погибнем от холода. У меня ноги уже превратились в ледышки.

Он посмотрел на ее матерчатые полуботинки. Бесполезная вещь.

— Мои сапоги сносно греют, но, боюсь, обменяться обувью нам не удастся. Странное положение, правда?

— А в тюрьмах топят?

Он рассмеялся:

— Сомневаюсь, а то бы и мне туда захотелось! А церкви не держат открытыми для бездомных бродяг?

— Нет… О! — вдруг воскликнула Мэг. Она извлекла из кармана ключ. — Моллетт-стрит.

— Это ключ от вашего старого дома?

— Да, и он находится всего в нескольких кварталах отсюда. Идемте! Скорее! — Она схватила его за руку и потянула за собой. — Если пойдете побыстрее, согреетесь, а в доме есть немного дров. Мы сможем разжечь огонь.

Этой мысли было достаточно, чтобы подстегнуть его. Огонь! Тепло. Укрытие.

Они шагали по погружающейся в сумерки улице, потом повернули в боковой проулок. Перед воротами они остановились, и Мэг осторожно толкнула калитку. Та скрипнула.

— Надеюсь, никто не услышал. Сейчас все готовят ужин или уже ужинают.

Мысль о еде, любой еде, была почти мучительна.

Они прошли к черному ходу, и Мэг попыталась на ощупь дрожащими от холода пальцами вставить ключ в замочную скважину. Открыв дверь, она втащила Сакса внутрь.

— Слава Богу! — сказал он, но после паузы добавил:

— А тут не теплее, чем на улице.

— Ну разумеется. Здесь ведь уже несколько дней не разводили огня. — Подойдя ближе, Мэг начала растирать ему руки. — Разве вам никогда не приходилось бывать в нетопленом помещении?

— Боюсь, что нет. Согрейте меня, Мэг.

Он не собирался флиртовать, но Мэг смутилась. Бог свидетель, секс был последним, о чем он сейчас думал. И первым тоже.

Вероятно, Мэг поняла это.

— Идемте, — сказала она и потащила его по коридору, а потом вверх по лестнице.

Он не надеялся, что на верхнем этаже будет теплее, но последовал за ней, растирая себе грудь и плечи и не переставая удивляться, что внутри дома может быть настолько холодно.

Мэг вошла в спальню и сдернула с кровати одеяло из гагачьего пуха.

— Вот, возьмите, — сказала она.

Граф схватил одеяло и закутался в него. Не то чтобы сразу стало тепло, но получше. Мэг сдернула с кровати еще одно, шерстяное, одеяло и накинула его на себя, потом пошла в соседнюю комнату и там тоже сняла с кровати одеяла.

Теперь у каждого из них было по одному пуховому и одному шерстяному. Несколько пушинок, плавно кружа, опустились на пол; одеяла были старыми и изношенными, но никогда еще ни одна вещь не казалась графу столь драгоценной.

— Ну как, лучше? — встревоженно спросила Мэг. Граф кивнул. — Давайте пойдем на кухню и посмотрим, есть ли там еще оставленные нами дрова. Если удастся развести огонь, можно вскипятить воду.

Бредя за ней, граф мечтательно произнес:

— Вот если бы было бренди…

В кухне Мэг прошла прямо к ящику, стоящему возле старомодной печки.

— Да. Дрова есть. А трутница должна быть вон в том шкафчике.

— Сейчас я все сделаю, — пообещал он. Раза два в жизни ему доводилось самому высекать огонь, но это было еще в детстве, во время игры.

Он наблюдал, как Мэг умело складывает хворостинки и щепочки, перемежая их палочками покрупнее. Здесь не было хороших дров, как у него в доме, — какие-то ошметки реек, обломанные ветки, даже ножка стула — словом, мусор.

До этой минуты граф, пожалуй, не представлял себе до конца, в каком положении находилась его жена со своей семьей. Он и вообще, в сущности, не знал, что такое настоящая бедность. Да и сейчас еще не до конца представлял себе это, но уже начинал кое о чем догадываться.