Мэг, казалось, тоже была полностью увлечена спектаклем, но ее определенно что-то угнетало. Интересно, насколько серьезна причина?
Граф не считал сэра Артура Джейкса человеком, способным бескорыстно в течение нескольких месяцев не брать денег за аренду даже в память о старом друге. Какую же плату он потребовал? Саму Минерву? Неужели она пожертвовала невинностью и ее нервозность объясняется страхом разоблачения?
Он стал припоминать их свидание в его спальне, пытаясь решить, действительно ли она вела себя как целомудренная женщина. Трудно сказать. Она была ошеломлена, но к концу стала проявлять нетерпение.
Сэр Артур мог быть бесчувственным любовником, который просто использовал ее, поэтому более тонкое обращение оказалось для нее внове. Он мог даже изнасиловать ее.
Осторожно, чтобы не испугать, граф положил руку на плечо жены, там, где оно не было прикрыто ее скромным вечерним платьем. Мэг чуть напряглась и взглянула на него с волнением, но без страха. Граф сомневался, чтобы сэр Артур или какой-нибудь другой мужчина оскорбил ее, хвала Господу, но оставалась вероятность того, что ей пришлось заплатить собой за безопасность семьи.
Он хотел быть первым, хотел сам вознести ее на вершину блаженства. После сегодняшнего свидания их брачная постель манила его обещанием изысканного наслаждения. Его жена. Его неизведанное владение. Что ж, даже если она не невинна, она пока еще не разбужена.
Мэг снова смотрела теперь на сцену, но граф знал, что она остро ощущает его прикосновение. Он дразнящим движением пальца пощекотал ей затылок и так же внимательно, как она наблюдала за происходящим на подмостках, наблюдал за ней самой — он видел, как чуть разомкнулись ее губы, порозовели щеки, как рука непроизвольно сжала подлокотник кресла.
Не обращая внимания на стоявшего за спиной Обезьяна, граф уткнулся губами в ее шею за ухом и услышал, каким прерывистым стало ее дыхание.
— Если бы мы были женаты подольше, — прошептал он, — и одни, я бы задернул шторы.
Мэг чуть вскинула голову, и он почувствовал, как заиграло в ней желание. Когда губы ее разомкнулись еще шире, он вложил в них палец и улыбнулся, ощутив, как вонзились в него ее зубы. Страсть! Его жена — существо страстное. Независимо от того, какие маленькие секреты она от него таит, ему очень повезло. Граф придвинулся еще ближе, лизнул, потом прикусил, потом стал посасывать мочку ее уха. Чуть не выскакивая из кресла, Мэг вцепилась обеими руками в подлокотники.
— Помните, что нас ждет постель, — прошептал он.
Продолжая водить кончиком языка по краю ее уха, он вдыхал ее запах — теплый, женственный и неповторимый, с едва заметной примесью аромата лаванды. Следует ли приучить ее к более дорогим духам или пусть все остается как есть: чистота и невинность снаружи — огонь и страсть внутри?
— В вашей постели или в моей? — шепотом спросил он.
Мэг повернулась к нему, обуреваемая чувствами, — именно такая, какой он хотел ее видеть. Хотел ее. Хотел, черт возьми! Если бы они были одни, он не стал бы тянуть. Однако в этой игре он был мастером и никогда не бросился бы в огонь до тех пор, пока тот не разгорится во всю мощь.
— Вы ведь сказали уже, что в моей, — рассеянно проговорила Мэг.
— Да, я так сказал. Вам это больше нравится?
— Думаю, мне уже безразлично.
— Тогда в вашей. — Граф поцеловал ее мягкие разомкнутые губы. — А то амазонки, чего доброго, наведут вас на нежелательные мысли. Пусть это будет ваша спальня, где я раздену вас при свете свечей и отблесках камина и открою все тайны ваших чувств.
— Думаю, женские тайны вам хорошо известны.
— Каждая женщина — это новая тайна.
Как он и ожидал, Мэг слегка напряглась. Однако нужно было немного охладить накалившуюся обстановку. Мэг сжала губы и выпрямилась в кресле:
— Ни одной женщине не понравится, когда о ней говорят как об одной из многих, милорд.
— Я знал массу таких, которые служили доказательством вашей не правоты. Мужчина не представлял для них никакого интереса, если его не домогалось множество других женщин.
— Полагаю, под вашей дверью выстраивались целые очереди.
Он мог поклясться, что слышал, как она фыркнула, и улыбнулся:
— Нет, но по почте мне случалось получать кое-какие интересные предложения.
Мэг демонстративно уставилась на сцену.
— Мне бы хотелось посмотреть представление, милорд.
Поставленный таким образом на место, Сакс тихо рассмеялся и протянул руку назад. Обезьян вложил в нее очищенный апельсин. Сакс съел дольку, чтобы убедиться, что плод сладок и сочен, хотя доверял познаниям Обезьяна в этой области, а следующую поднес к сомкнутым губам Мэг.
Она бросила на него сердитый взгляд, но после некоторых раздумий позволила себя покормить. Весьма, впрочем, неохотно. Она наказывала его, и ему это нравилось. Когда она проглотила первую дольку, он протянул вторую, сказав при этом:
— Если вы хотите владеть мною, Минерва, вам придется меня заслужить.
Прожевав вторую дольку и продолжая смотреть на сцену, Мэг ответила:
— Я ваша жена.
— Вы полагаете, этого достаточно, чтобы вступить в права владения?
Здесь она не удержалась и посмотрела на него.
— А что, придется расталкивать других?
— Мое признание касалось только моего не праведного прошлого. Будущее — впереди.
— Разве леопард может изменить свою окраску? — Мэг взяла у него из руки апельсин, отделила дольку и поднесла к его губам. — Думаю, милорд, мне теперь следует учиться у вас, как вести себя.
Жуя апельсин, Сакс едва сдержался, чтобы не заурчать от удовольствия. Да, да, женитьба на Минерве принесет ему много радости.
— Вы хотите сказать, что собираетесь иметь любовников?
Мэг поднесла к его губам следующую дольку.
— Это зависит от того, чего вы будете заслуживать, милорд, разве я не права?
Он схватил ее за запястье.
— Верность, — тихо, но с вызовом, удивившим его самого, произнес граф. — Мы оба должны хранить верность друг другу, и только друг другу. Навечно!
Не сошел ли он с ума? Должно быть, это лишь примитивный инстинкт, касающийся женщины, предназначенной родить ему законных детей. Однако собственные слова его встревожили, равно как и сила эмоций, их породивших. Эта женщина принадлежала ему — со всеми ее секретами, ее воинственным духом и обворожительным нижним бельем. Ему. Эта мысль подвела его к опасной грани, за которой он угадывал катастрофу.
Мэг, вероятно, почувствовала это. Ее глаза расширились, но страха в них не было. Как дикое животное, она возбудилась от исходящего от него желания.
— Именно в этом я поклялась перед алтарем, Саксонхерст. А к таким клятвам я отношусь серьезно, — сказала она.
Граф кивнул, отпустил ее и взял губами апельсинную дольку, которую она все еще ему протягивала. Раздавшийся в этот момент взрыв аплодисментов оповестил об окончании вступительной интермедии.
Младшие, взволнованные, с горящими глазами, обернулись к ним и возжелали апельсинов и пирожных. Обезьян раздал им требуемое, а взрослым налил вина.
Сакс сделал глоток, чтобы охладить свой пыл. Его неожиданная графиня — женщина глубокой и искренней страсти, или он непорочный монах. За годы общения с женщинами он усвоил, что с виду совершенно обычные из них порой бывают в высшей степени страстными, в то время как страстность многих пламенных на вид оказывается полным обманом, этих последних плотские наслаждения, в сущности, вовсе не интересуют.
Он понял также, что иные партнерши, независимо от того, насколько они искусны, могут быть весьма скучны, во что он не мог поверить, когда был безоглядно свободным в поведении двадцатилетним юношей. Предстоящий долгий совместный путь с таинственной женой — граф в этом не сомневался — отнюдь не будет скучным.
Заметив, что Ричард собирается швырнуть в партер кусочек апельсиновой кожуры, Мэг резко наклонилась вперед. При этом край юбки ее немодного платья слегка приподнялся, обнажив изящную щиколотку и край вышитых панталон. Простая вышивка белыми нитками по белому полю, но узор был чрезвычайно замысловат и восхитительно выполнен. За отсутствием цвета скрывалась страсть, понятная лишь очень проницательному мужчине с развитым сексуальным инстинктом.