Интеб брезгливо раздул ноздри и потянул с угольев тлеющий край одеяла.

– Оставайся здесь, Эйас. Не хочу тебя обижать, но ты человек грубый и словно создан для этой грубой страны. Есть такие радости, о которых ты не имеешь представления. Может быть, просто попробовать не удалось. Доброе вино, тонкие яства, милые друзья, цивилизованные развлечения – мне так не хватает всего этого. В мире есть более изысканные радости, чем те, которыми оделяет тебя твоя толстозадая корова.

– Некоторым и такое по вкусу, – словно в подтверждение своих слов Эйас густо рыгнул.

– Не сомневаюсь. Но один мудрец сказал: люби мужчину, радуйся мальчику, а женщина пусть делает свое дело. У меня нет обязанностей по отношению к здешним женщинам, а мальчишки – грязны и не доставят никакого удовольствия.

Он не стал добавлять, что его самого в этот край могла привести лишь любовь. Что толку говорить об этом с покрытым шрамами рабом, харкающим и плюющим в огонь возле него. Солнце поднялось над ветвями, лик Ра теплом согрел руки его и лицо. Ранний ветерок взъерошил листву над головой, дубовый листок, покачиваясь, скользнул к ногам египтянина. Интеб подобрал его и с восхищением принялся разглядывать причудливо раскрашенный осенью лист. Позади него вновь взвизгнула дверь: к сидящим возле костра присоединился Эсон. Кожа его еще несла запах Найкери; Интеб отвернулся, чтобы не ощущать его, потянулся за веткой.

– Самая погода для плавания, – проговорил Эсон, бросив взгляд на небо. – Море гладкое – грести легко.

Корабль. Только о нем и думали они в эти дни. Эсон выразил общие мысли.

– У нас есть олово для него, – проговорил Эйас, глядя на заброшенный навес, под который складывали серебристые диски, – их было уже больше сорока дюжин. Упорные труды принесли результат.

– Он уже где-то в пути, – сказал Интеб, надеясь услышать слово в поддержку.

– Тебе лучше знать, – отвечал Эсон. – Ты был там, когда к отцу прибыл вестник. А моя память полна его бесконечными рассказами о том, насколько необходимо Микенам олово. Можно не сомневаться: Перимед вышлет сюда корабль, как только сумеет это сделать. Скорее всего, их задержала непогода – мы ведь сами видели, как свирепствует здесь океан. Корабль придет, и у нас уже есть олово для него. Приплывут халкеи, чтобы работать в копи, воины, чтобы ее охранять. А наше дело будет окончено.

– Значит, мы сможем вернуться на нем – когда корабль пойдет обратно, – произнес Интеб, не слыша страстной надежды в собственном голосе. Эсон ответил не сразу.

– Конечно. Зачем оставаться в этой холодной земле – на краю света? В Арголиде без нас некому пить вино, некому убивать атлантов. Кто с этим справится без меня? А здесь мне нечего делать.

Он глянул в сторону хижины – из нее появилась Найкери со столиком на коротких ножках в руках. Он был уставлен чашами со слабым элем и ломтями холодной оленины – вчера они изжарили тушу. Она поставила поднос рядом с Эсоном, тот первым взял пищу. Эйас потянулся к чаше, шумно отхлебнул и блаженно вздохнул. Взяв кусок нежирного мяса, Интеб задумчиво прожевывал его.

– Наступило время самайна, – сообщила Найкери.

– Я не знаю, что это такое, – пробормотал с набитым ртом Эсон.

– Я говорила тебе. В это время йернии сгоняют в даны весь скот и режут часть животных. Мои родичи ходят к ним торговать. Издалека приходят со своим товаром разные люди. Это самое важное время в году.

– Ступай смотреть на этих мясников – мне не интересно.

– В это время случаются и другие важные вещи. Выбирают быка-вождя. Именно в эти дни Ар Апа должен стать новым быком-вождем.

Эсон молча жевал жесткое вкусное мясо. Ар Апа будет ждать Эсона, чтобы стать вождем-быком – возможно, без Эсона он даже не сумеет этого сделать. Этим варварам неведомы такие вещи, как царская кровь и наследование престола. У варваров все не так, все неразумно. Здесь вождей выбирают за крепкую глотку и могучие руки, если только выбирают вообще. Но лучше, если быком-вождем станет Ар Апа. Эсон знает его, и он знает Эсона. Знает мощь десницы его и устрашится. Пока в дане властвует Ар Апа, Темный Человек не посмеет явиться туда, некому будет подстрекать йерниев к набегам на копь. Эсон бился во многих битвах и знал цену флангам, он понимал, когда о них следует позаботиться. Дан и пастбища тевты Ар Апы отделяли копь от прочих земель йерниев. Путь любого набега лежал через владения Ар Апы. Пусть же вождем-быком станет Ар Апа. А добывать руду и выплавлять олово можно и без Эсона… Время не пропадет зря.

– Я иду на самайн, – громко объявил он.

– Ты не можешь идти один, – возразила Найкери.

– Это не твое дело, альбийка. Тебя я с собой не возьму, не рассчитывай.

Она встретила его взгляд с такой же непреклонностью, нисколько не испугавшись гнева Эсона.

– Я пойду туда с родичами, мы всегда торгуем на самайне. Но ты – великий вождь, и о тебе знают. Великий вождь в такие времена не путешествует в одиночку.

Женщина говорила дело, но Эсон не хотел это признать открыто.

– Может быть, ты пойдешь со мной, Интеб? Такое зрелище стоит увидеть.

– Похоже, нас ждет скучный и кровавый день на бойне, но я пойду. У царя должна быть свита. Пусть Эйас будет меченосцем. Я буду глашатаем.

– Эйас нужен здесь, чтобы мальчишки работали.

– Без тебя они все равно не будут усердствовать. Нужно идти всем: мы должны показать йерниям, что длинная рука Микен дотянулась досюда. Напомнить как следует, так, чтобы не позабыли. Мы пойдем при оружии и в доспехах. Кто из йерниев знает, что я обращусь в бегство, едва заслышав шум битвы?.. Или что этот покрытый шрамами бугай безо всякого оружия кулаком уложит насмерть любого из них? Итак, идем все?

– Наверно. Только кто-то должен остаться на копи.

– Зачем? Если мальчишки убегут – сходим к их родителям и приведем обратно. Олово само по себе бесполезно – пусть лежит, здесь оно не ценнее камней. На этом острове никто не знает, зачем оно нам понадобилось. Эти дикари думают, что мы с ума посходили, что так возимся с ним. Для украшений – тусклое, для оружия – мягкое. Я видел, как они пробовали его на зуб и удивлялись отметинам. Откуда им знать, что нам оно необходимо для изготовления их вожделенной бронзы? Даже если бы и узнали – они же не умеют выплавлять этот металл…

Эсону вдруг пришла в голову мысль, и он остановил египтянина жестом руки:

– А если корабль придет, когда нас здесь не будет? Придется остаться.

– Мои люди следят за берегом, – заметила Найкери. – Они заметят корабль и расскажут приплывшим, где вы. И до дана доведут – если вы не вернетесь.

– Значит, идем? – спросил Эйас.

– Придется, – ответил Эсон.

– Бойня и коронация, – проговорил Интеб. – Кровь и попойка. Пиры и драки. Тьфу.

– Наоборот – здорово! – возразил, ухмыляясь, Эйас. В щели, раскроившей губу, мелькнул белый зуб.

Они вышли ранним утром. На Эсоне был только что покрашенный кожаный панцирь. Меч у пояса, на левой руке круглый щит с полированными бронзовыми бляхами. На шее по обычаю йерниев висел бронзовый кинжал. Снятый с Дер Дака микенский шлем выправили, но потерянных прядей конских волос в этой стране заменить было нечем. У здешних невысоких пони волос был мягок, и на них охотились ради мяса. Но Эсон сразил копьем здешнего вепря. Быстрые и могучие звери были, пожалуй, даже опаснее арголидских, и жесткой щетиной удалось заменить недостающие пряди. В этом не было бесчестья: могучего вепря здесь ценили не меньше, чем благородных коней на его родине. Воины-йернии лепили из своих усов и глины некое подобие кабаньих клыков, по той же причине делали жесткими свои прически. Так что носить на шлеме гребень из кабаньей щетины было даже, пожалуй, почетно.

Эйас тоже производил впечатление в кожаной броне и медной шапке-шлеме – той самой, в которой Эсон выступил на битву с Дер Даком. Кожаный полупанцирь напоминал доспех Эсона, однако не был настолько богатым. Среди вещей, принадлежавших убитому вождю, они обнаружили бронзовый топор из тех, что использовали для рубки леса. Но ничто не мешает рубить им воинов: для этого топор и взяли с собой.