Я осушил бокал шампанского, постарался не скривиться, кислятина, а у меня нормальные мужские вкусы – люблю сладкое.

– Да теперь, – пробормотал я, – вообще можно без алкоголя. Это раньше нужно было женщину напоить, чтобы залезть к ней в трусы…

На эстраде после короткого отдыха заревели трубы, оглушительно бамкнули медные тарелки, загрохотал барабан, и начался ритмичный рев, который после третьего бокала шампанского почему-то начал нравиться. Эмма поднялась и потащила танцевать, и хотя из меня танцор как из слона балерина, но я добросовестно шевелился и двигал задом, так как в такой толчее не потанцуешь, что и хорошо.

Эмма прижималась ко мне, пару раз игриво пощупала причинное место, я зарычал, наконец она сказала деловито:

– Ладно, возвращайтесь к столу. Я сейчас вернусь, подправлю помаду.

Вернулась свеженькая, в глазах вопрос, я поднялся навстречу.

– Я уже расплатился. Пойдем?

– Пойдемте, – ответила она тут же. – Зайдите, помойте руки. Я не хочу, чтобы ваш мочевой пузырь лопнул. Вы ж из тех, что терпят… Интеллигент – это тот, кто терпит.

Она ждала на улице у машины, но когда я подошел, с другой стороны подбежал невысокий юркий парнишка.

– Я здесь, – сказал он быстро. – Вызывали? Куда ехать?

Эмма назвала мой адрес, парень сел за руль, работа у него такая: отвозить поддавших на их машине, а мы уединились на заднем сиденье, где Эмма, в поисках экстремального секса, начала энергично сдирать с меня штаны. Я, как конфузливая барышня, сперва хихикал и противился, потом сообразил, насколько выгляжу глупо и немужественно, водитель уже откровенно ржет, я сделал вид, что просто прикалываюсь, и некоторое время играли в женщину-вамп и последнего девственника.

Когда подъезжали к дому, я уже натянул штаны, а Эмма деловито подновляла стершуюся губную помаду.

Она вошла в мою комнату, очень серьезная и с оценивающим выражением в глазах. Однокомнатная холостяцкая квартира, простенькая мебель, телевизор с небольшим экраном, кухня так вообще спартанская… Я посмотрел ее глазами и решил, что при моей зарплате со временем все здесь заменю.

Эмма оглядывалась с интересом, я сразу же метнулся к плите: кроме кофе, я вообще-то готовить ничего не умею, но в холодильнике что-то отыщется. Эмма держится так, словно четверть часа тому не развлекались на заднем сиденье, сейчас она снова милая приветливая леди, а я – принимающий гостей хозяин.

Но она вдруг посмотрела на меня очень задумчиво и произнесла очень-очень серьезно:

– Евгений Валентинович, вам как требуется: с прелюдией или сразу в постельку?.. Или даже без постели, ну ее на фиг, сэр?

– Лучше с прелюдией, – ответил я ей в тон. – Не слишком длинной, правда. Чтоб успеть по чашке кофе. А то без прелюдии почти то же самое, что одному в ванной.

– Какой вы старомодный, – удивилась она. – Вот уж не подумала бы. А я, дура, смотрю: наконец-то молодой парниша появился в коллективе! Ну и что, если профессор, у всех есть недостатки, зато молодой, что для меня, я ведь тоже старомодная чуточку, имеет некоторое значение…

Я спросил с надеждой:

– Значит, это ты на меня глаз положила?

– Я, – заверила она, – все я.

– Камень с души, – пробормотал я. – И все провернула так, чтобы я смотрел на твои ноги до тех пор, пока не вообразил их на своих плечах, а потом уже, понятно, инстинкты взяли верх, и пошло по накатанной?

– Мы ж в таком месте работаем, – объяснила она, – у нас все предсказуемо.

– Ага… Выходит, это не я буду свои гормоны приводить в норму, а ты – свои?

– Вот видите, Евгений Валентинович, – сказала она ласково, – вы и в этих делах догадливый. Далеко пойдете!

Я пробормотал:

– Нет, я так не согласен. Мое мужское самолюбие уязвлено. Я должен быть сверху. В смысле, моя позиция сверху…

– Договорились, – сказала она быстро.

– Нет, я не то имел в виду, – сказал я строго. – Вы, Эмма, мне голову не дурите, я еще с утра задуренный. Я сейчас совсем не головой соображаю.

– Вот и хорошо, – произнесла она еще ласковей. – Зачем мне, умной женщине, умный мужчина в партнеры? Одно стеснение будет. И расслабиться не получится.

Я предположил нерешительно:

– А может, это вы будете дурочкой? Как-то традиционнее. Привычнее.

– Старые привычки надо ломать, – сказала она строго. – Мы, как и негры, слишком долго страдали от вашего мужского шовинизма. Теперь пришел час расплаты!

Я вздохнул и покорно склонил голову.

– Винюсь. За всех мужчин приму издевательства и вымещение… злобы. Нет, справедливой мести.

Пока я делал кофе, она проверила холодильник и сумела буквально из ничего сделать нам по бутерброду. Брехня, что женщина из ничего может сделать только салат, прическу и трагедию! Бутерброды вполне, вполне…

Заснули мы на смятых и влажных простынях, и, хотя разогрелись так, что от наших тел накалился даже воздух, я не сбрасывал ее горячие ноги, когда она во сне забрасывала на меня.

Блондинка – это среднее между человеком и резиновой куклой. Такое определение я придумал, когда Эмма, весело напевая, возилась на кухне. И неважно, что брюнетка, дело не в цвете волос. Хорошенькая, работоспособная, с прекрасной памятью, ведет все дела шефа, а значит – допущена во все его тайны, но на самом деле мало отличается от резиновой куклы грядущих технологий, когда такая кукла будет еще и за пивом бегать к ларьку или заказывать его по инету, чесать тебе пятки и делать за тебя ставки на бирже.

На все мои вопросы отвечает честно и правдиво, ничего не утаивая, но я с разочарованием увидел, что я знаю намного больше, а она все еще полагает, будто работает в крупной благотворительной организации.

За первую неделю на службе ничего не произошло, я томился в ожидании заказов, все-таки такую зарплату отрабатывать надо. Глеб Модестович успокоил, от меня пока что требуется только готовность и знание ситуации в мире. По тому, как он сказал «в мире», я с холодком восторга понял, что нашими разработками пользуются и коллеги за рубежом.

Возвращаясь с работы, обнаружил, что в большом лифте нашего дома вдрызг разбили зеркало. А вечером квартиры обошел тот мужчина, с которым мы ехали в лифте, стараясь не особенно вступать в лужу мочи, пригласил через час спуститься в холл на собрание жильцов.

Собралось едва ли треть из живущих, обсудили проблемы, выбрали председателя домового комитета, конечно же – самого инициативного, а именно того, с кем мы ехали в злополучный день, после чего договорились, сколько платить ежемесячно за улучшенную охрану, и тут же с облегчением и осознанием выполненного долга разошлись. Днем спустя, возвращаясь с работы, я наткнулся в холле на крепкого усатого дядю в пятнистом комбинезоне десантника. И хотя эти комбинезоны продаются в любом магазине и на любом базаре, но этот дядя показался в самом деле достаточно крупным, бывалым и побывавшим.

Он сидел в кресле и смотрел на дверь, так что я сразу попал под прицел его холодных глаз. Поднявшись, он загородил дорогу.

– Кто? К кому?

Голос звучал зло и недружелюбно. Я ответил почти тем же злым и раздраженным тоном:

– К себе! А что, надо разрешение?

– Надо, – отрубил он. – Документы есть?

– Не ношу с собой, – отрезал я. – А что, надо?

– Кто может подтвердить, что вы здесь живете?

Я, все больше заводясь, назвал номер своей квартиры, он тут же отыскал ее в списке, но сказал с сомнением:

– А откуда видно, что вы и есть Евгений Черкаш?

Из лифта вышла пара жильцов с собачкой, раскланялись со мной. Дядька указал на меня, те заулыбались и подтвердили, что все верно, я владелец квартиры в этом доме, но какой, не знают.

Дядька кивнул мне:

– Проходите. Служба такая.

– Порядочки, – фыркнул я. – Полицейское государство!

Сегодня, возвращаясь с работы, снова увидел того же усатого дядьку. Он мазнул по мне цепким схватывающим взглядом, сравнил с тем фото, что отпечаталось в его мозгу, и вопросов больше не задавал. Я прошел мимо к лифтам, подумал, что вообще-то не так уж плохо, когда на входе такой вахтер. На самом деле уже не вахтер, а военизированная охрана, но все по привычке называли его вахтером, тем более что как раз и несет вахту.