Скиф не успел подумать, что могут рассказать ветераны про него самого, в руках красноволосого на древко лука легла стрела с белым оперением. Звонко вжикнуло. Потом щелчки слились в непрерывный звон. Всадники налетели с поднятыми мечами. Скиф закричал, ярость ударила в голову, его метнуло навстречу, топор ударился о меч, звон еще не утих, а лезвие рассекло плоть, тело развернулось, топор отразил удар, снова звук рассекаемого мяса и хруст костей…

Страшно ржали кони, кричали люди. Вдруг лезвие его топора бесцельно рассекло воздух. Он едва не упал от удара, ощутил, что бешено вертится один среди трупов и двух умирающих коней. Остальные кони отбежали, волоча поводья. На земле корчатся раненые, но больше тех, кто распластался или скрючился в неподвижности… Страшно пахнет горелым мясом.

Огляделся, не веря себе, глаза горят бешенством, кровь носится по телу, как заяц по комнате. Пространство вокруг костра в трупах, один рухнул на угли, горит одежда, а обгорелая плоть источает сизо-черный дымок.

Олег отшвырнул меч, весь по рукоять в крови. Лук в сторонке, стрел ни одной. Покачал головой, вместо меча подобрал топор и пошел высвобождать стрелы с дорогими наконечниками.

Скиф наконец проговорил с удивлением:

– Ровно десять человек!.. И ни один не ушел.

– Да, – согласился Олег. – А могли бы. Они на конях, мы – пешие.

У их ног раскинулся на спине, раскинув руки, красивый черноусый воин. Стрела торчала из правой глазницы. Скиф поежился, когда Олег попытался высвободить стрелу, та не поддавалась, тогда он хладнокровно расколол череп, выдернул стрелу и одним движением швырнул в родник.

– Да я не о том! – заорал Скиф ликующе. – Ты еще не понял?

– Чего?

– Да мы же их побили! Их было десятеро!.. А нас?

Олег буркнул:

– Их было всего десятеро.

Он перевернул на спину всадника, которого явно сразил первым. Тот лежал дальше всех, стрела ударила в горло, проломила кадык и сломала шейные позвонки. В отличие от других, был он немолод, без доспехов, а на поясе при движении зазвенели обереги, амулеты. На груди, тоже на цепочке блестит, затейливый амулет.

Олег пошарил в сумке, нахмурился, вытряхнул все на землю. Скиф с отвращением уставился на вырезанные из дерева и камня фигурки людей и животных, всякие блестящие камешки, связку высохших лапок лягушек, россыпь сорванных с покойников ногтей. Как всякий честный воин, он ненавидел и боялся колдунов.

– Странно, – произнес Олег.

– Что?

– Почему не воспользовался магией?

Скиф удивился:

– Когда бы успел? Ты ж его первым…

– Все равно, – заметил Олег. – Не понимаю.

– Да он просто ничего не успел!

– Должен был успеть, – сказал Олег трезво. – Это недолго. Как только увидел, что я натягиваю лук, должен был защиту… Это проще всего.

Скиф махнул рукой:

– Нашел над чем ломать голову! А то, что они совсем не собирались начинать с ругани, привычной брани, угроз, приказаний бросить оружие и стать покорно на колени? Им не нужны были ни рабы, ни пленники, они сразу неслись, чтобы нас убить!

– Да, – сказал Олег. Он ощутил, что отвлекается от чего-то важного, но решил вернуться позже, чтобы обдумать глубже. – Да, у них была ясная цель. Заранее обговоренная. Если пошаришь хорошенько по карманам, то узнаешь, во сколько нас оценили.

Скиф с энтузиазмом вытряхивал и карманы, и мешки, вскрывал даже седла, куда многие прячут золотые монеты. Когда он вытряхнул на землю все собранное, у Олега распахнулись глаза, он даже забыл, что собирался обдумать нечто важное.

– Кто-то очень тебя не любит, – сказал он пораженно. – Я б за тебя столько не дал!

Скиф сам с удивлением смотрел на горку золотых и серебряных монет. Наконец в глазах блеснула гордость.

– А почему и нет? Ты посмотри, эти десять наглецов разлеглись в собственной крови! Следующим должны заплатить больше!

Олег пробормотал:

– Странно, все-таки странно…

В глазах убитого колдуна застыл не ужас, что было бы естественно, а почему-то безмерное удивление.

Скиф сказал с нервным смешком и в то же время с гордостью:

– Не думал, что за мной пошлет… колдуна.

Олег смолчал. В груди растекался жуткий холод. Чтобы прихлопнуть комара – не бьют со всей дури дубиной. А Скиф для повелителей мира – еще меньше комара. Но вот он, Олег…

Олег принял как должное, что коней оседлал, а ему даже подвел сам тцарский сын. В седло взобрался с таким видом, словно с тяжелым мешком за плечами поднялся на тяжелую гору. Лицо хмурое, зеленые глаза потемнели. Если присмотреться, там, в глубине, двигаются тучи, поблескивают молнии, виден отблеск далеких пожаров.

По утренней прохладе кони пошли резво, игриво. Дорога постепенно понижалась, слева медленно начала вырастать из земли пологая и каменистая возвышенность, но так медленно, неспешно, что на нее не обращали внимания, пока не превратилась в нагромождение камней, скал, исполинских валунов, что дивным образом держатся друг на друге, образуя целые столбы.

Скиф все чаще посматривал на Олега, поинтересовался:

– Говорят, легче найти золотой самородок с конскую голову, чем хоть самую завалящую истину. Верно?

– Наверное…

– А ты находил?

– Самородки?

– Да нет, истины.

Олег горько усмехнулся:

– Пока только самые расхожие…

– Это какие?

– Ты их хорошо знаешь. Если голова болит, значит, она есть. Утро вечера дряннее. Человек может все, пока не начинает что-то делать… Достаточно?

Скиф кивнул.

– Да, для этого надо было стать мудрецом, чтобы такое изречь… Мне чудится, что дерешься ты все-таки лучше, чем мыслишь.

Олег промолчал, глаза были устремлены поверх конских ушей. Слева поднялась желтая, как медовые соты, гора. Скиф дивился: гора кажется слоеным пирогом. Только в пироге от силы три-пять слоев, а здесь сотни, и все так четко отделены друг от друга, что просто непонятно, зачем боги проделали такую дивную работу, а потом все бросили. А эта гора лишь кусок от слоеного пирога, срезанного грубо и небрежно, крошки осыпались на землю, но там, к счастью, ветер раздробил в пыль и разметал без следа, коням не помеха.

Стук копыт звонко отдавался в тиши. Гора нависала странная и загадочная, Скиф запрокидывал голову и напряженно всматривался. Чудилось, что едут либо внутри гигантского дупла окаменевшего дерева, либо вдоль гигантского разлома дерева. Те же слои волокон, те же трубочки, по которым вода поднимается из темных глубин до самых кончиков листьев. Даже запах почти древесный, только окаменевше-древесный, и страшно представить, какие жуки могут выползти из этого ствола…

Он зябко передернул плечами. Ветром кое-где на волокна забросило пыль, утренняя влага смочила, и вот уже упорная зелень вцепляется, пробует протиснуться в глубь трещин, расшатать, расширить нишу…

А вот дальше вообще каменный ствол покорежен исполинским, размером в три дворца куявского тцара, наплывом на этом странном дереве: кольца покручены, сдавлены, словно их внезапно завертел магический вихрь и так же внезапно покинул. Здесь даже гора крепче, камень не поддался ветру, палящему солнцу и морозам, зелень не вцепилась, не сумела.

А внизу ровная, как подметенный хорошей хозяйкой пол, земля. Если и встретится где упавший камень, то это один-единственный на версту чистой дороги. По спине Скифа пробежал озноб. Он спросил охрипшим от волнения голосом:

– Что это? Окаменевшая гора? Или гора, что пыталась стать городом?

Олег буркнул:

– Да, такое встречается. Старики говорят, что в таких жили… да и сейчас кое-где живут, подземные люди.

– Гномы?

– Да нет, просто подземные. Они из тех, кто пережил потоп, спрятавшись в горах. Не на горных вершинах, как другие, а внутри гор. Когда вода поднялась, они просто замуровали входы, вот и все.

– И там остались?

– Да нет, иногда выходят. В безлунные ночи. Им даже свет звезд кажется ярким. Им лучше всего в дождливые ночи.