Корчма как корчма, только потолок низковат, зато вширь раздалась так, что вместо стен только облака сизого дыма. Олег остановился на пороге, разом охватив взглядом и народ за столами, и закопченные стены, и тусклые светильники.

Воздух горячий, жарится мясо, рыба. За столами пьют и едят смуглокожие люди, прокаленные солнцем, пропахшие потом. Все в коже с головы до ног, в отличие от горожан, у которых даже штаны полотняные. Степняки, пригоняют скот на продажу дважды в год, для них посещение корчмы – праздник…

Между столами шныряют подростки, разносят еду и питье. Да еще пробирается, выискивая место, плечистый, но сгорбленный парень с падающими на плечи волосами цвета темной беззвездной ночи. Серая, протертая до дыр рубаха перехвачена в поясе старым ремешком. Судя по тонкому стану, парень молод, совсем молод, еще Олегу показалось, что парень смертельно устал, озлоблен, голоден и чем-то напуган. Больше, чем бывают напуганы жизнью такие вот бездомные бродяги.

Пока Олег шел к уединенному столу в дальнем углу, парень подсел на освободившееся место к четверым степнякам. Олег успел увидеть красивое мужественное лицо, квадратную челюсть, губы стиснуты, в каждом жесте и движении готовность дать в зубы всякому, кто расхохочется над его драной обувью или дырявой рубахой, явно с чужого плеча. Олег таких задир терпеть не мог, отвернулся.

Из окошка кухни выглянуло широкое лоснящееся лицо, красное и распаренное. Олег решил, что повар, но из боковой двери вышел массивный человек в кожаном переднике, глаза навыкате, волосатые руки на ходу вытирает о штаны, взгляд обыскивающий, так смотрят хозяева постоялых дворов, сразу стараясь определить, с кем имеют дело.

Этот мужик, явно хозяин, оказался перед столом Олега едва ли не раньше, чем гость опустился на лавку. Олег принял как должное, хотя он чуть ли не в тряпье, не дело мудреца замечать, что на нем, но торговцы и хозяева постоялых дворов как-то угадывают в нем человека, который… который может расплатиться.

– Пообедать? – спросил хозяин. – Вина? Комнату?

– Рыбы, – велел Олег. – И слабого вина. Но – хорошего.

Он бросил на стол пару золотых монет. Глаза хозяина округлились, давно не видел ничего, кроме серебра и меди, поклонился, сказал почтительно:

– Принесу сам. Есть и рыба, и самое лучшее в этих краях вино!

Олег не ответил, голова опустилась на кулаки, локтями уперся в столешницу. Хозяин поспешно удалился, под личиной простолюдинов по земле ходят, как говорят старые люди, даже боги.

Остро пахло жареным мясом, луком, ноздри щекотали и дразнили ароматы горьких трав. Двое мальчишек сбиваются с ног, разнося кувшины с вином, толстая девка носится между столами, вытирает столешницы, со всех сторон гам, шум, пьяные песни, выкрики…

Перед его взором появилось широкое блюдо с огромной, только что испеченной рыбиной. Рядом бесшумно, чтобы не спугнуть думы богатого гостя, опустился широкий кувшин с узким горлышком. Смуглые руки сковырнули смоляную печать. Ноздри Олега дрогнули, запах в самом деле приятный, а вино старое, выдержанное.

Мысли вспорхнули, как испуганные воробьи. Приходят с трудом, а улетают с такой легкостью, что скрипел зубами от злости: уже почти что додумался до чего-то важного! Уже ухватил за хвостик… но запах самой простой еды как ударом оглобли вышибает высокие и даже возвышенные мысли о Великом. Иногда даже запах женщины… А уж если пройдет близко, двигая бедрами из стороны в сторону… Что он за скот такой?

Насытился быстро, дальше вяло ковырялся в рыбине. Мясо на редкость нежное, но костей напихано столько, что вся радость от смакования ушла, осталось только глухое раздражение, что никогда радость не бывает чистой, незамутненной.

В голове звон, звучат обрывки мудрых фраз, одна другой закрученнее, замысловатее, мелькают свитки с письменами, в глазах рябит от значков и символов, что остались от древних народов…

Он чувствовал, что на ощупь пробирается через зыбкий туман мокрый и вязкий, под ногами то гнило чавкает, то невыносимо и отвратительно шелестят, лопаясь, пересохшие панцири перелинявших тварей. Он зависал в паутине, натыкался на каменные стены, тонул в гнилых болотах, под ногами обрушивалась земля, он в смертельном страхе падал, падал, падал в бездну… и все эти страхи – лишь туман его мыслей, хитиновые шкурки его перелинявших идей, это его собственная жажда сказать все четко и ясно увязает в ощущениях, которые не может вместить в слова! И когда под ногами вдруг пустота, он в самом деле терял опору не только мыслям и себе, но и чему-то более важному, чем он сам.

Из-за стены тумана все громче звучали раздраженные злые голоса. Перед глазами нехотя проступило просторное помещение, заполненное народом, появились столы с едой и плохим вином. Пьют, едят, бахвалятся, бранятся, горланят песни…

А, вон там затевается драка. Молодой парень, который в простой холщовой рубашке и похож на бродягу, вскочил, лавка с грохотом упала. Напротив поднялись двое, но парень толкнул одного в грудь, тот рухнул навзничь, словно его ударило бревном, тоже опрокинул лавку, ударился о стену. Второй благоразумно кулаки в ход не пустил, но орал, бешено выкатив глаза, указывал на черноволосого, обращаясь к присутствующим.

Ссора вообще-то пустяшная, таких в каждой корчме по десятку за вечер, и когда молодой бродяга вдруг могучим ударом кулака отшвырнул и второго спорщика, Олег поморщился, отвернулся. Всегда одно и то же, осточертело. Дальше кусок рыбы оказался несколько чище, без костей, снова проснулся аппетит, елось с некоторым даже удовольствием, запивал вином.

Однако что-то беспокоило, он чуть повернулся, краем глаза ловил движения этих потных сопящих существ, к роду которых принадлежит и сам. Один из степняков за два стола от места ссоры поднялся, пошел к выходу. Что-то в его движениях насторожило, послало дрожь вдоль спинного хребта. Степняк двигается к двери, на лице подчеркнутое отвращение к пьяной драке, но одна рука что-то щупает под полой.

Олег взял кувшин, привстал. Перед степняком открылся проход к двери, но он почему-то шагнул в ту сторону, где драка. Олег торопливо швырнул кувшин. Молодой бродяга дрался люто, от его ударов спорщики разлетались как орехи. Почти никто не успел увидеть, как подошедший выхватил длинный узкий нож. Рука начала подниматься в замахе…

Кувшин ударил ручкой в висок. Черепки разлетелись, как сухие листья. Пара красных капель упала на голое плечо бродяги. Тот на миг оглянулся, в глазах свирепая радость: наконец-то настоящая драка, с оружием, теперь можно бить, крушить, ломать, а там плевать, что дальше его самого убьют, растопчут, разорвут на части!

Из-за стола, что рядом, вскочили двое. Уже не скрываясь, с ножами в руках, бросились на бродягу. Олег поднялся, вмешаться и разнять уже не успеет… массивная лавка на самом деле оказалась не такой уж и тяжелой, как выглядит. Он без размаха швырнул ее над головами пирующих.

Бродяга успел оглянуться, глаза расширились, видя двух с ножами. Тут же тяжелая дубовая лавка обрушилась им на плечи как бревно, падающее с горы. Бродяга успел на лету выдернуть у одного из руки нож, отпрыгнул.

Оглушенные неожиданным ударом в спины, оба ворочались, сопели и ругались, пробовали подняться, а черноволосый с наслаждением попинал их, все оглядывался, искал глазами того, кто так неожиданно пришел на помощь.

Хозяин примчался со стулом в обеих руках. Стул выглядел почти новым, спинка и сиденье красиво обиты медвежьей шкурой.

– Еще вина? – спросил он.

– У тебя хорошее вино, – одобрил Олег. – Вот возьми… Принеси еще кувшин такого же.

Он придвинул ногой стул ближе к столу, хороший стул, настоящее кресло для почетных гостей, неспокойно сел. На него поглядывали из-за каждого стола. Он чувствовал недоброжелательство и настороженность. На столе появился кувшин, широкий медный кубок с чеканкой по ободку, но теперь не шли даже прежние мысли, в черепе запоздало шумела кровь, а мышцы подергивались, не получив ожидаемой драки.