– Вполне, – буркнул Сурин, – как для полных идиотов.

– Для полных идиотов я объясняю по-другому, – надменно улыбнулся Рубцов. – А для тебя персонально добавлю еще кое-что на тот случай, если ты не хочешь меня понимать. Ты, Васенька, всегда должен стремиться к тому, чтобы понимать меня как можно лучше. Это в твоих интересах, и я буду очень удивлен, если вдруг окажется, что ты этого не знаешь. Но ведь ты это знаешь, правда?

– Знаю, – процедил сквозь зубы Сурин, не поднимая глаз от отбивной, которая еще десять минут назад источала такой аппетитный аромат, а теперь казалась просто тошнотворной. – Давай письма, я подумаю, что можно с ними сделать.

Рубцов протянул ему плотный белый конверт.

– Ты не подумаешь, Васенька, что можно сделать, а сделаешь все, что можно. Найди человечка, который займется этим, я оплачу его работу. Только человечек должен быть толковым и достойным доверия.

– О каких деньгах я могу с ним говорить? – спросил Сурин.

– О любых. Работа должна быть сделана. Меня устроит любой результат, лишь бы он соответствовал реальности, а не был плодом наглых фантазий, ты понимаешь меня? Я даже готов услышать, что Евгения обманывает меня по-крупному, что у нее завелась какая-то компания, о которой я ничего не знаю, и в этой компании кто-то имеет основания плохо отзываться о ней. Но я должен знать правду.

«Правду, правду, – злобно думал Сурин, возвращаясь на службу. – Правду ему подавай, правдолюбец хренов! Из-за его любви к правде я теперь должен задницу рвать в поисках опера, который возьмется поработать с этими письмами. Конечно, хорошо, что Рубцов платит за работу, за деньги-то человека легче найти, но ведь в этом деле не каждый сгодится. Толковый и достойный доверия! Где ж его взять, такого распрекрасного?»

Однако к вечеру в помутневшей от жары и ежедневной служебной текучки голове Сурина забрезжила идея. Истины ради следует заметить, что идея не самостоятельно забрела в его голову, а была подкинута сведениями из справки о работе подразделений уголовного розыска за прошлый год. В этой справке наряду с прочими упоминалось запутанное и прогремевшее на всю Москву дело об убийствах, при совершении которых преступник оставлял рядом с трупами какие-то игрушки. В справке упоминались и фамилии особо отличившихся оперативников – подполковник Каменская А.П., капитан Доценко М.А., старший лейтенант Зарубин С.К. Каменскую Сурин сразу отбросил – подполковник, да еще с Петровки, ну ее, связываться с такой. Выбирая же между равно неизвестными ему М.А. Доценко и С.К. Зарубиным, Василий Никанорович без долгих раздумий отдал предпочтение Зарубину. Во-первых, самый молодой (судя по званию) и, стало быть, как все молодые, нуждается в деньгах, взятками и поборами еще не успел нахапать столько, чтобы надолго хватило, во-вторых – без лишнего гонора (раз трудится в округе, а не на Петровке), а в-третьих – достаточно толковый, сумел проявить себя в таком сложном деле. Мнения о моральном облике работников уголовного розыска Василий Никанорович был весьма невысокого, впрочем, мнение это распространялось на всех без исключения сотрудников системы МВД и опиралось на богатый, в том числе и собственный, опыт. Главным же преимуществом неведомого пока еще С.К.Зарубина было то, что служил он не где-нибудь, а в том самом Центральном округе Москвы, на территории которого как раз и проживал Рубцов. То есть имелась прямая и абсолютно оправданная возможность обратиться к Зарубину, не обнародуя связь Рубцова с Суриным.

Выяснить номер служебного телефона Зарубина большого труда не составило, куда сложнее было объясняться по этому поводу с Рубцовым.

– Тебе нужно, чтобы еще один ушлый мент знал о наших отношениях? Позвони Зарубину, договорись о встрече, изложи свое дело. Он тебя в любом случае не отфутболит, зачем ему на своей территории проблемы с психом, который пристает к девушке, – говорил он вечером Рубцову по телефону. – Давай завтра встретимся, я верну тебе письма, и пойдешь к нему сам.

Против ожиданий, Рубцов воспринял такое предложение довольно спокойно, хотя Сурин знал, что спокойствие это, как правило, оказывается обманчивым. Но как бы там ни было, Рубцов согласился, и у Сурина камень с души свалился. Зря он вчера так переживал, вот все и обошлось.

Звонок неизвестного мужчины, представившегося Рубцовым, застал Сергея Зарубина врасплох. Он только-только сменился с суточного дежурства и мучительно размышлял, ехать ли домой отсыпаться или поделать что-нибудь полезное. Дежурство выдалось на редкость спокойным, видно, удушливая жара нынешнего года, в отличие от прошлогодней, достала-таки не только законопослушных граждан, но и криминально озабоченных субъектов, которые, намаявшись за день в борьбе с потом и зноем, ночью предпочли хоть немного отдохнуть. Сергею удалось вполне прилично выспаться (в три приема минут по сорок каждый) на составленных в ряд стульях, и к тому моменту, когда надо было сдавать дежурство, он чувствовал себя полным сил. Однако после суток оперу положен отдых, иными словами – честно заработанное свободное время в будний день, и Зарубину жалко было этим не воспользоваться. С другой стороны, столько дел надо переделать… Во время этого сложного и кропотливого процесса взвешивания «за» и «против» как раз и раздался телефонный звонок с просьбой о встрече.

– Приходите в управление, я вас подожду, – предложил Сергей.

Интересно, согласится на это его собеседник или откажется? Отказ появиться в окружном Управлении внутренних дел свидетельствовал бы о том, что у господина Рубцова есть проблемы, представляющие интерес для оперативника. Например, он хочет поделиться строго конфиденциальной информацией, или собирается предложить Зарубину взятку за изменение направления работы по какому-нибудь делу, или он попал в тяжелую ситуацию и нуждается в помощи, о которой никто не знал бы. Но человек, представившийся Рубцовым, с готовностью принял предложение, уточнил номер кабинета и пообещал приехать минут через двадцать пять – тридцать. Зарубин поскучнел. Наверняка очередной жалобщик, недовольный тем, что соседи слишком громко шумят по ночам, или тем, что кто-то ставит машину прямо под его окнами, а сигнализация на ней то и дело включается и спать мешает. Такими жалобами жители округа буквально засыпали участковых, а не добившись толку, переключались на оперсостав. Жаловались на соседей, на автовладельцев, на владельцев крупных собак (их выгуливают без намордников, а вдруг покусают?), на владельцев киосков, торгующих спиртным (я вчера купил водку, какой-то странный вкус у нее, вы бы проверили, а вдруг она фальсифицированная, он же весь город этой водкой отравит), жаловались на все, на что только можно жаловаться. И сегодня, после суточного дежурства, имея полное и законное право на свободный день, Сергею страшно жалко было терять время на выслушивание очередной кляузы. Но что поделать, сам виноват, понадеялся на то, что случай подкинет ему что-нибудь интересное, а случай подкинул ему сутягу-пенсионера, которому даже в такую жарищу не лень тащиться в милицию, чтобы призвать к порядку какого-нибудь малолетнего хулигана.

Поэтому Зарубин был приятно удивлен, когда вместо ожидаемого пенсионера в кабинет вошел высокий широкоплечий мужчина лет сорока пяти.

– Рубцов, – представился он, протягивая руку. – Это я вам звонил.

Сергей оценил его крепкое, но в то же время сдержанное рукопожатие и удивился тому, что ладонь посетителя была сухой и прохладной, словно на Рубцова жара никоим образом не действовала.

– Я постараюсь не занимать у вас много времени, Сергей Кузьмич, – заявил Рубцов, усаживаясь за стол напротив Сергея, – поэтому попрошу вас сначала выслушать меня, а потом задать вопросы, если они у вас возникнут.

Зарубин молча кивнул, с любопытством наблюдая за посетителем. Похоже, он чувствует себя в чужом служебном кабинете как в своем собственном и уже готов отдавать распоряжения и требовать отчета об их выполнении. Забавный экземпляр! С такими Сергею приходилось встречаться часто, и у оперативника выработался стойкий иммунитет к подобной бесцеремонности. Он не раздражался и в то же время не поддавался синдрому подчиненного.