Третья, последняя обойма ждала своей очереди. Почему-то мужчина думал, что она пригодится.

Когда добрались до снегов, стало совсем трудно. Это был обычный горный снег, а не ледяной шлейф крадущейся по пятам Зимы. Но все равно идти стало гораздо труднее. Мужчина стал чаще сверяться с картой. Перевал, за которым открывался спуск в Теплый Край, был совсем рядом, и только это придавало сил.

Топливо для костра найти было почти невозможно, наверное, все сожгли идущие перед ними. Однажды они легли спать без костра, и на следующее утро старший мальчик не смог встать. Он не кашлял, и жара у него не было. Но подняться он не смог.

Перевал был уже перед ними, затянутый облачным туманом. Мужчина взял старшего на руки и пошел вперед. Младший шел следом, и мужчина рассеянно думал о том, что надо оборачиваться, проверять, не отстал ли ребенок… Но так и не решился проверить. Двоих он унести не мог, пришлось бы выбирать. А больше всего на свете он ненавидел, когда перед ним вставал выбор.

Он шел в тумане, и порой ему казалось, что за спиной слышатся шаги, порой – что шаги исчезли. Мальчик на руках у него изредка открывал глаза. Ему казалось, что он идет уже много часов подряд, но разум холодно опровергал чувства. Он просто не смог бы долго идти со своей ношей.

Когда идти стало легче, он сразу понял, что движется под уклон. Туман вокруг начал редеть неожиданно быстро, над головой проявился вначале мутный, а потом ослепительно яркий, чистый диск солнца. Он сел на снег – мягкий, рассыпчатый, и положил голову старшего на колени. Мальчик уже не открывал глаз, но, кажется, был жив. Потом он услышал позади слабые, вязнущие шаги, и младший сел рядом. Туман разрывался на полосы и таял.

Когда туман рассеялся и все стало видно, младший мальчик спросил:

– Это Теплый Край?

– Да, – сказал мужчина и стал рыться в карманах негнущимися пальцами. Вначале он нашел спички, потом сигареты, а после этого понял, что и то, и другое промокло. Тогда он просто устроился поудобнее и стал смотреть.

Склон уходил вниз – вначале полого, затем все более круто. Далеко внизу, ярко-зеленая, цветущая, даже на вид теплая, раскинулась долина. Теплый Край. Там лежал маленький городок, и длинные, блестящие стеклом ряды теплиц, и серые бетонные купола складов. Это действительно был Теплый Край. Маленький, тысяч на десять – двадцать человек, Теплый Край.

Над городком кружил вертолет – ярко раскрашенный, нарядный. Мужчина удивился этому, но потом понял, что здесь камуфляж не нужен.

Туннель, через который шли в Теплый Край поезда, выходил из гор перед глубоким ущельем. Через него был перекинут мост – когда-то длинный и красивый, а сейчас уродливо взорванный посередине. Из туннеля как раз выходил очередной поезд. На остатках моста он начал сбавлять ход, но было уже поздно. Вначале тепловоз, а за ним и вагоны зеленой железной змеей заструились в ущелье. Там, на дне, пронизанная струями горной реки, громоздилась куча мятого, горелого железа. Вагоны сыпались на нее, но звука на таком расстоянии почти не было слышно. Только легкие похлопывания, похожие на вялые аплодисменты.

Мужчина посмотрел на младшего мальчика. Тот не видел, как падает поезд. Он смотрел на вертолет, который медленно летел вверх над склоном, ведущим к Теплому Краю. Ниже по склону было множество темных точек – те, кто шел впереди. Некоторые махали вертолету руками, некоторые начинали бегать, некоторые оставались неподвижными. Вертолет на мгновение зависал над ними, доносилось слабое постукивание. Потом вертолет летел дальше. Движение его словно приводило человеческие фигурки к общему знаменателю: они успокаивались и замирали.

– Вертолет отвезет нас в Теплый Край? – спросил младший мальчик.

Мужчина кивнул:

– Да, конечно. В Теплый Край. Ты лучше ляг и поспи, он не скоро до нас доберется.

Мальчик подполз к неподвижному брату, лег ему на живот. Он действительно хотел спать, он замерз и устал, когда шел за мужчиной. Он много раз окликал его, просил подождать, но тот не слышал… Мальчик закрыл глаза. Далеко внизу пели вертолетные винты.

– У нас получилось куда интереснее, чем на поезде, – сказал мальчик, засыпая.

Мужчина с удивлением посмотрел на него. Потом на ущелье, куда вываливался очередной поезд.

– Да, – согласился он. – Интереснее.

«Магнум», такой большой и тяжелый, казался игрушкой при взгляде на подлетающий вертолет. Но мужчина все-таки держал его в руках.

Так было интереснее.

Фантастика – это в значительной мере уход из реального мира. Развлечение, отдых, релаксация. Человек берет в руки книгу не только для того, чтобы поразмыслить о серьезных вещах, порой ему хочется просто забыть о своих проблемах. Фантастика честно отрабатывает эту роль, иногда – даже слишком честно. И тогда появляются те, для которых книжные миры – ярче реального, а придуманные автором персонажи – более живые, чем люди вокруг.

Большое искушение – уйти в выдуманный мир. Знаю по себе, ведь каждая написанная книга – это маленькое бегство из реальности. И с этим ничего не поделать, каждый писатель, вольно или невольно, становится Проводником Отсюда.

Я лишь хочу, чтобы мои читатели всегда возвращались обратно.

В этом городе нет ничего достойного ненависти. Я подумал об этом, но мысль вышла вялой и неубедительной. Чушь. При чем здесь достоинство – я ненавижу его.

Последний раз пройдя по квартире, я встал у окна. Ночь. Темнота. Светящееся окно напротив – оно светится всегда. Каждую ночь, блуждая в бетонной однокомнатной клетке, я вижу неяркий свет за плотно задернутыми шторами. И никакого движения. Наверное, там просто живет человек, боящийся темноты.

Я ее не боюсь.

Вещи были собраны еще с утра. Рюкзак – маленький, но тяжелый. И спортивная сумка на ремне, набитая едой, одеждой и тем, что могло понадобиться в первую очередь.

Присев на любимый стул, отреставрированный когда-то в порыве энтузиазма, я оглядел квартиру. Стены, залепленные золотистыми обоями. Бежевый ковер на полу. Маленький телевизор на столике у окна. Кровать, книжные полки, гардероб. Знакомым у меня нравилось.

Говорят, очень уютно…

Я плюнул на пол. Пускай в этих восемнадцати квадратных метрах будет уютно кому-нибудь другому. Молодой семье с парочкой детей, например.

Плевок на полу смотрелся по-идиотски. Я вдруг подумал, что ничего более театрального совершить не мог, и торопливо затер плевок подошвой. Тоже театрально…

Чушь. Что бы я сейчас ни делал, все станет глупым и фальшивым. И кормление рыбок в маленьком аквариуме, и битье посуды на кухне… Рыбок, честно говоря, стоило отдать соседям.

Вытянув ноги, я расположился поудобнее. Ждать можно долго – мне сказали только, что Проводник придет ночью. Точное время в таких случаях не переспрашивают.

Вспоминать, чего стоил мне выход на Проводника, не хотелось. Так не вспоминают процесс получения бесплатной государственной квартиры. Гадко, муторно и тяжко. Но я вынес то, что удается немногим. Я вышел на Проводника. Настоящего, неподдельного Проводника Отсюда.

Вначале было двое фальшивых Проводников. Надо отдать им должное – специалистов высокой квалификации… Увы, лишь в выколачивании денег из клиента. Потом я вышел на самую настоящую цепочку – вернее, на конец ее. Человек, чей родственник воспользовался услугами Проводника, рассказал мне все, что знал. Бесплатно, может, просто из желания лишний раз поведать занятную историю. Многие сочли бы ее бредом. Но я уже научился отличать правду от лжи.

Есть в историях о Проводнике детали, которые выделяют их из массы мистической чуши. Во-первых – они не похожи друг на друга. Летающие тарелки никогда не принимают форму кастрюли, снежный человек не забредает на равнины, экстрасенсы важно рассуждают о вампирах и донорах биополя. Каждая устоявшаяся ложь боится нарушить свои рамки. О Проводнике можно было услышать все, что угодно. Имя, внешность, обстоятельства прихода, мир, куда он уводил… Во-вторых, я никогда не встречал человека, верящего в Проводника. Миллионы лечатся у экстрасенсов, тысячи наблюдают летающие тарелки, сотни ловят йети. Никто из повторяющих истории о Проводнике в него не верил. Говорили о друзьях и знакомых, которые – вот простаки – верили в него. Я искал – но цепочка тянулась все дальше, пока не кончалась на человеке, который, по всеобщему мнению, верил в Проводника – но, вот беда, куда-то уехал.