Народу в трамвае немного, весь народ весьма солидный, в основном бабушки, а на самых передних местах две молоденьких девчонки сидят – или ещё школа, или максимум первый курс. Тихонько сидят, видно, боятся так поздно ехать. Вдруг вваливается какое-то подвыпившее чмо. Тоже молодой, явно вот-вот в армию пойдёт. Оценил ситуацию и давай бабушкам хамить, к девчонкам приставать. Мы далеко, он нас не заметил. Ну кто на «пятидесятке» ездил, тот знает, по какой глухомани, по каким промышленным районам этот маршрут проходит. Ни у девчонок, ни у бабулек и мысли нет, чтобы сойти. В трамвае хоть при свидетелях, какая ни есть защита. И хам это прекрасно знает и этим пользуется. Полез девчонок лапать, не то чтобы откровенное насилие, но смотрится гадко. Пора вмешиваться.
Коля встаёт, я за ним. Коля мне жестом показывает, молчи, мол, и следуй за мной. Подходим, где девицы сидят. Коля на гопника пальцы веером и скрипучим голосом медленно говорит, по-зековски, с придыханием: «Ну что ты тут тццянешь, фраер? Ну что ты весь на понтах, как на шарнирах? Что ты фуфло распустил, как говнило? А ну нитки с автозака скинул! Если мы с тобой до первой пересылки в этом тамбуре дочалимся, то там с нами пойдешь, поучим тебя кукарекать. Ты понял, без двух минут петух?»
Гопника как подменили. Я-то просто дылда, а Коля ещё и атлет. Два таких зека на одну его бедную попочку! Подходит он к трамвайной двери, срывая ногти, открывает щель и прыгает на ходу в ночь.
Тут мы всё возможное обаяние включили и культурно перед окружающими извиняемся. Извините, товарищи, за грубость и вульгарные слова, ситуация вынудила. Да только никто нам не поверил. Даже девчонки спасибо не сказали. Всю оставшуюся дорогу народ ехал насупившись и только в передней части трамвая, а мы в гордом одиночестве сидели сзади. Оно и понятно – держаться от зеков лучше подальше.
Первый взвод – первый прыг
Наконец, этот семестр пролетел и мы сдали летнюю сессию. Эх, обычно такая вольница после экзаменов накатывает, но не сейчас. Сейчас у нас по расписанию прыжковая подготовка. Дело в том что мы первый взвод. А первый взвод – это группа подготовки врачей для ВДВ – воздушно-десантных войск. В этих войсках с самого момента их создания существует одно железное правило – прыгают все. От сопливого молодого солдата-свинаря до многозвёздного генерала, командующего этими самыми войсками, – парашют на горб и с самолета в бездну гоп! Исключений не бывает. Точнее, бывает, но нелегально и не так чтоб совершенно без прыжков. Нормальный десантник десантируется по нескольку раз в год, а тех, кто не прыгает, в ВДВ шибко не любят. Хотя если ты уже сед, лыс и многодетен, то прыгни в году пару раз, а остальные разы за тебя кто-нибудь постарается. Короче, отдай свой офицерский червонец (тогда столько за каждый прыжок платили), а потом стой себе на площадке приземления и тыкай пальцем в небо с радостным воплем: «О! Вон я полетел!». Нам до такой ситуации лет двадцать служить оставалось…
Итак, положено нам уехать на полтора месяца в настоящую десантную часть, там выучить нехитрое парашютное дело, сигануть свой первый раз, а потом, кто как… Кто не из ссыкливых, те и по три раза за день полетать умудрялись. По закону можно только два раза. Точнее, можно сколько хочешь, но больше, чем за два прыжка за день, не платили. Это если легально. А если за дядю, то он и платит. Получается не просто вшивые курсантские два пятьдесят, а еще и полновесная офицерская десятка сверху. А то и пятнаха, если дядя не жмот. Хоть и стрёмно чужой парашют на себя цеплять (пойми ты, как он его укладывал – видали мы, как асы купол в ранец ногами трамбуют), но всё равно прыжки мы полюбили – по нашим нищим меркам они были дельцем выгодным. Такими темпами на парашютиста-отличника можно было за неделю напрыгать. Положить в карман сотни полторы, а потом еще рисоваться хорошей цифрой на значке-парашютике… Вроде круто. Да только вся эта бравада возможна только после грёбаного первого прыжка! Вот уж поистине незабываемый миг…
Воеводой с нами едет добрый дядька Ридкобород. Фамилия такая у этого полковника с кафедры ОТП, оперативно-тактической подготовки или «тактики» по-нашему. У «полкана» значок на тысячу прыжков… Охренеть. Может, брак заводской, станок лишний нолик прилепил? Воевода классный, он уже лет десять как с первым взводом ездит. Курсантская молва его повадки разнесла – будет пить коньяк и прыгать столько раз, сколько самолёты летать будут. Запаску сам уложит, а основной купол заставит складывать курсанта – станет над душой и изготовится дать пинка, если что-то не понравится. Остальным ему заниматься особо некогда. Нас такой подход вполне устраивает.
Вот добрый дядька Ридкобород появляется перед строем:
– Ровня-а-асссь! Смирна-а-а! Поедем посредством автобусов. До вокзала. А там поедем посредством поезда. До Каунаса. А там поедем посредством машины «Урал» со срезанной кабиной десантного образца. До Пренаи. Повторяю для дураков: Литовская ССР, Каунасская Дивизия ВДВ, учебный парашютно-десантный полк, дислоцированный в посёлке городского типа Пренаи. Задачу уяснили?
– Так точно, товщ полковник!!! – рявкают тридцать глоток.
Посредством так посредством. Поехали в общем вагоне. Ридкобород полпути рассказывал всякие воздушно-десантные страшилки, в основном как парашюты не раскрываются, а мужественные воины-десантники с такой незадачей доблестно справляются в воздухе, приземляясь живыми и невредимыми, лишь слегка побледневшими, но готовыми к выполнению поставленной задачи в полном объёме. Нас такие рассказы почему-то никак не вдохновляли и нашего боевого духа не поднимали. По Ридкобороду же выходило, что настоящему десантнику парашют вообще не нужен – при желании и соответствующем моральном настрое с самолета и без него можно прыгать, а потом уже в падении что-нибудь придумать. Но потом Ридкобород ушел в вагон-ресторан, наказав нам вкушать выданный в дорогу сухой паёк, и мы вернулись к привычному делу – карточным играм, глазению в окна и попиванию припрятанных спиртных напитков. Что вернувшийся из вагона-ресторана полковник может это унюхать, мы не верили – после вагона-ресторана он если даже голову засунет в цистерну с медицинским спиртом, и то скажет, что пахнет гуталином от начищенных сапог.
В Каунасе оказались рано утром. Встречают нас двое офицеров-десантников – майор и капитан. Майор был тыловиком того учебного полка, а капитан офицером ПДС – парашютно-десантной службы. Эта та самая зверская служба, что непосредственно к прыжкам готовит. Офицеры перед полковником вытянулись как молодые, но Ридкобород, хоть дядька и дюже военный, но добрый и демократичный. Нам он офицеров представил коротко: «Сыны! Это ваша мама, а это вообще бог». Так и стали эти офицеры для нас Мамой и Богом.
Мучения начались часа через два. С Каунаского вокзала до Пренаи в открытом кузове «Урала» добрались за каких-то полчаса. Часть там стояла здоровая. Учили в той части сержантов-десантников, командиров самоходных артиллерийских установок. Была тогда такая алюминиево-титаново-магниевая зверюга, «Ноной» обзывалась. Самоходка не пойми какая. Не то супер-крупнокалиберный миномёт, не то короткая гаубица. Короче, резвая пушка на гусеницах. Стреляет чем попало, своего боеприпаса мало берёт, больше расчитывает на подножный корм – чего там десантники у врага захватить умудрятся. Кроме какой-то хитрой итальянской мины с электронным взрывателем сбоку, любой другой боеприпас приблизительного калибра к ней подходил. И само собой разумеется, сержант, сидящий в «Нонином» нутре, должен был быть немножко сверхчеловеком. А для этого парашютно-десантная подготовка в полку зашкаливала за все физиологические параметры вида Homo Sapiens.
Едва мы успели скинуть вещмешки и застелить кровати, как прозвучала команда Бога: «Шнурки! Предпрыжковая беговая подготовка двенадцать км! За мной строем бегом марш!» И всё радостно так, будто праздник какой… Кроссовки и кеды надеть не разрешил, заставил в сапогах бежать. Пробежали. У кого предынфарктное состояние, у кого пароксизмальная аритмия, у кого агонирующее дыхание Чейн-Стокса, у кого гипертонический криз, у остальных просто клиническая смерть. А Бог, улыбаясь, пошел пить коньяк с Ридкобородом – приезд обмыть. Да-а, были люди в наше время, как говорил один военный поэт, давно, правда.