– Абст! – закричали зрители, указывая большим пальцем вниз.

Гладиатор с улыбкой поднял меч, чтобы вонзить его в горло поверженного, но перед тем, как это сделать, остановился, обводя взглядом трибуны, как бы прося публику подождать.

В тот же миг, отшвырнув щит и меч, через арену к ним бросился Тарзан. Словно рассвирепевший хищник, несся он на спасение друга.

Публика замерла в молчании. Достигнув гладиатора огромными скачками, Тарзан, подобно льву, налетел на него сзади и прыгнул на спину.

Оба рухнули на тело Асты, но уже через секунду человек-обезьяна стоял в полный рост, не выпуская противника из рук. Тарзан тряс его, как тряс предыдущего, пока тот не лишился чувств, а потом, задушив, отшвырнул тело далеко в сторону.

Толпа ликовала. Вскочив на ноги и размахивая кто чем горазд, люди закидали арену цветами и сладостями.

Убедившись в том, что Кассиус Аста жив и приходит в себя, Тарзан помог ему встать. Затем метнул взгляд на арену. Из его товарищей в живых оставалось пятнадцать человек, у противника – десять. Шла битва на выживание. Здесь уже не могло быть речи ни о каких правилах или моральных принципах. Речь шла о жизни и смерти, и Тарзан, примкнув к пятерке своих, не имевших конкретных противников, напал на могучего гладиатора, который вскоре испустил дух.

По приказу Тарзана шестерка разделилась на две группы, и каждая тройка атаковала по одному вражескому воину. Благодаря этой тактике, кровавая бойня вскоре завершилась. Уцелели все пятнадцать из команды «красных», из «белых» же не выжил ни один.

Трибуны принялись скандировать имя Тарзана, к ярости Сублатуса. Цезарь был взбешен. Вопреки его ожиданиям, оскорбление, нанесенное Сублатусу этим диким белым варваром, не было смыто его кровью. Напротив, Тарзан приобрел популярность, затмившую собой его собственную. То, что она кратковременна и зависит от прихоти переменчивой публики, не уменьшало гнева и разочарования императора. Теперь его переполняла одна-единственная мысль – этого человека требовалось уничтожить!

И, повернувшись к распорядителю игр, он шепотом отдал приказ.

Толпа громко требовала вручить лавровый венок победителям, а также предоставить им свободу. Появившиеся на арене легионеры окружили уцелевших участников и куда-то увели.

Тарзан остался в одиночестве.

Часть зрителей решила, что его станут чествовать отдельно. Молва эта тут же распространилась среди толпы, превратившись, как часто бывает, во всеобщую уверенность.

Тем временем рабы занялись уборкой арены – уволокли трупы убитых, собрали валявшееся оружие, нанесли и разровняли свежий песок. Тарзан продолжал стоять, как ему было велено, перед императорской ложей.

Он стоял прямо, скрестив на груди руки, с хмурым видом ожидая неизвестности. Но вот на переполненных трибунах поднялся ропот, постепенно перешедший в гневные вопли, среди которых Тарзан уловил отдельные выкрики: «Тиран!», «Трус!», «Предатель!», «Долой Сублатуса!»

Он обвел глазами трибуны. Зрители возмущенно указывали на противоположный конец арены. Повернувшись туда, он понял причину всеобщего негодования: вместо обещанных лаврового венка и свободы ему подсунули нового противника – огромного льва с черной гривой, исхудалого и злого.

Ярость публики Сублатус воспринял с безразлично-надменным видом. Тем не менее он вполголоса распорядился послать к зрителям несколько центурионов, чтобы те припугнули наиболее активных крикунов, призывавших к свержению императора.

Лев шагнул вперед. Разгоряченные зрители моментально забыли про свой праведный гнев, застыв в ожидании нового развлечения, которое сулила незапланированная кровавая схватка.

Некоторые из тех, кто еще минуту назад пламенно приветствовали Тарзана, принялись подзуживать льва, готовые потом, если хищник потерпит поражение, снова аплодировать Тарзану. Впрочем, вряд ли кто серьезно думал о победе человека, который лишился в предыдущих схватках почти всего оружия и остался с одним кинжалом.

Могучий торс Тарзана, образец физического совершенства, вызывал бурное восхищение у жителей Кастра Сангвинариуса.

За прошедшую неделю они неоднократно оказывались свидетелями поединка человека со львом, но ни один из бойцов не держался с таким мужеством и достоинством, как этот варвар-гигант.

Лев приближался крадущейся мягкой походкой, наполовину припав к земле, нервно поводя кончиком хвоста в знак нетерпения в предвкушении кровавого пиршества. Тарзан невозмутимо ждал. Он, который и сам иной раз мало чем отличался от льва, прекрасно знал, в какой момент хищник ринется в молниеносную смертельную атаку и что именно произойдет – лев вздыбится на задние лапы и вонзит в него огромные когти и мощные желтые клыки.

Он увидел, как лев напрягся, перестал шевелить хвостом, и тогда Тарзан разжал на груди руки, опустив их вниз, но кинжала даже не коснулся. Пригнулся вперед, перенес тяжесть тела на носки ног, и в тот же миг лев прыгнул.

Тарзану было известно, что хищник рассчитывает свой прыжок с точностью до миллиметра, и для того, чтобы получить первоначальный перевес без особой опасности для собственной жизни, нужно привести нападающее животное в замешательство, сделать что-нибудь неожиданное.

Нума-лев по опыту знает, что жертва ведет себя двояко: либо застывает на месте, парализованная страхом, либо спасается бегством.

Таким образом, лев даже не представлял себе, что человек может напасть на него, поэтому Тарзан именно так и поступил.

Едва лев изготовился к атаке, человек-обезьяна взвился в воздух.

Толпа притихла, затаив дыхание. Даже Сублатус подался вперед с отвалившейся нижней челюстью, забыв на мгновение, что он цезарь.

Нума завертелся, пытаясь зацепить смельчака когтями, однако слегка поскользнулся на песке, так что увесистая лапа не достала Тарзана, который успел увернуться. Доли секунды оказалось достаточно, чтобы Нума осознал, что положение изменилось и что жертва, на которую он собрался прыгнуть, опередила его, вскочив ему на спину. Именно это Тарзан и сделал – оседлал Нуму. Могучая рука обхватила косматую шею, стальные ноги обвили отвисшее брюхо, сжав его, словно тисками.

Поднявшись, Нума забил лапами, затем повернул морду, пытаясь достать клыками эту дикую бестию, которая сидела у него на спине, но напрасно – рука вокруг горла сжималась все сильнее и сильнее.

Тогда лев подпрыгнул, стараясь стряхнуть с себя человека-зверя, но тот держался цепко.

Не ослабляя хватки, Тарзан свободной рукой попытался выхватить кинжал. Нума, чувствуя, что вот-вот задохнется от удушья, пришел в неистовство, бросился на землю и стал кататься, стремясь раздавить противника.

Вновь обретя дар речи, толпа разразилась хриплыми удовлетворенными криками.

Подобной схватки за всю историю игр арена еще не видывала. Этот варвар оборонялся с невиданной дотоле ловкостью, вызывая шумное одобрение публики, хотя никто из зрителей не верил в его победу. Наконец Тарзан изловчился не только вынуть из ножен кинжал, но и всадить его тонкое лезвие под левую лопатку хищника. Вновь и вновь вонзался кинжал в тело Нумы, и с каждым разом зверь совершал все более отчаянные прыжки, пытаясь избавиться от человека и разорвать его на куски. Вскоре из пасти Нумы хлынула пенистая кровь. Лев зашатался на слабеющих лапах. Снова сверкнуло лезвие. Теперь кровь хлынула и из ноздрей умирающего хищника, который вскоре качнулся вперед и безжизненно рухнул на песок, окрасив его в алый цвет.

Тарзан из племени обезьян пружинисто вскочил на ноги. Яростный поединок, кровь, слияние с мощным телом дикого зверя сорвали с него последний тонкий налет цивилизации. В нем не осталось ничего от английского лорда, когда он поставил ногу на убитую жертву и с вызовом глянул из-под сощуренных век на шумевшую толпу. Преобразившись в дикого зверя, он поднял лицо к небу и испустил жуткий победный клич обезьяны-самца, от которого стыла в жилах кровь. Но уже в следующую секунду он снова стал самим собой, с легкой улыбкой вложил кинжал в ножны, предварительно вытерев лезвие о львиную гриву.