Вот так-то!
– Стой! – взвыл у меня за спиной Клинт Иствуд. Поздно! Теперь меня уже не остановить,
Я шагнул в перемычку, для верности сделал по ней пару шагов и лишь потом оглянулся.
– Надул, да? – спросил страж порядка.
Он уже стоял у меня за спиной, чуть ли не вплотную, но меня это ничуть не пугало, поскольку здесь он уже не был в своем праве. Здесь он не мог меня даже пальцем тронуть.
– А как ты думал? – сказал я. – Конечно, надул.
– Монета? Ты уничтожил решетку с помощью монеты из реального мира?
– Ну конечно, – сказал я, снова поворачиваясь к нему спиной.
Некогда мне тут было заниматься разбором полетов. У меня теперь были деньги и у меня, конечно же, теперь были дела в других снах. Неотложные дела.
– Мы еще встретимся, – послышалось у меня за спиной, когда я двинулся прочь от уходящего сна.
– Обязательно, – пробормотал я. – Когда рак на .горе свистнет.
– Раньше, значительно раньше, – гнул свое страж порядка. – Жди! Скоро встретимся.
3
Верзила с улыбкой, почему-то здорово напоминающей о «золотом детстве» и неизбежной, ежедневной ложечке рыбьего жира, сказал:
– А потом лапки зеленых дроздов надо вымочить в солнечном свете и, отжав, обязательно в полной темноте, поместить на полчаса в решетчатый каганец, для кипячения на горниле нежности…
– Неправда, – прервал его коротышка, самой что ни на есть гномьей наружности. – Горнило не должно быть нежным. Наоборот, для того чтобы лапки покрылись особой, хрустящей корочкой, их надо поместить на горнило безграничного терпения…
– Неправда тут ваша… – вмешался кто-то с дальнего края стойки. – Как сказано во втором томе «Изящных кулинарных забав»…
Я соскользнул с табурета и пошел прочь.
Нет, вот такие разговоры уже не про меня. Ничего я не понимаю в изящной кулинарии. А начинать не стоило. По слухам, только начальный курс требовал двадцати лет напряженного, ежедневного изучения.
Кто-то сказал мне в самое ухо:
– После того как в названиях его песен три раза подряд очутилось слово «ребенок», всем стало понятно, что дело нечисто.
Я даже не повернул головы.
И это меня не касалось. Мне бы со своими догадками и своим пониманием мира разобраться. А также со своими тайными желаниями и своими невидимыми, но несмотря на это кровоточащими ранами.
Я ухмыльнулся.
Можно подумать… Прямо современный Чайльд Гарольд какой-то. Кровоточащие раны… Нет, это я хватил.
Вот проблема у меня была, и проблема большая. Раздобыть птицу-лоцмана. А потом вернуться… Стоп, все Должно быть по порядку, все надо начинать сначала.
Птица-лоцман. На данный момент я не мог даже представить, как ее можно получить. Что для этого сделать? К кому обратиться? Птицами-лоцманами обладали, к примеру, инспекторы снов и прочие, не менее крутые ребята. Причем если кто-то из них лишался своей птицы-лоцмана, то вернуть ее было очень и очень нелегко. Даже такому крутому парню, как инспектор снов. А вот как это сделать мне…
Я толкнул дверь и, выйдя из бара, с удовольствием вдохнул свежий, ночной воздух.
Ну вот, а теперь надо решить, чем заняться, У меня есть некоторые деньги, и я свободен. Что еще нужно? Можно, к примеру, отправиться в архивы жрецов Гипноса и продолжить поиски сведений о птицах-лоцманах. Может быть, мне повезет, и я обнаружу ту самую «голубиную книгу». Вдруг я наткнусь на нее почти сразу? Может быть, меня от нее отделяет всего лишь шаг? Я крякнул.
Сомнительно. Учитывая, какие эти архивы огромные – весьма Сомнительно. Копаться мне в них еще и копаться. Может быть, до самого конца жизни. Особенно если то и дело приходится отвлекаться и заниматься пополнением своих финансовых запасов. А без этого – никак. Надо питаться, да и жрецы в архивы бесплатно не пускают. Меркантильные они, это жрецы Гипноса. Впрочем, когда это и какие это жрецы не были меркантильными? Даже в реальном мире. Особенно в реальном мире.
Кинувшийся было на меня из темноты пострах, с горящими неестественным красным огнем глазами, резко остановился и захлопнул уже открывшуюся для истошного крика зубастую пасть.
– Ослеп? – спросил я.
– Перепутал, – мрачно сказал пострах. – Понятное дело, прошу извинения. Сам понимаешь, сон средней страшноватости. Конечно, не кошмар, но все-таки… Конкуренция. И приходится шевелиться. И недолго кого-нибудь принять за посетителя. Ну, знаешь, из тех, которые появляются, чтобы пощекотать нервы.
– Да, понимаю, – сказал я. – Все в порядке.
– Особенно… – пробормотал пострах. – Особенно…
– Ну? Говори.
– Особенно если ты так похож на посетителя. Похож… Ты точно не посетитель?
– Точно, – устало промолвил я. – И нет в этом дли меня ничего хорошего. Будь я посетителем, то мог проснуться в реальном мире, А так…
– А так?
– Не важно, – сказал я. – Все это совершенно не важно. Хочешь заработать четверть восьмой реальта?
Пострах облизнулся.
– Конечно, хочу. А делать-то что нужно?
– Да ничего особенного. Можно в вашем сне найти водки? Ну, обычной, сорокаградусной водки. В этом баре ее не подают.
Пострах почесал голову длинной кривой лапой и осторожно сказал:
– Ну, кажется, я знаю такое место.
– Вот и отлично. Бутылку водки, что-нибудь на закуску и деньги за услуги – твои. Договорились?
– Четверть четверти.
– Хорошо, – махнул я рукой. – Пусть будет так. Гулять так гулять. Только ты еще должен мне сказать, где тут можно устроиться, чтобы тебя не беспокоили. Ну, чтобы каждую минуту на тебя никто не набрасывался с воплями и горящими глазами.
– Это можно, – сообщил пострах. – Вон, неподалеку старая беседка. А я нашим скажу, чтобы тебя не трогали. Но деньги ты мне заплатишь вперед. Договорились?
– А ты не сбежишь?
– Да куда я денусь из родного сна? А если не исполню обещанного, ты же знаешь, что всегда можно обратиться к инуа. Он заставит выполнить. А вот ты – перекати-поле. В любую минуту можешь, не выполнив обещанного…
– Хорошо. – Я сунул ему бумажку. – Вот держи. Тут хватит и на водку с закуской и даже сверх. Беги. Я буду ждать тебя в беседке. Да не задерживайся.
Пострах молча схватил деньги, подпрыгнул и опрометью бросился прочь.
Я же двинулся к беседке. Внутри нее, как и положено, пахло чем-то горьковатым, а деревянная скамья все еще хранила тепло ушедшего дня. Усевшись на нее и ощутив это, я подумал, что сон этот весьма и весьма посещаем. Вот даже о такой мелочи побеспокоились. Тепло ушедшего дня во сне, в котором всегда царит ночь.
Мелочи…
Я устроился на скамье поудобнее и с какой-то вселенской обреченностью подумал, что вот сейчас напьюсь. Прямо в этом сне. И наверное, это мне сейчас нужно. Для того чтобы наутро ощутить себя скотиной, для того чтобы хотя бы на время отогнать беспокоящие мысли. Например, о том, что я застрял в этом мире на всю оставшуюся жизнь.
Да, у меня есть монета. Но что, если случай использовать ее как указатель так и не представится? А я так до конца жизни и буду обречен жить в этом призрачном, созданном из комплексов и невысказанных человеческих желаний мире? Да если бы еще и человеческих, А то ведь встречаются…
Я вздохнул,
И дернул меня черт перед сном произнести ту формулу из старинного фолианта.
– Вот, вот и вот. Принес.
Это был, конечно же, пострах. А передо мной на скамье стояли бутылка водки, пара пластмассовых стаканчиков и нечто, смахивающее на порезанную тонкими ломтиками колбасу. Можно сказать, классическая картина.
– А два стаканчика, – сказал я, – стало быть, ты принес потому, что тоже хочешь хлебнуть?