Может быть, и правда вот так – качнуться еще дальше и…
Засвистит воздух, помчится навстречу трава школьного сквера… и никто уже не станет ругать Васю Перепёлкина, никто не пошлет сквозь строй к дурацкой «правильной лестнице». Забегает в панике завуч Игупкин (ведь придется отвечать!)… И мама с папой, наверно, уже не поссорятся ни разу, потому что некого будет больше любить, кроме как друг друга…
Вася рывком качнулся назад. Лезет же в голову чушь! Никогда он не сделает т а к о г о… Но кто-то другой – будто не сам Вася, а сидевший у него внутри мохнатый хитро-ласковый человечек – опять пощекотал его неслышным шепотом: «Это же не страшно… Зато знаешь, как потом пожалеют…»
Вася снова стал наклоняться вперед. Тонкая трубка перил сильно вдавилась в кожу над коленками и выгнулась пуще прежнего. Рюкзачок уже не тянул назад плечи, а сдвинул тяжесть вперед, будто подталкивал.
«И ничего не будет… Только т о т след на бетоне…»
В этот миг словно кусочек солнца взорвался у него перед глазами. Это заметалась перед Васиным лицом желтая бабочка. Большая и отчаянная. Она хлестнула Васю крылышками по носу, по щекам. Он замотал головой и… будто проснулся. А бабочка не унималась. Налетала снова, снова. Моргая, Вася попятился от перил. Бабочка облетела его вокруг, метнулась в сторону, примчалась опять, затрепетала недалеко от плеча. Словно звала куда-то.
Может, правда звала?
Вася шагнул к ней раз, другой Бабочка полетела неторопливо, и Васе даже показалось, что она оглядывается, хотя он, конечно, не видел ее крохотной головки. Так они миновали вдоль железного гребня всю длинную крышу. И там, у торца здания, Вася увидел, как на кромкой водосточного желоба изгибаются две железные дуги. Это были перила пожарной лестницы. Вася тут же ухватился за них и нащупал подошвой верхнюю перекладину…
Пока Вася спускался, бабочка кружилась над ним. Лестница не достигала земли, не хватало метров двух. Вася повис на последней ступеньке, зажмурился и разжал пальцы. Крепко стукнуло по подошвам, он упал. Посидел, зажмурившись, потом открыл глаза. Бабочка прощально облетела Васю и скрылась за дощатым забором.
Забор огораживал задний школьный двор с сараем и гаражом. Одна доска в заборе была наполовину сдвинута. Вася, пригибаясь, подбежал, протиснулся в щель. Там, за досками, тоже был двор, но уже не школьный. В глубине его стоял деревянный двухэтажный дом с пустыми окнами. В нем давно никто не жил. Старшие ребята (и даже некоторые второклассники) иногда бегали сюда на переменах, чтобы покурить или подышать клеем «Момент». Но Вася никогда там не бывал. И сейчас он глянул на дом лишь мельком. Васе не нужно было туда, нужен был выход на улицу!
За домом снова был забор – с кривыми воротами и сорванной калиткой. Вася бросился к ней через молодые, но уже большущие лопухи. Еще пять шагов – и вот она, спасительная улица Луговая. Вася готов был выскочить в проем калитки. Но что-то остановило его. Будто тихий оклик. Вася огляделся.
Неподалеку от выхода лежала груда хлама.
Ну, обычный хлам. Такой, что выбрасывают, когда накопится в кладовках и сараях. Кривая спинка железной кровати, рассохшийся бочонок, дырявые кастрюли, рваное сиденье кресла с клочьями поролона, остатки футбольного мяча, драные картонные коробки, тряпье и всякий другой утиль. А чуть поодаль валялось в цветущих одуванчиках колесо.
Оно словно сбежало из кучи, не желая иметь дела с помойной рухлядью.
Маленькое колесо, размером чуть крупнее тарелки для супа. Видимо, от детского трехколесного велосипеда, причем не переднее, а боковое (потому что без педалей). С тонкой пыльной шиной, с грязными спицами и облупленным ободом, с трубчатой втулкой. Бесполезное, никому не нужное…
Ни в тот момент, ни в другие времена Вася так и не мог объяснить себе, почему подошел и поднял колесо. Может быть, потому, что оно было о д и н о к о е? Как он сам…
Да он поднял его. Покрутил в руках, как руль-баранку. Вздохнул. Ни к чему ему было это колесо. Но вот так взять и отбросить его он уже не мог. Это будто погладить беспризорного котенка, а потом отпихнуть.
«Ладно, пойдем со мной», – шепотом (или даже мысленно) сказал Вася. И показалось, что колесо отозвалось тихим-тихим звоном спиц: «Пой-дем-м…»
Да, разумеется, показалось. Но Васе вдруг стало тепло и спокойно, словно все горести остались где-то в другой стране, за прочной, запертой границей.
Продолжая держать колесо, как штурвал, Вася выбрался через калитку. И «порулил» к дому. Встречные могли подумать: не маленький уже, а играет «в машину», как детсадовский малыш. Но Васе было все равно. Колесо ласково теплело в ладонях.
«Ты хорошее», – с последней слезинкой в горле шепнул ему Вася.
«И ты…», – отозвалось колесо пощекотавшим ладони шепотом.
И так они вдвоем «прикатили» к Васиному подъезду.
Созвучие
Дома никого еще не было.
Вася сбросил в прихожей кроссовки и рюкзачок. Сдернул с себя перепачканную пылью и трухой рубашку, обтер ею колесо (все равно в стирку). Бросил рубашку под вешалку и с колесом в руках ушел к себе за ширму.
Сел. Несколько раз глубоко вздохнул. Поставил колесо себе на колени и сверху лег на него подбородком. Пальцами прошелся по спицам. Спицы были не такие, как у настоящего велосипеда. Там они звонкие, как натянутые струны, а здесь – тонкие железные палочки. И все же они опять отозвались тихим звоном:
«З-здесь живешь, да?»
Наверно, это был даже не звон, а эхо в мыслях у Васи. Но очень явное эхо. Вася не удивился. Погладил литую твердую шину.
– Здесь живу…
«У тебя хорошо. Не то что на чердаке…»
– А ты жило на чердаке?
«З-з… да… Долго. Недавно чердак стали чистить и все выбрасывать. И меня…»
Тут Вася все-таки спросил:
– А ты по правде разговариваешь? Или мне кажется?
«З-з… да. По правде. Только не разговариваю, а мысленно отз-зываюсь.»
«А как ты научилось?» – спросил Вася тоже мысленно.
«Я потом расскажу. Еще ведь будет время… Ты меня не выбросишь?»
«Да ты что! – Вася покрепче вцепился в обод с шиной. Железо и резина затеплели. Вася благодарно улыбнулся… Однако, несмотря на ласковое тепло, твердая шина сильно давила колени. Вася снял колесо, прислонил к боку под локтем. Шина оставила на коже оттиски резинового узора. Вася помусоленным пальцем потер четкие розовые отпечатки полосок и треугольничков.
«Колесо…»
«Что?» – щекотнуло оно сквозь майку Васино ребро.
– А ты, наверно, не очень много ездило по земле. Шина у тебя совсем не стертая…
«Совсем не много… Я не успело… Давным-давно меня купили мальчику Саше. Маленькому, меньше тебя. То есть не меня купили, а целый велосипед, с тремя колесами. Мальчик Саша сел и сразу поехал со двора. Там был тротуар из досок, он вел под горку. Саша еще не умел управлять, потерял ногами педали, заплакал, отпустил руль. Нас, все три колеса, пронесло под уклон, и мы вместе с мальчиком сорвались бы с досок на дорогу, а там ехал грузовик. Тогда я… я толкнуло себя в щель между досками. Так, чтобы мальчик слетел с седла, но не в сторону дороги, а к забору. Он и слетел…
– Значит, ты спасло мальчика Сашу, – благодарно сказал Вася и покрепче прижал колесо локтем.
Колесо отозвалось с ощутимым вздохом:
«У него даже ни одной царапинки не оказалось, только рубашку порвал на локте. А велосипед не спасся… Я-то сорвалось с оси и застряло в щели, а все остальное… весь велосипед… он вылетел на дорогу прямо под машину… Я даже не знаю, куда его потом девали. А я осталось одно, и меня закинули сперва в кладовку, а потом на чердак… Хорошо хоть, что не на помойку.»
«На чердаке, наверно, тоже радости мало», – посочувствовал Вася.
«Мало… Я там запылилось и поржавело… Ты меня не выбрасывай», – снова сказало колесо. И Вася ему опять сказал:
«Ну что ты!»
Тут Васю стала окутывать мягкая сонливость. Он ей не стал противиться. Лег головой на подушку, а колесо положил у груди, накрыл ось ладошкой. Но прежде, чем заснуть, Вася задал еще несколько вопросов:
