– Не проблема. – Гусев сел и начал расшнуровывать ботинок. – Раздеваемся, вещички в руки – и вперед. Здесь мелко, дно видно – можно вброд перейти. А на кой хрен там те посудины болтаются?
– Наверное, воду ими набирают, – предположил Саня и тоже начал разоблачаться.
«А зачем же вешать-то так высоко? – подумал Сергей. – Чтобы зверье не утянуло, что ли? Только где же здесь зверье?»
Он оглянулся на чащу за спиной, и ему вновь почудилось, что из-за дерева в кустарник бесшумно метнулось что-то синее.
…Переправа прошла без каких-либо сложностей. Дно было ровным, вода в самом глубоком месте едва походила до подмышек, и ни крокодилов, ни барракуд с пираньями действительно не наблюдалось. Выбравшись из реки, расположились на траве, совершенно голые, и не хотелось одеваться, напяливать на себя бронежилеты и тащиться куда-то по жаре. У реки было хорошо, и в траве отыскался родничок, и вода оказалась очень вкусной и холодной, и они с удовольствием пили ее, хотя утолили жажду еще при переправе.
Да, у реки было очень хорошо, но бойцы решили не разлеживаться – на полигоне не загорают, полигон проходят, причем стараясь сделать это с максимальной скоростью.
Досадливо морщась, облачились в пропитанную потом одежду, вновь разобрали оружие. Неохотно переставляя натруженные ноги, потянулись вверх по отлогому берегу, к обочине, где стоял столб с кувшинами.
Кувшины висели высоко, даже от нижнего конца перекладины до земли было метра три, и Сергей еще раз удивился – к чему такие сложности? Коричневые выпуклые бока кувшинов были покрыты сложной сетью закругленного орнамента, в котором чудились какие-то диковинные полузвери-полуптицы, и Гусев, дымя сигаретой, поднял руку с автоматом, чтобы подцепить стволом нижний кувшин и стащить его с поперечины – но в этот момент раздался вдруг в тишине быстро нарастающий тонкий свист.
Сергей резко обернулся, увидел что-то серебристо сверкающее в солнечных лучах, со свистом рассекающее воздух над берегом, несущееся прямо на них, и, не успев еще ничего сообразить, сделал именно то, что должен был сделать – такие действия постоянно отрабатывались на тренировках. Резко толкнув в плечо Гусева, стоящего спиной к стремительно приближающейся серебристой молнии, он отпрыгнул в сторону и, падая в траву, успел заметить, что Саня Веремеев, зеркально повторяя его прыжок, летит в другую сторону, а Гусев уже лежит за столбом и вскидывает автомат.
Молния с лету врезалась в столб – на том уровне, где только что находилась шея Гусева, – и стало понятно, что это стрела с коротким, жестким на вид оперением. Стрела вибрировала, уткнувшись острым носом в высушенную солнцем древесину, и Сергей отчетливо осознал, что не толкни он Гусева – покоиться тому сейчас в придорожной пыли совершенно мертвым – однозначно и непреложно, потому что бронежилет не закрывал шею, а шлемы они не надели…
Но Гусев, слава Богу, был совершенно жив и, лежа на животе, выглядывал из-за столба, скалился и поводил из стороны в сторону стволом автомата, выискивая цель. На противоположной обочине дороги, у самых деревьев, залег успевший перекатиться туда Саня Веремеев, тоже готовый в любой момент открыть огонь; и в своих собственных руках Сергей обнаружил словно бы сам собой прыгнувший туда «калаш».
Стрела отнюдь не походила на муляж, она действительно могла убить… и убила бы… И значит, идея насчет полигона могла отдыхать. Полигон – это учебные занятия, это испытания…. но не до такой же смертельной степени!
Одного из них только что пытались убить. По-настоящему. Насовсем.
Нетрудно было понять, откуда прилетела стрела. Не так далеко от столба, выше по течению, и река, и дорога делали поворот, скрываясь за выступом леса. Все там было тихо и неподвижно, но именно там, без сомнения, затаился неведомый недоброжелатель… или недоброжелатели?
Сергей скосил глаза на Гусева – тот продолжал скалиться и держать палец на спусковом крючке, Саня Веремеев словно врос в обочину и неподвижностью своей мог вполне соперничать со скульптурой. Нет, на роденовского «Мыслителя» он, конечно, не тянул – что-нибудь вроде «Перед боем»… Все вокруг оставалось статичным, только река знай себе текла и текла, да продолжали самозабвенно виться над дорогой желтые бабочки, и пора уже было что-то предпринимать.
Едва Сергей подумал об этом, как картина изменилась. За поворотом послышались приближающиеся звуки, словно кто-то нервно барабанил пальцами по столу, и мгновение спустя на дороге показались всадники, окутанные клубами пыли, вздымаемой копытами мчащихся вперед коней. Развевающиеся зеленые плащи под цвет травы, блестящие на солнце доспехи, шлемы с поднятыми забралами, длинные мечи…
– Предупредительную – поверх голов! – крикнул Гусев и тут же открыл огонь, выпуская очередь над головами приближающегося отряда, словно заявившегося сюда прямиком из легендарного Средневековья.
Саня Веремеев и Сергей незамедлительно поддержали его своими «калашами» – и топот копыт двух десятков коней растворился в треске автоматных очередей.
«Маскарад какой-то… – успел подумать Сергей, готовясь перейти к прицельной стрельбе, чтобы не быть затоптанным рассыпавшимися в цепочку – от кромки леса до самого берега – здоровенными, черными, как на подбор, конями. – Кони в пальто…»
Репетиция трио прочищающих горло «калашей», похоже, произвела должное впечатление на атакующих. Черно-зеленая цепочка замедлила свой бег и кони взвились на дыбы, повинуясь осадившим их седокам. Вперед выехал молодой рыжеволосый парень с луком в руке – кажется, только у него одного и был лук, – развернул коня боком, вытащил из прикрепленного к седлу колчана стрелу – двойняшку той, что застряла в столбе над головой Гусева. Серебром сверкнул на солнце длинный острый треугольный наконечник. Похоже было, что стрела предназначалась одному из тройки бойцов, а из обшитого золотистой тесьмой колчана торчало еще много таких стрел – и вряд ли лучник умудрится промазать с тридцати метров по неподвижной мишени…
Кататься по траве, увиливая от стрел, Сергею совершенно не хотелось. Но и стрелять на поражение, когда атака уже захлебнулась – тоже. Ситуация была совершенно неясной, и вряд ли стоило пытаться прояснить ее с помощью трупов. И коней – длинногривых, ухоженных, красивых – тоже было жалко.
Вероятно, примерно так же мыслил и Гусев. Окинув взглядом недружелюбные вполне европейские лица длинноволосых всадников – молодых и постарше, бородатых и безбородых, – он чуть опустил ствол автомата и крикнул лучнику, все так же лежа под прикрытием столба с кувшинами:
– Эй, не стреляй! Давайте разберемся!
Рыжеволосый медленно натягивал тетиву, игнорируя предложение Гусева. Молчали и товарищи рыжеволосого.
«Может, по-русски не понимают?» – подумал Сергей и обнаружил, что острие стрелы рыжеволосого направлено прямо на него. Выбор лучника не был случайным: Гусева закрывал столб, а Саня Веремеев перебрался с обочины под деревья и залег там, выставив автомат. Лежащий на покрытом травой откосе Сергей был, безусловно, самой удобной мишенью.
Сергей, коротко вздохнув, приготовился приступать к исполнению акробатических этюдов, но тут Гусев, процедив: «Щас они у меня поплящут, отмороженные!» – отцепил от пояса круглую, зеленую и на вид совершенно безобидную «погремушку Перуна».
– Пока будут очухиваться – в лес, а там будем думать, – быстро сказал он Сергею и, широко размахнувшись, метнул «бабахалку» в сторону маскарадных незнакомцев.
«Погремушка» соприкоснулась с землей метрах в десяти от рыжего, так и не успевшего спустить тетиву. Сергей уже имел удовольствие наблюдать это «психическое оружие» в действии, поэтому быстро повернулся спиной к цепочке всадников, зажмурился и плотно прижал ладони к ушам. Тем не менее и вспышку, и грохот, хоть и в ослабленном виде, он все же ощутил, и ему стало не совсем хорошо. И это при том, что он был подготовлен. Что же тогда говорить о неподготовленных?.. «Перун, ребята, – это сплошные полные штаны у бандюков», – любил повторять капитан Осипов, то ли намеренно цитируя Стругацких, то ли придумав эту фразу независимо от гениальных братьев-фантастов. («– Р-раз – и полные штаны! – орал Полифем»).
