Сквозь открытое окно врывался восхитительно свежий воздух. В первые мгновения Петр просто дышал, освобождая легкие от смрада подземелья. Мелькнула мысль о побеге, но быстро пропала. За окном виднелся лишь самый верх замковой стены, да еще небо. Судя по высоте, прыжок закончится лишь тем, что он сломает себе ноги.

Отдышавшись, разведчик осмотрелся. Одну из стен занимал огромный книжный шкаф. Корешки некоторых книг были чудовищной толщины, другие фолианты выглядели очень древними. Пахло в помещении старой бумагой.

Сбоку от окна стоял массивный письменный стол, изготовленный, скорее всего, в прошлом веке, когда делали прочно, на столетия. За ним располагалось кресло с высокой спинкой.

Послышался шум шагов, и вошел Виллигут. Вслед за ним появились двое охранников, тех же самых, что были в подземелье. Один из них тащил сверток.

– Я знаю, что вы говорите по-немецки, – сказал бригаденфюрер, усаживаясь в кресло.

– Да, – мрачно буркнул Петр.

– Хорошо, – Виллигут удовлетворенно кивнул. – Вам принесли одежду, так что переодевайтесь. А то сейчас от вас слишком пахнет.

И немец сморщил нос. Капитан развернул сверток, положенный ему на колени. Там оказалась ослепительно белая форма унтерштурмфюрера тридцать седьмой кавалерийской дивизии СС «Лютцов».

– Я не буду это носить, – проговорил Петр решительно, и одежда полетела на пол.

– Зря, – печально вздохнул Виллигут. – Гражданской одежды у нас все равно почти нет. Есть еще черная форма, имеется серая, и в большом количестве. Но ее я вам даже и не предлагаю. Одевайте это.

– А вот вы стали бы носить форму Советской Армии? – спросил Петр воинственно.

– Да, – кивнул старый эсэсовец. – Если бы не было иного выбора. Не в форме дело. Вот если бы на мне не было этого мундира, разве бы вы отнеслись ко мне по-другому?

– Ну, скорее да, – поколебавшись, ответил Петр.

– Эх, сильно вас изуродовало большевистское воспитание! – Виллигут укоризненно покачал головой, словно дедушка, слегка осудивший любимого внука. – Надо смотреть на внутреннюю сущность, а не на внешнюю оболочку. Можете содрать нашивки и погоны, если они так мешают.

Петр угрюмо набычился:

– Не буду! И зачем вы, вообще, меня сюда притащили? Уж лучше в подвале, но с товарищами, чем здесь, с вами!

– Ладно, – довольно легко согласился Виллигут. – Не хотите одеваться – ваше дело. А цель вашего освобождения я объясню позже. Сейчас же позвольте представиться. Я – Карл Виллигут.

– Ну-ну, – хмыкнул Петр.

Но бригаденфюрер не обратил на скепсис никакого внимания.

– Вы ведь родом из Прибалтики? – спросил он.

– Нет, – ответил Петр уверенно. – Я с Поволжья.

– Хм, странно, – бригаденфюрер нахмурился, но тут же на его лице возникла довольная улыбка. – Там ведь была республика немцев, если не ошибаюсь?

– Была, – кивнул капитан, не очень понимая, к чему клонит нацист.

Дальние предки Радлова вроде и в самом деле были из колонистов, во времена Екатерины Второй приехавших осваивать дикий край. Но какое это имеет значение?

– Так вот, вы по крови – немец, ариец, если хотите, – Виллигут говорил терпеливо и спокойно, как учитель в классе для умственно неполноценных детей. – И имя ваше должно звучать как Петер Радлофф.

– Ну уж нет, – замотал головой Петр. – Я – советский человек, а уж кто по крови – это неважно.

– Это как раз важно, – бригаденфюрер устало вздохнул, досадуя на непонятливость собеседника. – Все же еврейские комиссары забили вам мозги своими бреднями! Помните тот прибор, которым я вас обследовал в подземелье?

– Конечно.

– Так вот, это блуттер[19], изобретение профессора Хильшера. Он позволяет с высокой точностью определять, кто человек по крови, – Виллигут вновь улыбнулся.

– Это какой-то бред, – уверенно сказал Петр, не ощущая все же особой убежденности. – Это невозможно!

– Все возможно, – лицо старика стало серьезным, – когда за дело берется наука, вооруженная истинно прогрессивным арийским подходом к проблеме и не замутненная еврейскими предрассудками. Сейчас я все объясню. В свое время доктор Бруно Шультц, гауптштурмфюрер нашего Ордена[20], создал шкалу для оценки кандидатов в СС с точки зрения их расовой чистоты. Он выделил пять групп: чисто нордическую, преобладающе нордическую, или же фалическую, группу, группу с гармонической смесью обоих рас с легкой примесью альпийской, динарской и средиземноморской крови. В четвертую группу он выделил гибридов с преобладанием восточной крови, а в пятую – метисов неевропейского происхождения. Понятно, что использовать эту классификацию из-за ее расплывчатости при создании прибора было невозможно. Пластомер доктора Роберта Бюргера-Вилингена[21] слишком неудобен в обращении. Профессор Хильшер предложил свою методику. Он выделил восемь типов крови, что может течь в жилах современного европейца: арийскую, балтскую, романскую, кельтскую, славянскую, угорскую, тюркскую и еврейскую.

– И что? – спросил Петр. Голова его от большого объема бессмысленных сведений, потребленных натощак, непомерно раздулась, и логику бригаденфюрера он улавливал с большим трудом.

– А то, что прибор показывает, сколько процентов какой крови находится в том или ином человеке. Таким образом, мы получаем научно обоснованную возможность узнать, кто является арийцем, а кто – нет.

– И зачем?

– Как? – Седые брови Виллигута взлетели почти к волосам. – Это коренной вопрос! В практике СС использовалась длиннющая процедура бумажной проверки всех предков человека с тысяча восьмисотого года для рядовых, и с тысяча шестьсот пятидесятого – для офицеров. Она занимала очень много времени, да и не могла дать полной гарантии. А с появлением блуттера все эти трудности преодолены!

– Почему же прибор так и не нашел применения? – Петру все труднее было следить за нитью разговора. Кружилась голова, болели мускулы. Сказывались пытки и усталость.

– Во-первых, слишком поздно он оказался изобретен. Действующая модель появилась в январе сорок пятого, – бригаденфюрер вздохнул. – А во-вторых, многие из руководителей Рейха оказались бы после проверки не столь чистокровными арийцами, как им хотелось бы. Поэтому нашему изобретению не дали хода.

– И что показал ваш прибор относительно меня? – собственные слова громом отдавались в ушах, хотя на самом деле капитан говорил очень тихо.

Но Виллигут его услышал.

– Девяносто пять процентов германской крови! – с трепетом произнес он. – И пять – славянской. Мы было решили, что блуттер барахлит, но…

Комната мягко закружилась перед глазами Петра, и спустя мгновение он ощутил правым боком легкий удар. Где-то в глубине разума понял, что упал на пол, но ему было совершенно все равно.

Его приподняли, несколько раз стукнули по щекам. Сознание слегка прояснилось, но Петр по-прежнему ничего не видел. Голос Виллигута доносился откуда-то издалека, как из соседней комнаты, и в нем чувствовалось искреннее сожаление:

– Как нехорошо! Вам ведь надо отдохнуть и поесть! А я замучил вас разговорами!

Не успел разведчик удивиться заботливости фашистов, как его подняли и понесли. Сквозь туман проступили покачивавшиеся по сторонам стены. Затем навалилась новая волна слабости и погасила последние мысли.

Всю оставшуюся дорогу эсэсовцы тащили полностью бессознательное тело.

Нижняя Австрия, город Вена,

военный комиссариат

Советской Армии по Австрии.

26 июля 1945 года, 14:03–14:15

– Из сводного отряда, направленного в Линц, уцелели всего два танка, – в словах Благодатова звучала горечь поражения, неизвестная советским офицерам и солдатам очень давно.

Конев нахмурился.

– Как такое могло случиться? – спросил он.

– Похоже, что масштабы восстания гораздо больше, чем мы предполагали, – ответил комендант Вены.