– Мы, эта, из Чернолесья мы, – громко сопя и утирая нос, ответил Гордон.

– Да ну? – усомнился десятский. Чем-то не нравились ему эти охотники, особенно тот, что выглядит как полный кретин.

– Истинную правду говорю, господин, – затараторил тем временем Гордон, не давая вояке опомнится. – К дяде приехали, к нашему. Я, да братец мой, Оратр, – последовал мах рукой в сторону Василия. – А наш дядя, Ондул, он торговый человек. Нам к нему на улицу Канатчиков идти, в Третий Ярус, тут уже недалеко.

– Что-то вы, братья, не больно похожи?

– Как же непохожи? Одно лицо, – захихикал Гордон (Ой, Фрелон). – Так мы двоюродные братаны, не родные.

– Ясно. Как себя в городе вести, знаете? – десятский сменил гнев на милость. – Не напиваться, покой граждан не нарушать. За приставание к женщине – неделя тюрьмы, – для убедительности десятник поднял внушительный кулак, обтянутый латной перчаткой.

– Все знаем, господин, – кланяясь и отходя, забормотал Гордон. – И ты кланяйся, остолоп! – удар по затылку заставил Василия согнуться в поклоне.

Далее шли без приключений. Дом купца Ондула оказался всего через две улицы. Гордон не стал ломиться в главный вход. На стук в боковую калитку отозвались быстро. Привратник, уголовного вида детина, заросший черной бородой под самые глаза, выглядел весьма неприветливо. Но стоило Гордону бросить несколько слов на плавном, шелестящем языке, в котором Василий с удивлением узнал Синдарин, как их пропустили.

Встречать их вышел сам хозяин, «дядя» путешественников. Мускулистый и крепкий, хотя и в возрасте, взгляд острый и пронзительный. Они долго обнимались с Гордоном, затем Ондул холодно кивнул Василию и гостеприимно, совсем по-русски, махнул рукой:

– Омойтесь, гости дорогие, да и за стол сядем.

– Тут у них, конечно, не джакузи с массажем, но тоже ничего, – обнадеживающе заявил Гордон, расставаясь с амуницией в отведенной им комнате.

– Да уж, – уныло протянул Василий в ответ, представляя себе ужасы местных приспособлений для омывания бренного тела.

Однако, он был приятно поражен, когда вслед за Гордоном добрался до купальни. К услугам путешественников оказались две огромные лохани, наполненные горячей водой, рядом вода в бадьях поменьше – для споласкивания. На специальных полочках мыло, мочалки, и незнакомые, но явно ароматические снадобья.

Через час, вымытые, одетые в чистую одежду и благоухающие, словно лавка цветочника, они уже сидели за столом в компании хозяина. Особым изобилием стол не блистал. Но как объяснил Гордон, в Гондоре не принято много есть, это считается признаком варварства. Так что на расшитой причудливым орнаментом скатерти разместились вазы с фруктами, рыба копченая, рыба жаренная, мясо неизвестно кого в неизвестно каком соусе, хлеб, и конечно вино, знаменитое вино из южного Гондора.

Несмотря на небольшой объем угощения, Василий насытился удивительно быстро. Сила потоком ворвалась в тело, заставляя каждую клеточку трепетать от избытка энергии. При этом не ощущались ни тяжесть в желудке, ни сонливость – привычные спутники плотного обеда.

Несмотря на это, после обеда Гордон отправился спать, сказав Василию:

– Вечером мы отсюда убудем. А ночью спать, я думаю, вообще не придется.

Так что пришлось Василию проваляться несколько часов на узкой и жесткой лежанке, выслушивая громогласный храп с присвистом, подобный сипению разъяренного грифона.

А вечером, после столь же необильного, но сытного ужина, состоялся «боевой совет», как назвал его Гордон. Собрались на совет, судя по огромному столу и обилию бумаг на нем, в кабинете хозяина.

Гордон с видом открывателя, по меньшей мере, закона Ньютона, бухнул на стол две здоровенные книги в малиновом переплете, да с такой силой, что из книг вылетела вся пыль, что копилась там, видимо, со времен Моргота. Столб пыли достиг Василия, и на него напал безудержный чих. Когда Василий сумел прочихаться, утер слезы и прочие сопли, то Гордон уже вовсю шелестел страницами, время от времени уворачиваясь от особо вредных пылевых облачков, что так и норовили влезть в нос.

– Вот тут оно все и рассказано, про Сильмариллы, – глянув на Василия и убедившись в его слухоспособности, сказал Гордон. – Можешь ли ты, Василий, сказать мне, кто изготовил эти камни? – и тон, и выражение лица американца напомнили Василию одного преподавателя университета, страшного зануду, от которого студенты изрядно страдали. Пришлось отвечать:

– Кто-кто. Феанор, конечно.

– Истину глаголет отрок сей, – провозгласил Гордон, вознося перст к потолку с видом священника, уличившего послушника в воровстве, и вынудившего сознаться. Но самая зловредная пылинка выбрала именно этот момент, чтобы забраться в нос Гордону, и он громогласно чихнул, испортив все впечатление. – Апчхи! Точно, Феанор. Так, а потом камушки Феанора сыграли весьма важную роль в истории этого мира. Можем ли мы их украсть, например, до истории Берена и Лучиэнь? Нет, не можем. Да, Василий, не скажешь ли ты мне, где сейчас находятся Сильмариллы?

– Один вроде, в море, второй – в Ородруине, а третий…, – Василий задумался. – Его Эарендил увез на запад, в Валинор.

– Почти правильно, – сурово кивнул Гордон. – Но второй камень не в Ородруине, а в недрах земных. Какой момент тебе кажется удобным, чтобы добыть их?

– С небесным камнем не знаю, что и предложить, – Василий с сомнением поскреб макушку. – А другие два – прямо перед тем моментом, когда один попал в воду, а другой – в землю.

– Так-так, интересно, и что же это за момент?

– Отобрали Сильмариллы у Моргота в войне гнева. У Эонвэ, глашатая Манвэ, нам их не отобрать. А, постой-ка, ведь это сыновья Феанора, Маэдрос и Мэглор, выкрали их у Эонвэ! И уже от них камни попали в пучину морей и земные недра!

– Блестяще! – Гордон похлопал Василия по плечу. – Отправляемся немедленно. В Белерианд, в последние дни Войны Гнева.

Комната для отправки в доме Ондула оказалась почти такой же, как у Гордона, только стены – из бревен. Оказался у Ондула и запас книг, посвященных Средиземью, причем вполне земных авторов. Можно было отправиться в мир Перумова, самого Толкиена, Еськова, даже в «Черную книгу Арды». Но Гордон возложил на пюпитр, естественно, «Сильмариллион», что повествует о Войне Гнева. И вновь разверзлась перед Искателями розовая бездна, и вновь был бег по извилистым кишкам мироздания.

Когда они высадились, над миром стояла ночь. Но звезды здесь сверкали совсем иные, чем над Андуином. Ночь не была темной, горизонт на севере периодически разрывали огненные вспышки, словно там били и били в землю огромные молнии. Оттуда доносились глухие удары, земля вздрагивала.

– Добивают Морготовых прислужников, драконов там, барлогов, – ежась на довольно свежем ветру, сказал Гордон. – Я целился на Сильмариллы, так что камни где-то рядом, – Гордон потянул воздух носом, словно собака. – Ага, дымом тянет оттуда, значит лагерь Эонвэ в той стороне.

– Идем? – предложил Василий.

– Не торопись. Сначала одень то, что у тебя в мешке.

В мешке, к безмерному удивлению Василия, обнаружился прибор ночного видения, снабженный, кроме всего прочего, возможностью увеличения.

– Иди медленно, осторожно, – поучал Василия Гордон, сам одевая такой же прибор. – У эльфов слух и зрение тонкие. Сейчас война. Заметят – сначала истыкают стрелами, а потом доказывай, что ты не беглый орк.

Одели приборы. Мир сразу приблизился, стал крупнее, ярче. Но зато очертания предметов слегка смазались. Гордон шел первым, но Василий, как ни вслушивался, не мог услышать звука его шагов. Сам же Василий ломился сквозь лес, словно бык через тростники, по выражению Гордона. Все время подворачивались какие-то ветки, листья, под ногами что-то чавкало. Деревья так и норовили впиться в лицо длинными костлявыми руками. Василий взмок, устал, и только на одном упорстве шел за Гордоном, что бесшумно скользил среди теней, как привидение.

В тот миг, когда в ногу Василию впился особо колючий сук, и он уже собирался высказать все, что думает о суке в частности, и вообще обо всем походе, как Гордон цыкнул тихо, но так выразительно, что Василий стих и заглотал крик.