– Этих Ему не спасти, потому что они не пойдут за Ним. Но, похоже, брат, ты путаешь меня со своим вечным соперником.

– Можешь быть уверен, дойдет черед и до Него. Если Он посмеет взглянуть нам в глаза.

– В этом можешь не сомневаться. Он уверен в своей правоте не меньше, чем мы в том, что небытие лучше того, что Он несет с собой.

ESSE QUAM VIDERI![12]

2879 год от В.И.

Ночь с 12-го на 13-й день месяца Лебедя.

Арция. Эльтова скала

Александр и сам не знал, зачем пришел сюда в эту ночь. Сейчас ему следовало или молиться, или пытаться уснуть, а его понесло на пользующуюся дурной славой скалу. Юноша улыбнулся одними губами: если ты завтра умрешь, если твой бой безнадежен, не все ли равно, как и где провести последние оры[14]. В конце концов, его жизнь оборвалась бы восемь лет назад, если бы не назвавшийся Романом золотоволосый и синеглазый бродяга, исчезнувший, как сон. Возможно, он и был сном, пригрезившимся измученному ребенку, заснувшему под грохот волн... Ни примятой травинки, ни сломанной ветки, ни следов от костра – не осталось ничего. Ум твердил одно, а сердце стояло на своем. На том, что таинственный красавец приходил на самом деле, и именно он заставил горбатого заморыша любить и ценить жизнь... С той встречи для Александра Эстре началась новая жизнь. Не было ночи, чтобы он сначала тайком от братьев и матери, а потом от родичей ре Фло не пробирался на оружейный двор, где его ждал капитан Дени Гретье, неумолимо вколачивавший в сына покойного сюзерена воинские премудрости.

Это была их тайна. К шестнадцати годам Сандер весьма сносно обращался с самыми разными видами оружия, превосходно ездил верхом и стрелял из арбалета. Наблюдая за учебными поединками молодых нобилей[15], он понимал, что с большинством из них мог схватиться на равных, а то и победить. Пожалуй, какое-то время он продержался бы и против старших братьев, но граф Мулан был слишком сильным противником.

Про бывшего циалианского рыцаря[16] ходило множество слухов, один страшнее другого. Никто не знал, как и почему тот шесть лет назад покинул Фей-Вэйю[17] и стал странствующим рыцарем. Мулан по-прежнему носил цвета ордена, за ним не числилось никаких провинностей, он не женился и не поступил на королевскую службу. Оставался ли он рыцарем Оленя или же расстался с сестринством, не знал никто. У таких не спрашивают.

Белый Граф, как его обычно называли, слыл непобедимым и в бою, и в спорных поединках, в которых бойцы выходили без доспехов, лишь со старинными легкими шпагами и кинжалами. Он был беспощаден. Если большинство рыцарей охотно оставляло побежденным жизнь, Мулан убивал. Спокойно, равнодушно, безжалостно, словно выполняя нужную, но приевшуюся работу. Оттого-то последние четыре года он и не находил себе противников, вынужденно довольствуясь групповыми турнирами с их неизбежными ограничениями.

И все равно Александр не жалел, что вызвал страшного Мулана. Пусть и он, и его покровители знают: Тагэре можно убить, но не оскорбить и не испугать!

Юноша поднял глаза к низкому небу: ни звезд, ни луны... Жаль. Хотелось бы взглянуть на них еще разок. Может, к утру облака разойдутся? Тряхнув головой, словно отгоняя безрадостные мысли, младший сын Шарля Тагэре начал подниматься по узкой неровной тропе, петлявшей среди скал. Дорога кончалась на самой вершине скалы, неожиданно ровной и широкой. В погожие дни оттуда открывался прекрасный вид на Эльтскую бухту, но сегодня все было укутано угольной чернотой. Будь на месте Сандера кто-то другой, он бы уже десять раз сорвался в пропасть, но младший из Тагэре ходил по скалам, как корбутский архар. В этом он обошел даже своего учителя. Дени все же побаивался высоты, а для Александра стоять на краю бездны было верхом наслаждения. Он и в Эльте и во Фло, где провел шесть лучших лет своей жизни, выискивал самые крутые обрывы и самые высокие скалы.

В дом, почитавшийся родным, Александр вернулся без всякой радости, но Филипп поссорился с Раулем и велел младшим братьям покинуть Фло. Жоффруа был откровенно рад вырваться из слишком уж жестких рук Короля Королей и его капитанов, а вот Сандеру разлука далась с трудом. Юноша не мог взять в толк, как после гибели отца и Бетокской битвы брат-король мог рассориться со своим великим кузеном. Жоффруа намекал, что в этом замешана молодая королева, но разве может женщина сломать дружбу, закаленную великой бедой?

Тропа оборвалась, и юный герцог оказался на продуваемой всеми ветрами вершине, впрочем, в эту ночь ветра спали. Сунул руку под нависший камень. Запасенные несколько дней назад сухие ветки были на месте, да и кто мог их унести? Люди сюда не захаживают, боятся невесть чего, не понимая, что повседневная жизнь бывает куда страшнее призраков, по слухам, посещающих Эльтову скалу в новолуние. Нынче как раз новолуние, но даже свети луна в полную силу, ее лучи не пробили бы плотную завесу туч, раздумывавших, пролиться ли дождем здесь или подождать хорошего ветра и унестись вглубь Арции. Александр высек огонь. Костры он разводил хорошо, даже лучше Филиппа, и вскоре рыжее пламя весело плясало, отгоняя бархатную тьму. Тагэре улыбнулся: скорее всего, это его последний костер, а значит, незачем беречь топливо...

– В прежние времена я бы поклялся, что ты указываешь путь контрабандистам, – юноша вздрогнул от неожиданности и рывком поднялся, хватаясь за кинжал.

– Я пришел с миром, – голос из темноты явно принадлежал зрелому сильному мужчине, – любопытно стало, кто это жжет в новолуние костры на проклятой скале... Позволишь разделить твое одиночество?

– Конечно, – сердце Александра сжалось от охватившей его надежды, – восемь лет назад он тоже прощался с жизнью... Может, и на этот раз сюда завернул его таинственный знакомец? Но надежда как вспыхнула, так и погасла – шагнувший в круг света человек на Романа не походил. Ночной гость был сед, как лунь, но лицо его отнюдь не было старым, а гибким, легким движениям позавидовал бы сам граф Мулан. Чужак опустился на камень и протянул руки к огню.

– Наверное, мне стоит представиться. Мое имя Аларик, я не здешний.

– Меня зовут Александр. Я здесь живу.

– Я догадался, – усмехнулся Аларик. А вот глаза у него и вправду напоминали глаза Романа, только были много светлее. – Но я полагаю, ты здесь проводишь далеко не каждую ночь. Ты взволнован, это очевидно. Может быть, тебе нужна помощь?

Великомученик Эрасти! Как же Александр ненавидел эти слова. Ему вечно предлагали помощь слуги, сестры, прочие родичи. Все, кроме не замечающей его матери... Сандеру едва сравнялось четыре, когда он в ответ на очередные причитания железным голосом произнес: «Я сам», потом это стало его негласным девизом. Но предложение ночного гостя отнюдь не казалось оскорбительным. Так же, как семь лет назад расспросы Романа. И Александр, удивляясь самому себе, вежливо ответил:

– Благодарю вас, сигнор[18], но помочь мне нельзя.

– Я не спрашиваю, можно ли тебе помочь, – засмеялся седой, – я спрашиваю, НУЖНА ли тебе помощь?