– Я ничего не понимаю.

– Я тоже, – Эмзар пожал плечами, – но у главаря ордена Ройгу имелся какой-то талисман, с помощью которого он погубил Варху и обитель Адены. Те, кто напал на нас, решили, что эта вещь находится в крепости. Глупо с их стороны. Даже погаси мы огонь, они бы внутрь не вошли, а были бы поглощены ройгианским заклятьем. Как я понял, снять его без талисмана может либо наложивший, либо Ройгу, когда войдет в силу, и, надо надеяться, Эстель Оскора. Я был бы куда спокойнее, если бы амулет и вправду был спрятан в Вархе, но, похоже, его взяли под Кантиску и использовали, вызывая Оленя. И... я бы не хотел знать, где эта вещь. Потому что ее и дальше будут искать здесь, а когда знаешь, всегда можешь проговориться...

Ройгианцы будут искать талисман, а наш неведомый противник – наши слабые места. И найдет, что самое печальное. Прошлый раз он начал с окраин, теперь, скорее всего, ударит в сердце. Сын Рене – хороший император, но, надеюсь, ты меня поймешь и не обидишься...

– Я понимаю, что ему далеко до отца, – тихо сказал Шандер, – а Белке до Эстель Оскоры. А Максимилиан думает не об Арции, и даже не о Церкви, а о себе. Эмзар, я не верю, что Феликс умер своей смертью, и меня бесит Ольвия Арройя... Но пока в Арции спокойно.

– И будет спокойно, пока жива правда о Войне Оленя, – вздохнул Эмзар, – будет очень, очень спокойно еще две или три ваших жизни, но не стоит себя обнадеживать. Зерна будущих войн уже брошены в землю.

– Что ж, ты меня не удивил, – жестко сказал таянский герцог, – война для меня дело привычное. Жаль, в магии я тебе не помощник.

– Ты сам сказал, что нужно делать лишь то, что за тебя никто не сделает. Таянцы умеют воевать, и, боюсь, это умение вам понадобится. Ты думал о том, как легко вас запереть за Перевалом?

– Не думал, – честно признал Гардани. – Перевал станет непроходим?

– Может, и так... Хотя я не чувствую этого, да и, – эльф заколебался, а потом все-таки произнес, – хозяйка Тахены всегда поможет дому Гардани. Вас могут предать люди, но не горы и не болота. А вот море, оно не подвластно никому... Скоро волны, как во времена моей юности, будут биться о Зимнюю Гряду. Но в этом нет злого умысла. Море и суша вечно спорят, и в этом споре не бывает победителей. Где-то вырастают новые острова, где-то тонут старые.

– А Эланд?

– Эланд обречен, так же, как и Гверганда, они уйдут под воду, но у людей будут годы, чтобы подыскать себе новые земли.

Эмзар немного помолчал.

– Мы не погасим Огонь, но это все, что мы сейчас можем. Нэо и Клэр прошлый раз принесли дурные вести и, боюсь, из нового похода привезут еще худшие.

– Куда они отправились?

– В Эр-Атэв и дальше, пройти путем старой легенды... Помнишь?

– Как же, письмо Майхуба... Он, кстати, исполнил все, что обещал.

– Да, – кивнул Эмзар, – атэвам можно верить. Если они дают слово, они его держат. Нужно чудо, чтобы они забыли клятву. Как и гоблины...

– Эмзар, – Шандер Гардани пристально посмотрел в лицо собеседнику, – мы знакомы шестнадцать лет. Для тебя это миг, для меня – треть жизни. Прости, но я буду говорить с тобой, исходя из последнего. Что ты хочешь мне сказать, хочешь и не говоришь? Рассказывай, я выдержу. Даю слово, что все останется между нами.

– Ты ошибаешься, Шани, – точеная рука эльфа легла на плечо человеку, – я не знаю никакой роковой тайны, а если бы знал, не стал бы таить ее от тебя. Думаю, Нэо, возвращаясь, не преминет заглянуть в Высокий Замок, так что новости ты узнаешь даже раньше меня. Я не пытался скрыть ничего, кроме своего настроения. Мне это не удалось... Я устал, Шани. Просто устал, но это бывает... О, а вот и твой юный спутник.

Стефан пад Уррик вошел в дверь с блаженным выражением, которое Эмзар не раз замечал на лицах смертных, попавших в обитель Детей Звезд, но на диковатом лице гоблина оно казалось особенно странным.

– Ты видел, Стену, Стефко? – улыбнулся Шандер.

– Да. Это... Это...

– Это – чудо, и это спасение для всех. А теперь я тебя огорчу. Утром мы возвращаемся.

– Но...

– Я сам думал задержаться на несколько дней, но началась война. Первый удар приняли на себя наши хозяева. Я оставляю здесь «Серебряных». Но две сотни клинков слишком мало, я отправляюсь за подмогой.

– «Зубры» тоже останутся, – не терпящим возражения голосом заявил Стефан. Юноша изо всех сил старался выглядеть спокойным, но в зеленых глазах уже полыхал огонь битвы.

«Молодость, – со щемящей нежностью подумал герцог, – молодость и уверенность, что с клинком в руке никакая напасть не страшна. С годами это пройдет...»

– Ты прав, Стефко, в этом деле наши народы должны быть вместе. А теперь пойдем к воинам. Нам предстоит им многое рассказать.

Юноша вздохнул, но перечить не стал, хотя ему смертельно хотелось остаться и поучаствовать в схватке.

...Они выехали на рассвете, хлебнув эльфийского дорожного питья. Герцога и сына гоблинского вождя сопровождали два десятка «Серебряных». Эмзар настаивал на полусотне, но Шандер полагал, что на них охотиться никто не станет. Король Лебедей все же отправил с гостями Норгэреля, способного, случись что, пустить в ход магию. Не понадобилось. Спустя кварту путники увидели Высокий Замок.

Герцогиня, узнав о возвращении мужа и сына от гонца, выехала навстречу. Объятий и поцелуев не было. Шандер и Илана на людях всегда были сдержанны, хотя редко кто на четырнадцатом году супружества смотрит друг на друга такими глазами.

– Что нового, кицюня[10]? – это словечко было единственным проявлением нежности, которое позволил себе Шандер.

– Все хорошо, – Илана чувствовала, что хорошего как раз мало, и именно поэтому улыбалась, – разве что Рыгор прислал письмо. Во Фронтере завелись какие-то безумцы.

– И что они натворили?

– Кричали, что Фронтера – пуп земли и нужно отложиться от империи. Рыгор их приструнил, а больше не случилось ничего...

– Ничего? – поднял бровь Шани. – Вот и отлично. Кицюня, я должен спросить у тебя одну вещь. Постарайся вспомнить, это очень важно.

Стефан, окинув смущенным взглядом мать и отчима, сделал попытку придержать коня, оставив их наедине, но герцог не позволил.

– Стефко, тебе нужно это знать. Как, впрочем, и многое другое. Ланка, дорогая, куда делась та дрянь, что висела на шее у Михая, когда его наконец убили?

– И все-таки я не понимаю, как можно стоять на краю беды и не делать НИЧЕГО, чтобы ее предотвратить.

– Брат, не лукавь! Ты задаешь вопрос, зная ответ. Чем сильнее страдания, тем громче мольбы о спасении, а чем громче и искреннее молитва, тем...

– Не надо повторять очевидное. Но к чему тогда вся эта ложь о Любви и Прощении? Пусть будет честен и толкнет Тарру в пропасть своей рукой, а не ждет, чтобы это сделали другие.

– Он не может. Он не причинил страдания ни одному живому существу. Он жаждет спасти всех, кто не причастен Злу и Гордыне.

– То есть готов погибнуть, не пошевелив и пальцем во имя спасения своего мира, своих близких, своей жизни? Кто будет смотреть, как убивают его детей, и не поднимет меч в их защиту? Спасать слизняков и осудить тех, кто знает цену Любви, Чести, Свободе?