Шериф сделал неудачную попытку сесть поудобнее в своем кресле с прямой спинкой, приятнейше улыбнулся и сказал:
– Повесим завтра их главаря, вот и будет время разделаться с остальными поодиночке.
* * *
Вскоре после этого беседа угасла сама собой. Хелот, Греттир и Гай вышли на улицу втроем и остановились возле ратуши. Каменный конный Георгий с копьем охранял городской колодец. Несколько женщин остановились с кувшинами, чтобы набрать воды, но увлеклись беседой, кивая в сторону виселицы, сооруженной загодя.
– А можно поглядеть на этого главаря? – спросил Хелот. – Столько разговоров, столько слухов… От благородного Греттира, сэр, я слыхал, что это настоящее чудовище. И как мне сомневаться в том, если кровопийцы едва не перерезали ему горло…
– Это правда, – согласился Греттир и, подумав, добавил: – Бой был жаркий.
– О, я думаю, один вооруженный рыцарь легко может справиться с шайкой каких-то оборванцев.
Лицо Гая осталось неподвижным. Он не стал тратить времени на пустые возражения.
В этот момент какой-то школяр или подмастерье весьма гнусного вида остановился возле троих собеседников, поглазел на них нагло и неожиданно разразился бранной тирадой, понося норманнов и тамплиеров и призывая на их головы всевозможные кары Господни.
Гай выхватил из-за пояса кинжал и, не говоря худого слова, метнул в школяра. Однако парень, юркий, как юла, успел увернуться и мгновенно скрылся за углом. Подобрав свой кинжал, Гай обтер руки об одежду и брезгливо сказал:
– Житья не стало от студентов.
– А вы их сажайте в тюрьму и вешайте, сэр, – дружески посоветовал Хелот.
Греттир вдруг быстро шагнул в темноту аркады, окружавшей ратушу. Приученные войной к постоянной бдительности, Хелот и Гай машинально последовали его примеру. Мимо них оживленно прошуршали две пышные дамы. Хвосты их туалетов подметали растоптанный снег мостовой. На лицах Гая и Греттира появилось одинаковое выражение отвращения.
– Хвостатые, как дьяволицы, – прошептал Греттир, осеняя себя крестом.
– Кто это? – поинтересовался Хелот.
– Леди Ровэна и леди Марион, – сказал Гай. – Не знаю уж, которая из двух глупее. Если бы они нас заметили, нас ждала бы медленная смерть. Кстати, леди Марион собирается в монастырь и напоследок пустилась во все тяжкие.
Дождавшись, чтобы опасность миновала, все трое направились в сторону Голубой Башни.
– Однажды оттуда уже был совершен побег, – спокойно рассказывал по дороге Гай. – Сбежал мальчишка браконьер. По мне, так вообще не стоило с ним возиться. Но здесь несомненно одно: поработали эти так называемые лесные стрелки. Больше некому.
– Вы думаете, здесь нет заговора или… – начал было Хелот.
Гай невесело рассмеялся:
– Бросьте, сэр! Парнишка настоящий варвар из местных жителей, дикое и примитивное существо, обреченное прожить в тяжких трудах и умереть в грязи и неведении. Кому до него дело? – Помолчав, он добавил: – Кстати, эти лесные стрелки не лишены остроумия: стражник, охранявший вход, убит моим собственным кинжалом.
– Вашим? – фальшиво удивился Хелот, но в его темных глазах засветился огонек.
– Да, – подтвердил Гай. – Я думаю, это оружие попало к ним в руки месяца за два перед тем.
– Какие негодяи! – пробормотал Хелот, внезапно ощутив легкий укол совести.
Голубая Башня имела четыре этажа, причем последний был надстроен совсем недавно. Она была сложена из необработанного булыжника, а название свое получила из-за крыши, выкрашенной в синий цвет. Верхние этажи были отданы под склад, на втором помещались казармы, а подвалы занимала городская тюрьма.
Три собеседника миновали охрану и оказались перед тяжелой дверью в подвал. Вниз уходила узкая винтовая лестница, скользкая от нечистот. Каменные стены как будто смыкались, грозя поглотить любого, кто осмелится пройти по этому тесному пути. Спускаясь вниз, Хелот то и дело задевал плечом замшелый камень и всякий раз ежился.
Внизу открылось просторное помещение с земляным полом и двумя желобами вдоль стен – для стока крови. Здесь стоял старый, устоявшийся гнилостный запах. Дыба, вся в пятнах крови, небольшая жаровня, сейчас холодная и вполне безобидная на вид, острые козлы и грузила, предназначенные для растяжения суставов, – вот, собственно, и весь пыточный арсенал Ноттингамской тюрьмы.
От сопровождающего Гай отказался; впрочем, стража и не настаивала: солдатам лень было прерывать игру в кости. Гай зажег факел, безошибочно отыскав его на стене, и дал его в руки Хелоту. Пламя высвечивало то низкий свод, то грязные стены, то высокий столик для писца, которому надлежало записывать показания преступников.
– Сюда, – сказал Гисборн и, пригнувшись, вошел в длинный коридор. Возле двери, забранной решетками, он остановился. Увидев посетителей, одинокий стражник, изнывавший от скуки, заворчал и поднялся с соломы, где было задремал.
– Встань прямо, скотина, – сказал ему Гай. На ленивой физиономии стражника явственно проступило недовольство. Гисборн ударил его по лицу перчатками. Хелот, который терпеть не мог стражников, невольно залюбовался.
– Открой, – велел Гай.
Стражник повиновался. Все трое вошли в маленькое, лишенное света помещение, откуда доносились запахи прелой соломы и человеческих испражнений.
Хелот поднял факел повыше и в углу, на грязной соломе, увидел Робина из Локсли. Его светлые волосы слиплись и в беспорядке падали на лицо. Руки были не скованы, а связаны так, что веревка впивалась в тело. Он сидел, прислонившись спиной к влажной стене камеры. При появлении посетителей Локсли только прикусил губу.
– Встань и подойди поближе, – приказал ему Гай.
Арестованный не шевельнулся. Небрежным жестом руки Гисборн подозвал стражника, зная, что тот все равно наблюдает. Голова в кожаном шлеме нехотя всунулась в дверь.
– Чего?
– Объясни этому мужлану, что от него требуется.
– Это мигом, – сказал стражник. Он вразвалку подошел к Робину, несколько раз ударил его и поднял за шиворот.
– Куда его? – спросил стражник.
– Сюда, ко мне, – ответил Гай.
Стражник швырнул арестованного Хелоту в ноги. Локсли молчал и не сопротивлялся – берег силы. Он остался лежать неподвижно лицом на каменном полу. Ухмыляясь, стражник пнул его в бок, затем схватил за подмышки и поставил на ноги.
– Ежели понадоблюсь, позовете, – произнес он, удаляясь.
Теперь ясные серые глаза Робина остановились на детском лице Греттира. Разбитые губы знаменитого разбойника зашевелились.
– Я узнал тебя, щенок, – сказал Робин хрипло. – Зря я тебя не повесил тогда… – Он скверно улыбнулся.
Хелот, ощутив, что Греттир оскорблен до глубины души, сжал в темноте руку юноши.
– Гай Гисборн пожаловал собственной персоной, – продолжал Робин. – А вот кто третий? Свет бьет меня по глазам, я плохо вижу…
– Мы здесь не для того, чтобы ты разглядывал нас, смерд, – проговорил Хелот. – Мы сами пришли посмотреть на тебя.
С этими словами он опустил факел пониже и обратился к своим спутникам:
– Посмотрите, господа, на эти колени. О, ноги – великий предатель! Как они дрожат, высокочтимые господа! Приятно поглядеть, не так ли?
Локсли действительно вздрогнул, как от удара.
– Врешь, – еще более хрипло сказал он. – Не дрожат у меня колени.
Хелот сунул факел ему под нос.
– Зря ты надеешься на своих бандитов, – заявил он. – Им тебя не выручить. Клянусь девственностью святой Касильды, здесь ты и подохнешь. – После чего обернулся к Гаю Гисборну. – Сэр Гай, не было бы более осмотрительно заковать его в цепи? Веревки не кажутся надежными, когда речь идет о таком преступнике.
– Да, это была оплошность, – согласился Гай и крикнул: – Стражник! Разбойника в цепи!
В этот момент Хелот незаметно отстегнул от пояса кинжал. Гисборн двинулся к выходу, плохо видя в темноте и глядя лишь на узкую полоску света, сочившуюся в полуоткрытую дверь. Хелот подтолкнул Греттира и еле слышно шепнул:
– Сделай так, чтобы Гай подождал меня в камере пыток.