– Послушай, киса, я все равно не уступлю. Так что привыкай...
Жизель прошла в гостиную, не удостоив его взглядом.
– Жизель, лучше сразу смирись. Я не намерен потакать капризам какой-то кошки. Эта еда ничем не хуже, чем та, к которой ты привыкла, и намного для тебя полезнее.
Жизель вспрыгнула на кресло, единственное в комнате; она ни разу не посмотрела в его сторону, всем своим видом выражая холодное презрение.
"Ну и прекрасно, – сказал себе Бен. – Не голодать же мне только из-за того, что моя кошка не желает есть". Он открыл холодильник и, осмотрев его содержимое, не обнаружил ничего такого, что подходило бы под определение "классический завтрак". Зато имелась уже открытая вьетнамская картонка.
Почему бы и нет? "Ри Ле" был лучшим рестораном в Тулсе, и даже на третий день их продукты не портились.
В тот момент, когда он вынимал из микроволновой плиты курицу с орехами, зазвонил телефон.
– Да?
– Босс, это Джонс. Вы прочли сегодняшнюю газету?
– Нет. Ты полагаешь, я уже приучил Жизель приносить мне по утрам газеты?
– Господи, босс... Взгляните на первую страницу. Прошедшей ночью ФБР арестовало женщину по подозрению в убийстве.
– И чего же ты от меня ждешь? Хочешь, чтобы я помчался в тюрьму и вручил ей мою визитную карточку? Послушай, Джонс, я знаю, что ты ждешь не дождешься, когда я выплачу тебе жалованье, но...
– Это не просто женщина... – перебил Джонс. – Босс, посмотрите газету.
Бена охватило нехорошее предчувствие. Он пробормотал:
– Да, да, сейчас взгляну.
Положив трубку, Бен направился в прихожую, открыл дверь и поднял с пола утренний выпуск местной газеты "Мир Тулсы". Все верно, на первой полосе помещался материал об убийстве. На месте преступления была арестована женщина, обвинявшаяся в убийстве человека, который, как сообщала газета, являлся членом преступной группировки, занимающейся контрабандой наркотиков из Южной Америки.
Помещенная под заметкой фотография не оставляла ни малейших сомнений: длинные, чуть рыжеватые волосы, лицо в веснушках, желтый костюм...
Это была Кристина!
* * *
Дорогу из федерального суда в тюрьму, расположенную на углу Четвертой улицы, Бен знал настолько хорошо, что мог бы проделать этот путь с закрытыми глазами. Последний год он был здесь частым посетителем – с того времени, когда его выставили из юридической фирмы "Рейвен, Такер и Тибб". Так и не подыскав себе работу в другой фирме, Бен открыл свою собственную, но вскоре понял, что найти клиентуру не так-то просто, особенно когда у тебя нет полезных знакомств, личных контактов и, что хуже всего, денег. Бен отказывался от рекламы, он считал, что к подобным методам привлечения клиентов прибегают лишь адвокаты самого низкого пошиба.
Он арендовал небольшой офис в нижней части города, на Северной стороне, – не самое удачное место для адвокатской конторы, но ничего лучшего он себе позволить не мог. Его адрес был напечатан в адресной книге города, и он приступил к работе, что означало в основном ведение бракоразводных процессов, взимание долгов со злостных неплательщиков. Случались и мелкие уголовные дела. Постепенно его клиентура увеличивалась, однако шансы пробиться к серьезному делу, благодаря которому он мог бы приобрести известность и, работая на крупные юридические корпорации, получал бы большие гонорары, по-прежнему оставались ничтожными.
Бен открыл дверь из пуленепробиваемого стекла, ведущую во внутренние помещения тюрьмы.
Во внешнем офисе службу в этот день нес Лестер Боггс, среднего роста человек с редеющими черными волосами и огромным животом – результат многолетнего сидения за письменным столом. Форма шерифа и кобура с револьвером придавали ему до крайности нелепый вид.
Надо бы запретить подобным типам носить оружие, тем более что Лестер едва ли когда-нибудь вынимал свой револьвер из кобуры, подумал Бен.
– Доброе утро, Кинкейд. – Лестер оторвал взгляд от черно-белого экрана, позволявшего наблюдать за всей территорией тюрьмы.
– Привет, Лестер.
– Ты пришел внести залог за тех двух пьянчуг, которых мы подобрали прошлой ночью на Озадж-авеню?
Бен откашлялся, расправил плечи; ему хотелось, чтобы слова его прозвучали веско и убедительно. Врать он не любил и не умел.
– Я пришел, чтобы увидеть Кристину Макколл. Я представляю ее в суде.
– Да что ты говоришь! Рад за тебя. – Лестер удивленно поднял брови. – Убийство, связанное с наркотиками. Ты делаешь успехи.
– Мы с ней друзья. Нельзя ли выпустить ее под мою ответственность, как ты полагаешь? У меня с собой удостоверение союза юристов.
– Боюсь, это невозможно. Необходимо внести залог.
Лестер открыл ворота, за которыми находилось внутреннее отделение тюрьмы и камеры заключенных. Он повел Бена по длинному коридору с цементными стенами. Их шаги гулко разносились в тишине. Кожаные сапоги Лестера жалобно поскрипывали под его необъятными телесами. Двери камер были зарешечены толстыми металлическими прутьями, из камер их окликали неопрятные, на редкость отталкивающего вида личности, но Бен старался не обращать на них внимания. Из камер воняло перегаром, мочой и блевотиной. Бен задержал дыхание; он боялся, что его стошнит от этого зловония. Наконец Лестер остановился у одной из последних камер по левую сторону и отпер дверь.
– Пятнадцать минут, – сказал он.
– Я знаю порядок, – ответил Бен.
– Послушай, я, конечно, не должен этого делать, но, если хочешь, я могу сунуть твою визитную карточку тем двум пьянчугам.
– Нет, спасибо, не надо. Мне сейчас не до них.
Бен вошел в камеру. За ним с лязгом захлопнулась дверь.
Кристина лежала на железной койке. Камера была совсем крохотная – пять на шесть футов. Раковина и унитаз без крышки служили единственным украшением этой конуры.
Кристина с трудом подняла веки.
– Бен, это ты? – Она села, протерла заспанные глаза.
– Это я, Кристина, – сказал Бен.
– Слава Богу.
Она медленно поднялась с койки, пошатываясь, прошла к раковине и ополоснула лицо холодной водой. Выглядела она ужасно: на ней был тот же желтый костюм, в котором ее арестовали; на чулках – широкие дорожки спущенных петель; длинные волосы растрепались; все лицо – в черных потеках от туши.
Бен посмотрел на край ее койки.
– Так что же произошло?
Кристина села напротив него. Немного помолчав, сказала:
– Бен, я никого не убивала. Ты ведь об этом спрашиваешь?
– Я и сам знаю, что не убивала. Как ты вляпалась в это дерьмо?
– Трудно объяснить... Я тебе уже говорила, что у меня была назначена встреча с Тони Ломбарди. Он опаздывал, его задержали дела.
– А его дела – продажа наркотиков?
– Они мне об этом сказали.
– И за все время общения с ним ты ни разу не заметила ничего подозрительного?
– Нет, ни разу. Тони говорил, что он занимается импортом и экспортом.
– По крайней мере, он не лгал. Ты хоть раз видела, что он ввозил в страну?
– Да, видела. Попугаев.
– Попугаев?
– Редких южноамериканских попугаев. Говорят, они ужасно дорогие.
– Южноамериканские? Можно себе представить. – Бен провел по губам кончиком ручки. – Так что же все-таки произошло?
Кристина сжала пальцами виски.
– По правде говоря, Бен, я помню все очень смутно... Я получила от Тони записку, в которой говорилось, что он задерживается. Он просил приехать к нему домой. Я приехала, его еще не было. Я включила телевизор, налила себе выпить и стала ждать. И видимо, заснула. А когда проснулась, было два часа ночи и на полу лежал Тони, весь... ему снесло полчерепа.
– Да, представляю, что тебе пришлось пережить.
– Да... пережить... И вот я... Я, как заправский сыщик, начала все обследовать, оставляя повсюду отпечатки своих пальцев, и тут ворвались ребята из ФБР.
– А ты не сохранила его записку?
– Нет. Выбросила ее в корзину для мусора.
– Записка была от Ломбарди?