Едина просьбишка малая бысть у князя Глеба, дабы покаялся брат его нечестивый во грехах тяжких, но отвергаша Константин во гордыне бесовской все мольбы жаркия и повелеша князь Глеб, повинуяся свому сердцу доброму, дати тому седмицу на раздумье, а дабы диавол не смущаша, отвели Константину по княжому повелению комору просторну, в коей чисто и тепло бысть. Сам же княже Глеб брата своего не забываша и ежеден заходиша к тому, дабы помолитися вместях за спасение его души многогрешнай.

И бысть тут Константину муки тяжкия, и глад, и хлад. И терзаша его тело белое нещадно князь Глеб, аки злобный дух. И жег его железом каленым, и прутья втыкаша, и иное непотребство чиниша. А услыша глас откровения с уст отца Николая, кой к милосердью взываша неустанно, повелеша гвоздьми в шесть вершков длиной прибити оного слугу Божьего к стене. И распяша слуги Глебовы отца Николая аки Христа, и вбиша четыре гвоздя. По одному в длани, коими он мучителей своих благословил с покорством, и по одному — дабы он и ступити не возмог. Но бысть ангелы светлые о ту пору близ распятого и, слезу ему горючую утираша, молили — терпи, отче, како сам Христос терпел оное.

Для меня представляется загадочным и тот факт, который, правда, фигурирует далеко не во всех летописях, но по здравому размышлению, скорее всего, и впрямь имел место в действительности. Заключается он в следующем: почему Глеб не убил Константина сразу же, едва тот оказался в его власти. Возможностей было хоть отбавляй, но, тем не менее, он оставляет брату жизнь.

Вывод напрашивается сам собой: ему что-то от него было нужно. Гадать, что же именно, можно бесконечно долго, однако простая логика подсказывает три возможных варианта. Наиболее вероятен первый. Под предлогом судилища над князем-братоубийцей Глеб хочет созвать в Рязань юных княжичей, оставшихся без отцов, и продолжить кровавую расправу.

Известно, что он действительно послал гонцов к князю Ингварю, сыну погибшего Ингваря, но тот из-за болезни задержался с приездом.

Второй допустимый вариант: шантажируя семьей, заставить Константина публично покаяться перед казнью на площади в братоубийстве и тем самым окончательно обелить свое собственное имя в глазах жителей Рязани и перед соседями-князьями.

Третья версия наименее реальна, хотя так же, как и две предыдущих, имеет свое право на существование.

Вполне вероятно, что каких-то определенных успехов в области создания того же огнестрельного оружия гениальный мастеровой Михалка уже добился, и князь Глеб хотел все это узнать. Но при чем тут его брат? Не проще ли и логичнее взять того же Михалку к себе на службу, тем более что все люди Константина после пленения своего господина были вынуждены еще в Исадах перейти к рязанскому князю.

Словом, историки, которые выдвигают эту гипотезу, на мой взгляд, не в полной мере вникли в обстановку того времени и слишком преждевременно сделали поспешные неубедительные выводы, изрядно отдающие недопустимой легковесностью.

Что же касается пыток, коим подвергался князь Константин, равно как и отец Николай, то они, я думаю, были, прежде всего, моральные, в виде различных угроз. Во всяком случае, трудно поверить в то, что князь Глеб, как говорится в одной из летописей, жег своего брата раскаленным железом и приказал распять несчастного священника, от которого ему и вовсе ничего не требовалось. Может, что-то и было, но это как раз тот случай, когда недобросовестные летописцы раздули из мухи слона, побуждаемые негодованием, основанным в первую очередь на профессиональной солидарности, ведь мучили такого же, как они сами, слугу Божьего.