Борис не сводил с меня глаз, пока я ковырялся в своей памяти.

– Ну что? – спросил он.

– Я вспоминаю нашу с ним первую встречу. Что-то было. Он был чем-то обеспокоен.

– А Валери слышала то, что он говорил?

– При чем здесь Валери?

Борис пронзил меня долгим взглядом, затем посмотрел на опустевшую бутылку и вздохнул:

– Ты не понял еще самого главного.

– А что я должен понять?

– Ты рассказывал мне о своей первой встрече с адвокатом, ну там, на даче, когда вы жрали холодную баранину и ты набил морду картавому, помнишь?

– Еще бы!

– Как адвокат отнесся к убийству Алексеева?

– Сказал, что картавый немного перестарался.

– И ты этому поверил?

– В тот момент я вообще ничему не верил и был на взводе, готовый к смерти, к побоям и к пыткам.

– Ну давай помозгуем, прикинем все логически. Картавый должен был обеспечить твой приезд в Куляб. Так?

– Так.

– А что он делает? Рискуя сорвать всю операцию, подставляет тебя, вешает на тебя труп Алексеева. Зачем? Ради чего?

– Ну, предположим, ради того, чтобы я не дергался, не пытался заявить в милицию или сбежать.

– Что ты! Что ты! – закричал Борис. – Бред! Таким варварским способом пресечь твой возможный побег? Зарыть в землю курицу, чтобы ее не сожрал хорек? Нет логики! Если я правильно понял твой рассказ, то ты чудом не попал в руки милиции, а произойди это – картавый вместе с адвокатом выложили бы не один «лимон», чтобы тебя оттуда вытащить.

– Зачем же он убил Алексеева? – спросил я, понимая, что Борис, в отличие от меня, неплохо овладел законами элементарной логики. – А может быть, в этом и не было никакого смысла? Может быть, мы имеем дело с психически нездоровым человеком, маньяком? Для него убить человека – удовольствие, от которого он не отказывается при любом удобном случае.

Борис снисходительно посмотрел на меня.

– О чем ты, касатик? Маньяк, нездоровый человек… Да если бы он был психически больным, то резал бы вас налево и направо, не думая ни о кокаине, ни о чем-либо другом. Нет, он хитрый, умный и абсолютно здравомыслящий человек. Намного более здравомыслящий, нежели мы с тобой.

– Так в чем же смысл? – снова спросил я. – Если ты знаешь, то не трави душу.

– Знать – не знаю, но догадываюсь. Картавый и твой высокоморальный покойный Алексеев – звенья одной цепочки. Я думаю, что картавый, используя боевиков, дачу и кишлачный дом в приграничной зоне, отвечал за переброску груза из Афгана до Куляба. Из Куляба до Душанбе, – возможно, кто-то еще. Алексеев обеспечивал бестаможенный проход груза на военный борт и отправлял его дальше.

– В это трудно поверить, – признался я.

– Мафия, – обобщил Борис и развел руками. – Плюс коррупция в объединенном командовании. Единой армии там нет, а представители национальных министерств обороны в Таджикистане снимают с себя ответственность за неблаговидные поступки и преступления. Об этом уже давно пишут всякие скандальные газетки, а ты столкнулся, как говорится, воочию. С чем тебя и поздравляю.

– И все-таки я не понимаю, зачем картавому понадобилось убивать своего сообщника.

– Локтев сказал, что за Алексеевым уже долгое время наблюдали люди из контрразведки. Я думаю, что сам Алексеев не мог не догадываться об этом. Видимо, ты встретился с ним именно в то время, когда он был уже готов расколоться и прийти в военную прокуратуру с повинной. Он говорил тебе про какую-то мразь и чистую воду?.. В этих пьяных словах и заключались ответы на многие вопросы, с которыми ты потом столкнулся. И эти же слова дошли до слуха картавого. Алексеев вел себя неосторожно, и мафия свела с ним счеты, навеки закрыв ему рот.

– Жаль, что тебя вовремя не оказалось рядом.

– Я оказался рядом как раз вовремя, – напомнил Борис. – А если бы опоздал, твой трупик истлевал бы сейчас на берегу бурноводного Пянджа.

– Мой и Валери, – поправил я.

Борис поднял указательный палец вверх и выждал паузу:

– Погоди, милок, не гони лошадей. И в этом вопросе ты пребываешь в глубоком замешательстве. Вот налил бы ты мне еще стаканчик, я бы тебе такое рассказал, от чего волосы не то что дыбом встанут, а сразу выпадут.

Признаюсь, Борис посадил меня на крючок, и мне пришлось идти на кухню и доставать из шкафа последнюю бутылку мадеры.

– Есть такая поговорка: язык мой – враг мой, – сказал Борис, внимательно изучая этикетку на бутылке, словно видел ее первый раз в жизни. – Марочное, Массандра, шесть медалей. Три года выдержки. То, что нужно. А ведь наверняка же из наших виноградников, а? Здесь ягодка росла, впитывала солнце, затем гроздь срезали и грузовиком – в Массандру. Там в бочки и в подвалы. Потом разлили, разбутери…лирировали… Черт, язык заплетается! Короче, закачали в бутылки и снова привезли сюда, на родину. Круговорот вина в природе!

– Борис, ты пьян, как свин.

– Я знаю. Не перебивай, я говорю умное вступление! – Он принялся откупоривать бутылку, и я понял, что если он выпьет ее до дна, то не сможет рассказать то, что хочет.

Я осторожно взял бутылку из его рук.

– Ты обещал мне что-то рассказать.

– Да! – хлопнул он ладонью по столу. – Я обещал сообщить тебе пренеприятнейшее известие. Но сначала вопросы. Первый: кто, кроме тебя, слушал пьяные откровения Алексеева?

Я пожал плечами.

– Бармен мог подслушать. Он приносил нам коньяк.

– И все?

– Может быть, люди за соседним столиком?

– И все?!

– Этого мало?

– А Валери?

Я хлопнул себя по лбу.

– Естественно, Валери. Она же сидела вместе с нами.

– Она была все время с вами?

– Ушла, когда мы напились до чертиков.

– Куда ушла?

– В номер, наверное.

– В номер! – передразнил Борис. – А я бы проверил и знал бы точно. Вопрос второй. Ты мне рассказывал, как Глеб преспокойно отправлял горячо любимую сестрицу с малознакомыми мужиками в опасное путешествие и при этом почти не волновался.

– Да, меня это удивило.

– А потом это удивление повесил, как макаронины, себе на уши… Касатик ты мой, если чему-либо в жизни удивляешься, то докопайся до истины, а не можешь – не удивляйся ничему. Мы удивляемся в первую очередь именно отсутствию логики. Это первый сигнал, первый звоночек, который включает наш мозг, и по этому сигналу люди с мозгами начинают искать истину. А ты удивляешься, как курица собственным яйцам… Так чем мы можем объяснить столь неординарное поведение Глеба?

– В самом деле, чем?

– Дай сюда, Сократ! – Борис отобрал у меня бутылку и скальпировал пробку. – Чем можно объяснить тот факт, что у тебя дома я вечно напиваюсь, как таракан?

– Тем, что ты любишь это дело.

Борис поморщился.

– Тупица! Троечник! Я никогда не пью дома, не пью на пляже в сезон, не пью в городе. А у тебя нажираюсь. А все потому, что я абсолютно уверен – ты не оставишь меня в беспомощном состоянии и, как ангел-хранитель, оградишь от всех земных бед.

– Спасибо за комплимент.

– Это не комплимент. Это я заставляю работать твои жалкие мозговые извилины и подвожу тебя к выводу.

– Что-то никак не подводится.

– Ладно, – махнул рукой Борис и посмотрел на меня как на обреченного больного. – Вопрос третий. Точнее, не вопрос, а факт. В Москве, когда ты пил пиво во Внукове, я отлучился на полчаса, помнишь?

– Помню.

– А отлучался я в диспетчерскую, где при помощи банальной взятки мне выдали нужную информацию по авиапассажирам аэропорта Шереметьево-два.

– И какую же информацию тебе дали?

– А такую! – Борис наконец отпил мадеры, несколько мгновений прислушивался к ее вкусовым качествам. – Информация для размышлений. В полетном списке до Лимы, помимо прочих, значились граждане Арикян Валери Августовна, Ликявичус Глеб Роменович и… – Борис сделал многозначительную паузу, – и некий Арикян Алексей Новикович.

– Кто?! – не поверил я своим ушам.

– Арикян Алексей Новикович, – повторил Борис. – Похоже, ты где-то слышал имя этого человека?

– На штампе, в паспорте. – Я тер пальцами лоб с такой силой, что едва не дошел до черепной кости. – В паспорте Валери! Это ее бывший муж, с которым она в разводе. Совершенно точно – Арикян Алексей Новикович.