Ошеломленный, напуганный, я глядел в лицо Мерриту, надеясь увидеть там доказательства того, что он блефует.

– Не существует…

Прежде чем я успел договорить, его клинок резанул горло юноши, и Меррит отбросил бездыханное тело на землю.

– Я получу слово. Ты не удержишь меня.

– Скотина! – Я бросился на него со всеми силами, которые во мне остались, наносил удар за ударом, кровь заливала мне лицо, мешая смотреть, я забыл об осторожности. Через несколько минут Меррит бежал, спасая свою жизнь… нельзя было позволять ему бежать. Он добрался до вершины холма, где находился Нестайо, совсем мальчишка, который сражался не больше месяца.

– Нестайо! Не подпускай его! – закричал я, увидев, как Меррит берет за плечо ничего не подозревающего мальчика. Нож оказался у его горла, прежде чем он понял меня. – Дитя Вердона, Меррит! Не делай этого!

– Тогда скажи слово! – прокричал он с вершины. – Ты закрыл Ворота для человеческой плоти, но я пройду! Я освобожу Безымянного бога, чтобы он смог отомстить тем, кто запер его в начале времен. Я сделаю это. Не ты. Не Викс. Не…

– Слова не существует, Меррит. – Я взлетел на вершину и приземлился в нескольких шагах от него. – Нет никакого заклинания. Ворота открыты. Боги ночи, отпусти мальчика. Он ни в чем…

– Ты лжешь, демон! – И тело Нестайо тоже упало на землю, заливая ее кровью.

Я был готов убить Меррита на месте. Но не успел Нестайо упасть, как с другой стороны на вершину поднялся Дрик. Он увидел тело Нестайо и как я надвигаюсь на Меррита.

– Не подходи! – кричал я. – Он убил всех остальных! Ради тебя самого, Дрик, не подходи к нему.

Пока я пытался остановить Дрика, Меррит спрыгнул вниз в толстый слой золы и поехал вниз по склону, кровь текла у него из раны в животе, нога была разрезана до кости, его лицо побелело от ярости. Я прыгнул за ним. Один удар, и я избавлю мир от гадины. Но Дрик опередил меня и оказался между мной и Мерритом, его меч вонзился между моими ребрами. Я быстро отскочил назад. Мне показалось, что мои легкие разрываются, и все-таки я пытался поймать ветер, чтобы добраться до Меррита, однако Дрик был слишком близко. Его меч яростно обрушился на меня.

– Проклятый демон! Ты убил их всех!

Этот упрямый мальчишка не отступит, я оттолкнул его. Мои руки налились свинцом, из бока текла кровь, я ощутил, как ледяное пламя разливается у меня по спине.

– Мы умрем вместе, демон! – выдохнул падающий Меррит. Ненависть выливалась из него вместе с кровью изо рта.

Я отшатнулся от них обоих, стараясь удержаться на ногах и вывернуться так, чтобы выдернуть из спины копье. Мне становилось хуже с каждым мигом. Дрик переводил взгляд с Меррита на меня, не зная, с чего начать, прикончить сперва меня или помочь другому Смотрителю.

– Не подходи к нему, – прохрипел я, выдергивая из спины железный наконечник и чувствуя, как река крови заливает спину. – Ради всех богов, поверь мне, Дрик. Он убил твоих друзей и меня. – Я хотел поднять меч, но не смог.

Дрик подбежал к Мерриту.

– Я вытащу тебя, брат. Ты сильно ранен?

Когда он опустился на колени перед Мерритом, тот вытянул руку, положил ее на меч юноши и превратил его в длинный кинжал.

– Осторожно! – закричал я… Слишком поздно. Меррит всадил кинжал в живот юному Смотрителю и перекатился на бок.

– Я отомщу как смогу, Сейонн. Мир еще долго будет помнить эту ночь. Твоя жена будет винить во всем тебя, а рей-киррахи доберутся до остальных эззарийцев. – Меррит захохотал, вместе с чудовищным смехом из его рта поднимались кровавые пузыри. – Ты открыл проход. Скоро Безымянный будет свободен. Он изменит мир, превратив его в сплошной страх, кровь, огонь и безумие. – Он указал на меня трясущимся пальцем. – И никто никогда не узнает правды. Они всегда будут считать тебя Воплощением Мерзости.

У меня осталось достаточно сил, чтобы сделать три шага, поднять меч и снести хохочущую голову Меррита. Потом я упал рядом с Дриком. Мир вокруг кружился и пульсировал, руки и ноги уже онемели. Мальчик не двигался.

Ах, Вердон милосердный. Осталось столько несделанного. Я уже ничем не мог им помочь, но оставалось одно, что я был обязан сделать для них, даже если бы твари нижнего мира пришли и начали заживо обгладывать мои кости. Я как мог начал погребальную песню, постепенно возвышая свой голос, нет, голос Денаса, потому что он был чистым, мелодичным, он пел, произнося слова с таким чувством и так выразительно, как я никогда бы не смог. Он пел о Кьоре, Дрике, Тегире и Нестайо, о Блезе, погруженном в пучины безумия, о моем сыне, обо всех остальных, кому придется разделить его участь… и об Исанне, которая уже должна знать, что ее Смотрители погибли. Я спел все слова. Даже Фионе не к чему было бы придраться.

– Прости меня, Дрик. Мне так жаль, – прошептал я, закончив пение, и перевернул юношу на спину… Он еще дышал. Медленно. С трудом. Его глаза широко открылись, моля жизнь не покидать его здесь, на краю темноты и пустоты.

– Боги неба и земли! Упрямец… Я тебя уже отпел, а ты остался жив.

Дрик слабо зашевелил губами, его лицо приобрело осмысленное выражение.

– Мастер?

– Я здесь, Дрик, – отозвался я, стараясь улыбнуться ничего не чувствующими губами. – Это я. Если ты продержишься еще немного, то и я продержусь. Давай… – Я переложил его руку себе за плечо и попытался встать на ноги. Не вышло. Взял копье, все еще испачканное моей кровью, и превратил его в деревянный посох. Опираясь на него, я сумел-таки подняться, надеясь, что мышцы у меня на спине еще немного продержаться и не порвутся от усилия.

– Ты должен позвать Айфа, – выдохнул я, ставя его на ноги. Мы оба опасно раскачивались. – Я не смогу. Скажи ей… просто скажи: «Айф, гиат!» Она поймет. – Слово значило «поставь Ворота как можно ближе ко мне». У нас с Исанной был свой собственный язык специально для тяжелых случаев.

Дрик успел произнести слова, прежде чем провалился в беспамятство. Но он не был мертв, когда появились Ворота… не совсем мертв.

– Ступай. – Я протащил его несколько шагов. – Выздоравливай. Живи. – Мягко вытолкнув его через серый прямоугольник, я упал на колени, стараясь вдохнуть последний раз перед тем, как мир исчезнет вместе со мной.

Вердон правил лесами, пока не устал, потому что эта часть его была смертной. Но Валдис любил отца, и он даровал ему бессмертие, чтобы тот правил вечно.

Потом Валдис построил волшебную крепость, удобную и красивую, но все-таки тюрьму. Валдис не хотел убивать вторую половину отца, он просто запер ее в этой крепости. И он отнял имя у этой части и уничтожил его, чтобы никто и никогда не смог снова произнести его. Он сказал, что, если кто-нибудь отопрет крепость, мир погрузится в хаос, огонь и смерть. Тогда придет последний день, День Конца.

Это история Вердона и Валдиса, так она была рассказана первым эззарийцам, когда они пришли в леса.

Когда закрываются Ворота Айфа, одержимая жертва уже не страдает от ран, которые получил в битве демон. Рана на спине от копья, рана от меча между ребрами и все остальные отметины, полученные мною этой ночью, исчезли, когда я очнулся утром, серым и неподвижным. Сам же я был измотан до предела. И, как и раньше, моя голова раскалывалась так, словно битва происходила прямо в ней. Глаз под повязкой пульсировал, сердце истекало болью от того, что случилось, и от того, что еще должно было произойти. Моя жена собирается убить меня. И я ничего не могу сделать с этим.

Эззарийцы становятся трусливыми, когда им приходится самим исполнять вынесенный приговор. Они с легкостью произносят слова «жизнь», «смерть», «безумие», когда речь идет о жертвах демонов, найденных где-то, но когда дело касается их самих… Детей, рожденных захваченными, как мой сын, просто бросают в лесу неподалеку от волчьих логов. Если боги захотят, чтобы они жили, говорим мы себе, они останутся живы. Но боги создали волков, чтобы поедать такие лакомые кусочки плоти. Когда мы находим крошечные обглоданные косточки, мы говорим, что боги убили этих детей, а вовсе не мы. Захваченный Смотритель представляет другую проблему. Если его нельзя излечить, что остается королеве? Его нельзя и оставить в живых, ведь он знает все о нашей жизни. Могучий маг и отличный боец может заразить других своим безумием. Он конечно же должен умереть, но какой эззариец, поклявшийся защищать жизнь, сумеет заставить себя умертвить его веревкой или мечом?