– В данный момент, – пробормотал я, вынимая «пистолет» из бака и укладывая его в гнездо в колонке, – странным мне кажется то, что после заправки полного бака еще осталось место как минимум на ведро бензина… Так что вы говорите?
Профессору не понравилось, что я так невнимательно его слушаю.
– Да оставьте вы свою бензоколонку! – зашипел Курахов, оттаскивая меня за руку подальше от машины. – Слушайте сюда! Девчонку надо гнать отсюда в три шеи! Мы с ней вляпаемся в очень дурную историю и завалим свое дело.
– С чего вы так решили?
– Она контрабандистка! Я уверен, что она таскает в своей сумке наркотики. Прогоните ее!
Я сначала посмотрел на профессора с недоверием. Потом мне показалось, что в его словах есть резон.
– Хорошо, я попробую, – согласился я.
– Будьте так любезны.
Мы вернулись к машине. Лада смотрела на нас из-за приоткрытого окна и стреляла косточками черешни. Курахов тяжело вошел в сиденье, отчего машина качнулась на рессорах. Я поманил Ладу пальцем:
– Выйди на минутку!
Девушка выскочила из машины, словно только этого и ждала. Мне показалось, что она мгновение колебалась: брать с собой сумку или нет, но все-таки оставила ее в салоне, а дверь за собой не прикрыла.
Я отвел Ладу на несколько шагов от машины.
– Ты меня, конечно, извини, – сказал я, глядя по сторонам, чтобы нечаянно не встретиться с ней глазами, – но будет лучше, если ты вернешься в Судак.
– Понятно. Это не ты придумал. Это тебе внушил наш занудистый профессоришка. Я ему не нравлюсь. Я оскорбляю его нравственность, да?
– Ты глупая девчонка! У меня отобрали права. На ближайшем посту ГАИ машину остановят и поставят на штрафную площадку. А дальше все будет очень скучно и прозаично: мы поедем на поезде, скорее всего, в душном и грязном плацкартном вагоне.
Лада, прикрыв глаза, отрицательно покачала головой.
– Твою машину не остановят и не поставят на штрафную площадку. Потому что ее поведу я.
– Что? – поморщился я. – Ты хотя бы велосипед когда-нибудь в жизни водила?
Лада решила сразить меня наповал. Она достала из нагрудного кармана пластиковую карточку международных прав на все категории транспортных средств и показала мне. Я плоско пошутил:
– Это тебе положено иметь по долгу службы?
– Отгадал!
– Купленные?
Не отвечая, Лада круто повернулась и быстро пошла к машине. Не сомневаясь в ее намерениях, я крикнул:
– Эй, пожалей тачку!
Лада быстро села за руль, захлопнула дверь, и в то же мгновение «Опель», выбросив из-под колес фонтан гравия, сорвался с места. Несколько секунд он набирал скорость, напоминая снаряд, летящий над самой землей, затем, подняв тучу пыли, волчком развернулся на месте и с победным визгом кинулся в обратную сторону. Я едва успел отскочить в сторону, как машина промчалась мимо меня, обдав горячим ветром и пылью. Не снижая скорости, она слетела с дорожного полотна, проскочила между колонок, снова развернулась на месте и закончила бешеную скачку, замерев передо мной в нескольких сантиметрах.
Профессор вывалился из машины первым. Ничто так не деформировало его лицо, как страх. Вытирая лоб платком, он быстро подошел ко мне, словно искал защиты, повернулся к машине и скомканно произнес:
– Как вы могли! Вы видели, что она… Вы соображаете?..
– Педаль тормоза немного проваливается, – сказала Лада, выходя из машины и поигрывая ключами.
– Я знаю, – ответил я и прокашлялся. – Ты где научилась самоликвидации, авантюристка?
– В школе-студии каскадеров «Синема-трюк».
– Лучше бы нормально училась в средней общеобразовательной школе, – проворчал профессор, заталкивая платок в задний карман брюк.
– Машину поведет Лада, – твердо решил я. Не было смысла объяснять профессору, что намного проще оформить доверенность на имя Лады, чем бросать машину и ехать поездом.
– Вы поставили меня в безвыходное положение, – сказал он. – И, к сожалению, мне ничего другого не остается, как терпеть ваши выходки.
Лада нормально вела машину, у меня претензий к ней не было. Но объезжать по деревенским «нычкам» пост ГАИ, который находился на въезде в Симферополь, она отказалась наотрез, убеждая нас, что все обойдется.
По закону подлости нас тормознули тотчас же, как мы поравнялись с постом. Мы с профессором одновременно и невнятно выругались. Девушка послушно включила поворотник и съехала на обочину.
– Сиди и не дергайся, – посоветовал я, положив руку на колено девушке, но Лада, не обратив внимания на мои слова, словно находилась в машине одна, заглушила мотор, вытащила ключи и выскочила из машины. Не успел я раскрыть рта, как она схватила с заднего сиденья свою сумку, закинула на плечо лямки и пошла к милиционеру.
– По-моему, нас ожидают крупные неприятности, – сказал профессор, наблюдая через заднее стекло за нашим чрезмерно экспансивным водителем. – Почему вы позволили ей забрать ключи?
– Вы разве не видели, что я не успел схватить ее за руку! – огрызнулся я, понимая, что буду кругом виноват, если сбудется предсказание Курахова.
Милиционер и Лада шли к будке поста. Наша дама первой поднялась по лестнице и зашла внутрь. Серое небо отражалось в больших запыленных окнах поста, и сквозь блики мы не видели, что там происходило.
– Я думаю, – мрачным тоном произнес Курахов, – что ее сейчас обыскивают.
– Странно, что ее, а не меня.
– Дойдет и до вас очередь, – заверил профессор и, то ли шутя, то ли серьезно, добавил: – Может быть, пока не поздно, дать деру через поле в лес?
Прошло три минуты. Лада не выходила.
– А сумку она взяла с собой, – сказал профессор, криво ухмыляясь и поглаживая то место, где сумка лежала. – Не доверяет.
– Если она действительно носит с собой наркоту, – вслух подумал я, – то вряд ли оттуда выйдет.
Не успел я закрыть рот, как открылась дверь поста и на ступени вышла Лада. Без конвоя и с сумкой. Она спустилась вниз, подошла к машине, кинула сумку на колени профессору и, как ни в чем не бывало, села за руль. Звякнули ключи в ее руке. Машина вздрогнула, и пост ГАИ вместе со всеми недавними проблемами утонул в облаке пыли.
Мы с Кураховым переглянулись.
– Они не сказали, что машина в розыске?
– Нет, не сказали.
Я, несколько сбитый с толку, откинулся на спинку и уставился на серую ленту дороги, несущуюся под колеса.
– Здесь что-то не то, – резюмировал профессор. – Так просто милиция не отпустит. Может быть, вы им заплатили? Или, скажем, оказали всему посту услугу интимного характера?
Я не ожидал, что Лада так резко затормозит, и едва не припечатался носом к ветровому стеклу. Машина, словно наткнувшись на невидимое препятствие, замерла посреди дороги. С диким воем, слева и справа, нас обгоняли автомобили. Почуявший неладное, профессор заволновался.
– А что такое? – спросил он меня. – Что случилось? Почему стоим?
Лада вышла из машины, открыла заднюю дверь и сказала:
– Выйдите, пожалуйста.
– Почему? – развел руками Курахов. – Почему я должен выходить?
Профессор выставил ноги наружу и привстал с сиденья. Мгновением раньше я понял, что произойдет. Лада залепила профессору такую звонкую пощечину, что даже мне стало больно. Отшатнувшись, Курахов схватился за лицо, потом сделал несколько шагов к обочине, словно намеревался уйти, но тотчас вернулся обратно и молча сел в машину.
«Все, – с удовлетворением подумал я, – больше ничего подобного он Ладе не скажет».
Мы поехали дальше, без всяких остановок и приключений миновав Симферополь и Джанкой, и за эти несколько часов никто из нас не проронил ни слова. Я полудремал на своем сиденье, сквозь щелочки век следя за дорогой, и совсем некстати вспоминал отца Агапа, который так хорошо сглаживал все конфликты, что изредка вспыхивали в нашем гостиничном дворе.
Тогда я еще не знал, что отец Агап, одержимый желанием спасти свою подопечную, почти сутки назад приехал в Лазещину и, замотав указательный палец на левой руке бинтом, весь минувший день слонялся по крохотному станционному залу, стремясь во что бы то ни стало привлечь внимание преступников, всеми правдами и неправдами увидеть Марину и разделить с ней ее тяжкую участь заложницы.