Если день не заладился с самого утра, вечером непременно случится какая-нибудь пакость. Что касается меня – это стопроцентная закономерность. Но утро первого апреля для всех дураков не предвещало ничего плохого. Домашние веселились как могли. Услышав грохот, а потом лай всех наших пяти собак, я натянула халат и спустилась на первый этаж. Домработница Ирка огорченно сказала:

– Вот, тянула шланг и разбила вазу.

– Ну и фиг с ней, – ответила я, зевая, – она мне никогда не нравилась, а выбросить рука не поднималась. Но зачем тебе понадобился садовый шланг в доме?

– Так позвонили от охранников и сообщили, что нам отключают воду на неделю, – тяжело дыша, сказала Ирка, – я побежала в ванную на первом этаже, открутила краны и…

– Что?

– Ничего, ни капли, как в пустыне. Вот хотела из колонки во дворе воды набрать.

– Значит, звонили?

– Ага, мужчина.

– В доме воды нет?

– Нет. Сказали, во всем поселке семь дней воды не ждите.

– Ира, – строго сказала я, – раскинь мозгами. Во всем нашем поселке нет воды, а у нас в колонке, по-твоему, есть?

– Действительно, – призадумалась домработница, – странно.

– Ничего удивительного, – вздохнула я, – тебя Аркадий который год первого апреля именно так и разыгрывает. Идет в подвал, перекрывает вентиль, а потом сообщает по телефону, что все, больше ни капли целый месяц, и ты начинаешь таскать в дом воду ведрами. Ну вспомни, как он в прошлом году приказал тебе заполнить все емкости вплоть до чайных чашек!

Ира надулась.

– Ну уж и не такая дура, как вы меня представить хотите! Сразу поняла, что Аркадий Константинович шутит!

– Зачем тогда шланг потянула?

– А вдруг действительно отключат?

Сказав последнюю фразу, домработница повернулась ко мне спиной. Она явно собиралась идти за веником и совком, чтобы убрать осколки.

И тут я захохотала в голос: пониже спины у Ирки болталась прицепленная крючком к юбке рыбка, вырезанная из бумаги. Это чисто французский прикол. Русские люди первого апреля самозабвенно врут и обманывают друг друга, а граждане Первой республики цепляют всем подряд – знакомым и незнакомым – рыбок. Я встречала на улицах Парижа ничего не подозревающих людей, спины которых украшали стаи «лососей». Прохожие, встретив такого «рыбака» или «рыбачку», естественно, смеются. Для нас Париж – второй дом, вот мы и набрались чужих обычаев.

За завтраком подали оладьи. Аркадий, Ольга и Маня быстро расхватали дымящуюся гору и принялись с аппетитом поедать любимое блюдо. Я же никак не могла справиться с оладушкой, оказавшейся на моей тарелке. Нож не хотел ее резать, вилка не желала в нее втыкаться… Наплевав на приличное поведение, я ухватила жирный кругляшок пальцами и попыталась откусить. Не тут-то было. Повторив несколько раз бесплодные попытки, я уставилась на сына, дочь и невестку, которые, мигом слопав свои ароматные лепешки, собирались приступить к кофе.

– Странная какая, – пробормотала я, тыча ножом в оладушку.

– Вам ее ни за что не съесть, – хихикнула Ирка, подавая кофе.

– Почему?

– Так она резиновая, – сообщила домработница и откровенно захохотала.

Противные дети начали бурно радоваться. Я молчала. Ничего, ничего, сейчас кто-нибудь откроет сахарницу. И точно. Ничего не подозревающая Ольга, которую все дома зовут Зайкой, схватила керамический бочонок, сняла крышку и насыпала себе в кофе три ложечки песка. Вслед за ней и остальные потянулись за сахаром. Вмиг над их чашками появился белый дымок, и содержимое начало фонтаном взлетать вверх.

– Что это? – заорала Зайка.

Я хихикнула: продавцы в магазине «Смешные ужасы» не обманули. «Взрывающийся сахар» – весьма эффектная фенька.

Потом в столовую влетел как всегда опаздывающий на работу Дегтярев и плюхнулся на стул. Раздался характерный звук: «пу-ук».

– Что случилось? – подскочил полковник.

Маша с самым невинным видом заявила:

– Извини, дядя Саша, но мы слишком хорошо воспитаны, чтобы реагировать на то, что ты пукаешь за завтраком.

– Я? – побагровел Александр Михайлович.

– Но ведь не я же, – ответил Кеша.

Полковник разинул рот и не нашел достойного ответа. Мне стало жаль наивного толстяка:

– Встань.

Дегтярев покорно поднялся. Я откинула со стула накидку и потрясла перед ним резиновым мешочком.

– Сегодня первое апреля, и они подсунули тебе пукательную подушку.

Весело хохоча, домашние понеслись к выходу. Всех их ждал напряженный день: у Мани сегодня две контрольные, потом занятия в кружке при Ветеринарной академии, у Зайки выход в эфир на телевидении где-то около пяти. Моя невестка ведет спортивную программу. Аркадий направлялся в тюрьму. Не подумайте плохого: мой сын – адвокат и в следственном изоляторе встречается с клиентами.

– Дурацкая шутка, – буркнул полковник.

С недавнего времени Дегтярев живет в нашем доме в Ложкине. Нас связывают годы дружбы, и дети хотели, чтобы полковник переселился в Ложкино. Тот долгое время сопротивлялся изо всех сил, но в конце концов они его «сломали», и Александр Михайлович перебрался в коттедж. Он мой старый друг. Дегтярев был свидетелем моих четырех замужеств, и я никогда не рассматривала полковника как возможного сексуального партнера. Впрочем, он тоже не пытался ухаживать за мной.

– Нет, все-таки здорово, – сказала как-то раз Манюня, – что дядя Саша не захотел жениться на мусечке. Он бы давным-давно от нее сбежал, роняя тапки. А так живет с нами под одной крышей.

– Какой кретин придумал эти подушки? – негодовал Дегтярев, наваливая себе на тарелку оладьи.

Я изловчилась, сунула ему в чай пластмассовую муху и предложила:

– А ты отомсти.

– Как?

– Кто из нас в милиции работает? Придумай.

– Верно, – обрадовался полковник, – сейчас Аркадию мало не покажется!

Он схватил телефон и закричал:

– Алло! Симбирцева позовите. Слышь, Коля, это я, Дегтярев. Сообщи там на посты, пусть тормознут джип «Шевроле» номер М 377 ОМ. За рулем Воронцов Аркадий Константинович. Нет, ничего не сделал, он адвокат, просто мне нужно, чтобы он от Кольцевой дороги до СИЗО № 3 пару часов ехал. Останавливайте, проверяйте документы, багажник, извиняйтесь и отпускайте. Только отдай приказ всем! Ну спасибо.

Положив трубку, полковник торжествующе сказал:

– Вот, будет знать, как меня прилюдно позорить!

Я была в курсе, что подушечку под полковника положила Маруська, но выдавать дочь не стала, а просто поднялась к себе и позвонила сыну на мобильный.

– Кешка, оставь джип где-нибудь на стоянке и пользуйся сегодня леваками.

– Это еще почему? – возмутился парень.

– Поверь, что так будет лучше.

– Знаешь, мать, – донеслось из трубки, – ты фиговая выдумщица, даже разыграть не можешь как следует.

Я швырнула трубку на кровать. Ладно, посмотрим, как ему понравится объясняться сегодня весь день с дорожно-патрульной службой. Мое дело предупредить, а его – не прислушаться к моему совету.

День потек своим чередом. Я мирно читала детектив, когда раздался звонок.

– Дашка, ты? – нервно прокричал Жора Колесов.

– Привет, слушаю.

– Чего делаешь вечером?

– Смотря в каком часу…

– В семь.

– Наверное, буду глядеть «Новости» по НТВ, а что?

– Дашка, – заныл Жора, – будь другом, выручи!

– Опять машину разбил? – спросила я.

Жору Колесова я знаю лет десять. Его первая жена Катюшка была моей хорошей подругой. Катька прожила с Жоркой лет шесть, потом развелась и уехала в Израиль, а ее бывший муж остался в России и числился у нас в друзьях. Колесов, расставшись с Катей, женился еще не раз. Вторую его супругу, Аню, я тоже знала, а вот с остальными не успела познакомиться, уж больно часто он их менял. Жора занимается бизнесом, торгует компьютерами и довольно хорошо зарабатывает, но вечно сидит без денег. Во-первых, он жуткий бабник старой закваски. Даже случайным любовницам делает дорогие подарки, а во-вторых, гоняет на автомобиле как угорелый и вечно попадает в аварии. Как всех дураков, господь его бережет: Колесов еще ни разу не побывал в больнице, но тачки он сдает в металлолом – они после аварий восстановлению уже не подлежат.